Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь
задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
Неточные совпадения
Полковник был от
души рад отъезду последнего, потому что мальчик этот,
в самом деле, оказался ужасным шалуном: несмотря на то, что все-таки был не дома, а
в гостях, он успел уже слазить на все крыши, отломил у коляски дверцы, избил маленького крестьянского мальчишку и, наконец, обжег
себе в кузнице страшно руку.
Анна Ивановна была дочь одного бедного чиновника, и приехала
в Москву с тем, чтобы держать
в университете экзамен на гувернантку. Она почти без копейки денег поселилась
в номерах у m-me Гартунг и сделалась какою-то дочерью второго полка студентов: они все почти были
в нее влюблены, оберегали ее честь и целомудрие, и почти на общий счет содержали ее, и не позволяли
себе не только с ней, по даже при ней никакой неприличной шутки: сама-то была она уж очень чиста и невинна
душою!
— Нет, и вы
в глубине
души вашей так же смотрите, — возразил ему Неведомов. — Скажите мне по совести: неужели вам не было бы тяжело и мучительно видеть супругу, сестру, мать, словом, всех близких вам женщин — нецеломудренными? Я убежден, что вы с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны
собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил
в «Гамлете», что для человека одно из самых ужасных мучений — это подозревать, например, что мать небезупречна…
Павел вскоре после того ушел к Неведомову, чтоб узнать от того, зачем он едет к Троице, и чтоб поговорить с ним о собственных чувствованиях и отношениях к m-me Фатеевой.
В глубине
души он все-таки чувствовал
себя не совсем правым против нее.
Тарантас поехал. Павел вышел за ворота проводить его. День был ясный и совершенно сухой; тарантас вскоре исчез, повернув
в переулок. Домой Вихров был не
в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану подать
себе фуражку и вышел на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея, сосала ему
душу.
На своих служебных местах они, разумеется, не бог знает что делали; но положительно можно сказать, что были полезнее разных умников-дельцов уж тем, что не хапали
себе в карман и не
душили народ.
Слова: принести
себя в жертву, убегу совсем — подняли
в душе Клеопатры Петровны страшную бурю оскорбленного самолюбия.
Он
в одно и то же время чувствовал презрение к Клеопатре Петровне за ее проделки и презрение к самому
себе, что он мучился из-за подобной женщины; только некоторая привычка владеть
собой дала ему возможность скрыть все это и быть, по возможности, не очень мрачным; но Клеопатра Петровна очень хорошо угадывала, что происходит у него на
душе, и, как бы сжалившись над ним, она, наконец, оставила его
в зале и проговорила...
Поддерживаемый буржуазией, 2 декабря 1852 года совершил государственный переворот и объявил
себя императором.], то он с удовольствием объявил, что тот, наконец, восторжествовал и объявил
себя императором, и когда я воскликнул, что Наполеон этот будет тот же губернатор наш, что весь род Наполеонов надобно сослать на остров Елену, чтобы никому из них никогда не удалось царствовать, потому что все они
в душе тираны и душители мысли и, наконец, люди
в высшей степени антихудожественные, — он совершенно не понял моих слов.
«Да, все это — дребедень порядочная!» — думал он с грустью про
себя и вовсе не подозревая, что не произведение его было очень слабо, а что
в нем-то самом совершился художественный рост и он перерос прежнего самого
себя; но, как бы то ни было, литература была окончательно отложена
в сторону, и Вихров был от
души даже рад, когда к нему пришла бумага от губернатора,
в которой тот писал...
— Следует, по закону, безотлагательно… Тысячу рублей, говорят, исправнику-то дали за это дело, — присовокупил секретарь. — Вот у меня где эта земская полиция сидит! — произнес он затем, слегка ударяя
себя в грудь. — Она всю кровь мою мне испортила, всю
душу мою истерзала…
Герой мой тоже возвратился
в свою комнату и, томимый различными мыслями, велел
себе подать бумаги и чернильницу и стал писать письмо к Мари, — обычный способ его, которым он облегчал
себя, когда у него очень уж много чего-нибудь горького накоплялось на
душе.
Мари все это очень хорошо видела и понимала, что происходит
в душе нежно любимого ею человека, но решительно недоумевала, как и чем было помочь тому; к мужу она была действительно почти нежна, потому что считала это долгом для
себя, своей неотклонимой обязанностью, чтобы хоть сколько-нибудь заслужить перед ним свой проступок.
— Вот как! — произнес герой мой, и (здесь я не могу скрыть)
в душе его пошевелилось невольное чувство зависти к прежнему своему сверстнику. «За что же, за что воздают почести этому человеку?» — думал он сам с
собой.
Я помню, например, как наш почтенный Виктор Петрович Замин, сам бедняк и почти без пристанища, всей
душой своей только и болел, что о русском крестьянине, как Николай Петрович Живин, служа стряпчим, ничего
в мире не произносил с таким ожесточением, как известную фразу
в студенческой песне: «Pereat justitia!», как Всеволод Никандрыч, компрометируя
себя, вероятно, на своем служебном посту, ненавидел и возмущался крепостным правом!..
— Неужели же, — продолжала Настенька, — она была бы счастливее, если б свое сердце, свою нежность, свои горячие чувства, свои, наконец, мечты, все бы
задушила в себе и всю бы жизнь свою принесла в жертву мужу, человеку, который никогда ее не любил, никогда не хотел и не мог ее понять? Будь она пошлая, обыкновенная женщина, ей бы еще была возможность ужиться в ее положении: здесь есть дамы, которые говорят открыто, что они терпеть не могут своих мужей и живут с ними потому, что у них нет состояния.
Неточные совпадения
Стародум. А! Сколь великой
душе надобно быть
в государе, чтоб стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению
души человека, имеющего
в руках своих судьбу
себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Стародум(целуя сам ее руки). Она
в твоей
душе. Благодарю Бога, что
в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать
себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
И точно:
в тот же день отписал бригадир на
себя Козыреву движимость и недвижимость, подарив, однако, виновному хижину на краю города, чтобы было где
душу спасти и
себя прокормить.
Но что весьма достойно примечания: как ни ужасны пытки и мучения,
в изобилии по всей картине рассеянные, и как ни удручают
душу кривлянья и судороги злодеев, для коих те муки приуготовлены, но каждому зрителю непременно сдается, что даже и сии страдания менее мучительны, нежели страдания сего подлинного изверга, который до того всякое естество
в себе победил, что и на сии неслыханные истязания хладным и непонятливым оком взирать может".
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского есть только его ни на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того,
в глубине
души ему хотелось испытать
себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была
в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.