Неточные совпадения
Героем моим, между
тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось в послеисповедных и передпричастных правилах; и когда, наконец, он подошел к чаше и повторил за священником: «Да будет мне сие не в суд и не в осуждение», — у него задрожали руки, ноги, задрожали даже голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел
силы проглотить данную ему каплю — и
то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился в землю и стал горячо-горячо молиться, что бог допустил его принять крови и плоти господней!
— Православное учение, — говорил настоятель каким-то даже расслабленным голосом, — ежели кто окунется в него духом,
то, как в живнодальном источнике, получит в нем и крепость, и
силу, и здравие!..
— Справедливое слово, Михайло Поликарпыч, — дворовые — дармоеды! — продолжал он и там бунчать, выправляя свой нос и рот из-под подушки с явною целью, чтобы ему ловчее было храпеть, что и принялся он делать сейчас же и с замечательной
силой. Ванька между
тем, потихоньку и, видимо, опасаясь разбудить Макара Григорьева, прибрал все платье барина в чемодан, аккуратно постлал ему постель на диване и сам сел дожидаться его; когда же Павел возвратился, Ванька не утерпел и излил на него отчасти гнев свой.
Вот этот цветок, употреби его для обоняния — он принесет пользу; вкуси его — и он — о, чудо перемены! — смертью тебя обледенит, как будто в нем две разнородные
силы: одна горит живительным огнем, другая веет холодом могилы; такие два противника и в нас:
то — благодать и гибельные страсти, и если овладеют страсти нашею душой, завянет навсегда пленительный цветок».
— Да-с, недурно, — подтвердил и Неведомов. — Шекспир есть высочайший и, в
то же время, реальнейший поэт — в этом главная
сила его!
— Как что же? — перебил его Неведомов. — Поэзия, в самых смелых своих сравнениях и метафорах, все-таки должна иметь здравый человеческий смысл. У нас тоже, — продолжал он, видимо, разговорившись на эту
тему, — были и есть своего рода маленькие Викторы Гюго, без свойственной, разумеется, ему
силы.
Вечером они принялись за сие приятное чтение. Павел напряг все внимание, всю
силу языка, чтобы произносить гекзаметр, и при всем
том некоторые эпитеты не выговаривал и отплевывался даже при этом, говоря: «Фу ты, черт возьми!» Фатеева тоже, как ни внимательно старалась слушать, что читал ей Павел, однако принуждена была признаться...
— Очень хорошо, — отвечал
тот, в свою очередь, искренно, — главное, совершенно самобытно, ничего не заимствовано; видно, что это ростки вашей собственной творческой
силы. Посмотрите, вон у Салова — всюду понадергано:
то видна подслушанная фраза,
то выхвачено из Гоголя,
то даже из водевиля, — неглупо, но сухо и мертво, а у вас, напротив, везде нерв идет — и нерв ваш собственный.
— Кончилась
тем, что девушку-то выслали к барыне, никак отстоять ее не мог, — по этапу, кажется, и гнали; очень уж велика власть-то и
сила господская, — ничего с ней не поделаешь.
Петр, видимо, выбился из
сил, не зная, как и куда направлять лошадей;
те, в свою очередь, были все в пене; но в воздухе было превосходно: солнце сильно пекло, повсюду пахнуло каким-то теплом и весной.
Мари некоторое время оставалась в прежнем положении, но как только раздались голоса в номере ее мужа,
то она, как бы под влиянием непреодолимой ею
силы, проворно встала с своего кресла, подошла к двери, ведущей в
ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
Что касается до инженера,
то он молчал и как бы собирался с
силами, чтобы грознее разразиться над произведением моего героя.
Вихров велел сотскому показывать дорогу и пошел. Мелков, очень слабый, как видно, на ногах, следуя за ним, беспрестанно запинался. Мужики шли сзади их. Время между
тем было далеко за полдень. Подойдя к лесу, Вихров решился разделить свои
силы.
— Вопрос тут не во мне, — начал Вихров, собравшись, наконец, с
силами высказать все, что накопилось у него на душе, — может быть, я сам во всем виноват и действительно никуда и ни на что не гожусь; может быть, виновата в
том злосчастная судьба моя, но — увы! — не я тут один так страдаю, а сотни и тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи.
Однажды, это было в пятницу на страстной неделе, Вихров лежал, закинув голову на подушки; ему невольно припоминалась другая, некогда бывшая для него страстная неделя, когда он жил у Крестовниковых: как он был тогда покоен, счастлив; как мало еще знал всех гадостей людских; как он верил в
то время в жизнь, в правду, в свои собственные
силы; а теперь все это было разбито — и что предстояло впереди, он еще и сам не знал хорошенько.
Он чувствовал, что каждое слово, которое говорил описываемый им молодой человек, сталью крепкой отзывалось; но в
то же время Вихров с удовольствием помышлял, что и этой
силы недостанет сделать что-нибудь честное в службе при нынешнем ее порядке.
— Дай только в лоб нацелиться, чтобы верный был выстрел, — шипел Вихров и готов был спустить курок, но в это время вбежал Симонов — и сам бог, кажется, надоумил его догадаться, в чем тут дело и что ему надо было предпринять: он сразу же подбежал к Вихрову и что есть
силы ударил его по руке; ружье у
того выпало, но он снова было бросился за ним — Симонов, однако, схватил его сзади за руки.
Не забыть мне, милостивые государи, и
того, — продолжал Вихров, — как некогда блестящий и светский полковник обласкал и заступился за меня, бедного и гонимого литератора, как меня потом в целом городе только и оприветствовали именно за
то, что я был гонимый литератор, — это два брата Захаревские: один из них был прокурор и бился до последних
сил с деспотом-губернатором, а другой — инженер, который давно уже бросил мелкое поприще чиновника и даровито принялся за дело предпринимателя «…
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без
того это такая честь… Конечно, слабыми моими
силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да
тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Молиться в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с
той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, //
Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает
силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в
том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…