Неточные совпадения
— Всегда, всегда наши попики вместе с немецкими унтерами брили и стригли народ! —
произнес Николай Силыч ядовитейшим
тоном.
Павел неторопливо разрезал роман, прочел его заглавие, а потом
произнес как бы наставническим
тоном...
— А!.. —
произнес Николай Силыч протяжно и каким-то довольно странным
тоном.
— Да, он всегда желал этого, —
произнес, почти с удивлением, Постен. — Но потом-с!.. — начал он рассказывать каким-то чересчур уж пунктуальным
тоном. — Когда сам господин Фатеев приехал в деревню и когда все мы — я, он, Клеопатра Петровна — по его же делу отправились в уездный город, он там, в присутствии нескольких господ чиновников, бывши, по обыкновению, в своем послеобеденном подшефе, бросается на Клеопатру Петровну с ножом.
— С величайшею готовностью, —
произнес Салов, как будто бы ничего в мире не могло ему быть приятнее этого предложения. — Когда ж вы это написали? — продолжал он
тоном живейшего участия.
— Все от бедности моей проистекает! —
произнес комически-смиренным
тоном Салов, видимо, желая замять этот разговор. — Я смиряюсь перед ним, потому что думаю у него денег занять! — шепнул он потом на ухо Марьеновскому; но тот даже не поворотился к нему на это.
— Меня-с!.. Смею вам представить себя в пример, —
произнес тем же раздраженным
тоном Вихров.
— Бога ради, — кричал Вихров королю, — помните, что Клавдий — не пошлый человек, и хоть у переводчика есть это немножко в
тоне его речи, но вы выражайтесь как можно величественнее! — И председатель казенной палаты начал в самом деле
произносить величественно.
— Но за что же?.. За что? —
произнес исправник вкрадчивым уже
тоном. — Irren ist menschlich! [Людям свойственно заблуждаться! (нем.).] — прибавил он даже по-немецки.
— Я говорю не в отношении вас, а в отношении опекуна, —
произнес губернатор самым равнодушным
тоном, как бы не принимая в этом деле никакого личного участия.
— Но что ж делать — мало ли по службе бывает неприятностей! —
произнес начальник губернии
тоном философа.
— Вашему превосходительству мой поклон! —
произнес он ему каким-то почти обязательным
тоном.
— Боже мой, кого я вижу! —
произнес он, но тоже покровительственным
тоном. — Выпустили, наконец, вас, освободили?
— О нет! —
произнес Абреев. — Но это вы сейчас чувствуете по
тону получаемых бумаг, бумаг, над которыми, ей-богу, иногда приходилось целые дни просиживать, чтобы понять, что в них сказано!.. На каждой строчке: но, впрочем, хотя… а что именно — этого-то и не договорено, и из всего этого вы могли вывести одно только заключение, что вы должны были иметь железную руку, но мягкую перчатку.
— Ну, не думаю; правда, я ее знала ребенком; может быть, теперь она очень переменилась, а когда я ее знала в институте, она не подавала таких надежд. Я ведь раньше их вышла за два года, но все-таки не думаю, чтобы Женни на такую штуку рискнула, —
произнесла тоном опытной женщины Калистратова.
Речь магистранта затянулась. Он, видимо, заучил ее наизусть и
произносил тоном проповедника, с умышленными паузами и с примесью какого-то акцента. Пирожков вспомнил, что этого купчика воспитывали по-немецки.
Неточные совпадения
Губернаторша
произнесла несколько ласковым и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «А, Павел Иванович, так вот как вы!..» В точности не могу передать слов губернаторши, но было сказано что-то исполненное большой любезности, в том духе, в котором изъясняются дамы и кавалеры в повестях наших светских писателей, охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего
тона, в духе того, что «неужели овладели так вашим сердцем, что в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
Название болезни он
произнес со вкусом, с важностью и облизал языком оттопыренные синеватые губы. Курносым он казался потому, что у него вспухли, туго надулись щеки и нос
утонул среди них.
Клим посмотрел на Кутузова с недоумением: неужели этот мужик, нарядившийся студентом, — марксист? Красивый голос Кутузова не гармонировал с читающим
тоном, которым он
произносил скучные слова и цифры. Дмитрий помешал Климу слушать:
Сначала в ее
тоне Клим слышал нечто церковное, она даже
произнесла несколько стихов из песнопений заупокойной литургии, но эти мрачные стихи прозвучали тускло.
— Опять… —
произносила Хиония Алексеевна таким
тоном, как будто каждый шаг Привалова по направлению к бахаревскому дому был для нее кровной обидой. — И чего он туда повадился? Ведь в этой Nadine, право, даже интересного ничего нет… никакой женственности. Удивляюсь, где только у этих мужчин глаза… Какой-нибудь синий чулок и… тьфу!..