Неточные совпадения
По случаю безвыездной деревенской жизни отца, наставниками его пока были: приходский дьякон, который версты
за три бегал каждый день поучить его часа два; потом был взят к нему расстрига — поп, но оказался уж очень сильным пьяницей; наконец, учил его старичок, переезжавший несколько десятков лет от
одного помещика к
другому и переучивший, по крайней мере, поколения четыре.
Точно чудовища какие высились огромные кулисы, задвинутые
одна на
другую, и
за ними горели тусклые лампы, — мелькали набеленные и не совсем красивые лица актеров и их пестрые костюмы.
Вслед
за этой четой скоро наполнились и прочие кресла, так что из дырочки в переднем занавесе видны стали только как бы сплошь
одна с
другой примкнутые головы человеческие.
Он
одного за это мужичка поколотил,
другого, третьего…
Чтобы больше было участвующих, позваны были и горничные девушки. Павел, разумеется, стал в пару с m-me Фатеевой. М-lle Прыхина употребляла все старания, чтобы они все время оставались в
одной паре. Сама, разумеется, не ловила ни того, ни
другую, и даже, когда горничные горели, она придерживала их
за юбки, когда тем следовало бежать. Те, впрочем, и сами скоро догадались, что молодого барина и приезжую гостью разлучать между собою не надобно; это даже заметил и полковник.
— Отчего же никому? — произнес протяжно Салов: у него в это время мелькнула мысль: «
За что же это он меня
одного будет этим мучить, пусть и
другие попробуют этой прелести!» У него от природы была страсть хоть бы чем-нибудь да напакостить своему ближнему. — Вы бы позвали и
других ваших знакомых: Марьеновского, как этих, — Замина и Петина; я думаю, перед более многочисленной публикой и читать приятнее?
— Здесь вас ожидают ваши старые знакомые, — говорил Захаревский, идя вслед
за ним. — Вот они!.. — прибавил он, показывая на двух мужчин, выделившихся из толпы и подходящих к Вихрову.
Один из них был в черной широкой и нескладной фрачной паре, а
другой, напротив, в узеньком коричневого цвета и со светлыми пуговицами фраке, в серых в обтяжку брюках, с завитым хохолком и с нафабренными усиками.
При отъезде m-me Эйсмонд Ришар дал ей письмо к
одному своему
другу, берлинскому врачу, которого прямо просил посоветовать этой даме пользоваться, где только она сама пожелает и в какой только угодно ей местности. Ришар предполагал, что Мари стремится к какому-нибудь предмету своей привязанности
за границу. Он очень хорошо и очень уж давно видел и понимал, что m-r Эйсмонд и m-me Эйсмонд были, как он выражался, без взаимного нравственного сродства, так как
одна была женщина умная, а
другой был мужчина глупый.
— Я жил в деревне и написал там два рассказа, из которых
один был недавно напечатан, а
другой представлен в цензуру, но оба их, говорят, теперь захватили и
за мной послали фельдъегеря, чтобы арестовать меня и привезти сюда, в Петербург.
— Сами они николи не ездят и не ходят даже по земле, чтобы никакого и следа человеческого не было видно, — а по пням скачут, с пенька на пенек, а где их нет, так по сучьям; уцепятся
за один сучок, потом
за другой, и так иной раз с версту идут.
— От души благодарю вас, что приехали запросто!.. — говорила хозяйка дома, делая ему ручкой из-за стола,
за которым она сидела, загороженная с
одной стороны Юлией, а с
другой — начальником губернии. — А у меня к вам еще просьба будет — и пребольшая, — прибавила она.
Отмахиваясь от них своими длинными рукавами, он закричал, но собаки еще пуще на него накинулись, и
одна из них, более
других смелая, стала хватать его
за шинель и разорвала ее.
— Только грешникам вбегать в эту гору, — говорил кучер, поспевая бегом
за тарантасом и неся в
одной руке фонарь, а в
другой — огромный кол.
— Попервоначалу она тоже с ним уехала; но, видно, без губернаторства-то денег у него немножко в умалении сделалось, она из-за него
другого стала иметь. Это его очень тронуло, и
один раз так, говорят, этим огорчился, что крикнул на нее
за то, упал и мертв очутился; но и ей тоже не дал бог
за то долгого веку: другой-то этот самый ее бросил, она — третьего, четвертого, и при таком пути своей жизни будет ли прок, — померла, говорят, тоже нынешней весной!
— Интриговать
друг против
друга — это, я тебе скажу, такое вечное и беспрерывное подшибанье
один другого, такая скачка вперегонку
за крестами и чинами, что, ей-богу, они мне кажутся иногда сумасшедшими.
Не забыть мне, милостивые государи, и того, — продолжал Вихров, — как некогда блестящий и светский полковник обласкал и заступился
за меня, бедного и гонимого литератора, как меня потом в целом городе только и оприветствовали именно
за то, что я был гонимый литератор, — это два брата Захаревские:
один из них был прокурор и бился до последних сил с деспотом-губернатором, а
другой — инженер, который давно уже бросил мелкое поприще чиновника и даровито принялся
за дело предпринимателя «…
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж
одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это
за жаркое? Это не жаркое.
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела;
за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям;
за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом;
за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся
одна к
другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и
за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? //
Один сказал: кабатчики, //
Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Некоторое время Угрюм-Бурчеев безмолвствовал. С каким-то странным любопытством следил он, как волна плывет
за волною, сперва
одна, потом
другая, и еще, и еще… И все это куда-то стремится и где-то, должно быть, исчезает…
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и казалось им, что это люди какие-то особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с
одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на
другую плоскую возвышенность, переходят через
один мост для того, чтобы перейти вслед
за тем через
другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…