Неточные совпадения
Князь в это время шагал по Невскому. Карету он обыкновенно всегда отпускал и ездил в ней только туда, куда ему надобно было очень чистым и незагрязненным явиться. Чем ближе он подходил
к своей гостинице, тем быстрее шел и, придя
к себе в номер, сейчас же принялся
писать, как бы спеша передать волновавшие его чувствования.
Елена все это время полулежала в гостиной на диване: у нее страшно болела голова и на душе было очень скверно. Несмотря на гнев свой против князя, она начинала невыносимо желать увидеть его поскорей, но как это сделать:
написать ему письмо и звать его, чтобы он пришел
к ней, это прямо значило унизить свое самолюбие, и, кроме того, куда адресовать письмо? В дом
к князю Елена не решалась, так как письмо ее могло попасться в руки княгини; надписать его в Роше-де-Канкаль, — но придет ли еще туда князь?
— Мне очень бы желалось знать, — начала она, — что пресловутая Наталья Долгорукова [Наталья Долгорукая (1714—1771) — княгиня Наталья Борисовна Долгорукова, дочь фельдмаршала графа Б.П.Шереметева. Последовала за мужем И.А.Долгоруковым в ссылку.
Написала «Записки» о своей жизни. Судьба ее стала темой поэмы И.И.Козлова, «Дум»
К.Ф.Рылеева и других произведений.] из этого самого рода Шереметевых, которым принадлежит теперь Останкино?
На другой день после этого объяснения, барон
написал к князю Григорову письмо, в котором, между прочим, излагал, что, потеряв так много в жизни со смертью своего благодетеля, он хочет отдохнуть душой в Москве, а поэтому спрашивает у князя еще раз позволения приехать
к ним погостить.
Елена принялась
писать к князю письмо.
—
Пишут во всяком!.. — проговорила Анна Юрьевна, и при этом ей невольно пришла в голову мысль: «Княгиня, в самом деле, может быть, такая еще простушка в жизни, что до сих пор не позволила барону приблизиться
к себе, да, пожалуй, и совсем не позволит», и вместе с тем Анне Юрьевне кинулось в глаза одно, по-видимому, очень неважное обстоятельство, но которое, тем не менее, она заметила.
— Да, et pour des raisons desagreables!.. [и по неприятному поводу!.. (франц.).] Там у меня какие-то процессы глупые затеваются; надобно ехать
к нотариусу,
написать одному господину доверенность.
Барон очень хорошо понимал, что составлять подобные проекты такой же вздор, как и
писать красноречивые канцелярские бумаги, но только он не умел этого делать, с юных лет не привык
к тому, и вследствие этого для него ясно было, что на более высокие должности проползут вот эти именно составители проектов, а он при них — самое большое, останется чернорабочим.
На другой день после этого вечера барон, сидя в своем нарядном кабинете,
писал в Петербург письмо
к одному из бывших своих подчиненных...
Вы знаете всегдашнюю мою слабость
к историческим занятиям (барон, действительно, еще служа в Петербурге, весьма часто говорил подчиненным своим, что он очень любит историю и что будто бы даже
пишет что-то такое о ливонских рыцарях), но где же, как не в праматери русской истории, это делать?
— Никакого тут яду нет. Не так бы
к этим господам следовало
писать! — возразила Анна Юрьевна с неудовольствием, однако написанное прежде ею письмо изорвала, а продиктованное бароном запечатала и отправила. Барон вообще, день ото дня, все больше и больше начинал иметь на нее влияние, и это, по преимуществу, происходило оттого, что он казался Анне Юрьевне очень умным человеком.
Здесь он прежде всего
написал княгине записку: «По разного рода делам моим, я не мог до сего времени быть у вас; но если вы позволите мне сегодняшний день явиться
к вам в качестве вашего партнера, то я исполнил бы это с величайшим удовольствием».
— Ну, хотите, я
к нему
напишу, чтобы он пришел ко мне?
Г-жа Петицкая после этого сейчас же побежала домой и
написала Миклакову записку на французском языке, в которой приглашала его прийти
к ней, поясняя, что у нее будет „une personne, qui desire lui dire quelques paroles consolatrices“ [«одна особа, которая желает ему сказать несколько слов утешения» (франц.).], и что настанет даже время, „il sera completement heureux“ [«он будет вполне счастлив» (франц.).].
Елпидифор Мартыныч после того принялся
писать рецепт, продолжая искоса посматривать на свою шляпенку и соображая, каким образом она могла попасть
к г-же Петицкой.
Миклаков хоть и старался во всей предыдущей сцене сохранить спокойный и насмешливый тон, но все-таки видно было, что сообщенное ему Еленою известие обеспокоило его, так что он, оставшись один, несколько времени ходил взад и вперед по своему нумеру, как бы что-то обдумывая; наконец, сел
к столу и
написал княгине письмо такого содержания: «Князя кто-то уведомил о нашей, акибы преступной, с вами любви, и он, говорят, очень на это взбешен.
Наконец, она, как бы придумав что-то такое,
написала Петицкой, все еще болевшей, о своем отъезде и просила ее, чтобы она, если только может, приехала
к ней.
Терпение Елены истощилось; она приготовилась уже
написать князю бранчивое письмо и спросить его, «что это значит, и по какому праву он позволяет себе выкидывать подобные штучки», как вдруг увидела из окна, что князь подходит
к ее домику.
— Чем тебе обижать заранее человека такими предположениями, ты лучше
напиши к кому-нибудь из твоих знакомых в Париже, — пусть они проверят на месте письмо госпожи Петицкой, — сказала она.
Чтобы спасти себя на дальнейшее время от подобного господина, князь тут же
написал и отправил
к нему не совсем ласкового свойства письмецо: «Милостивый государь!
Жуквич
писал Елене: «Я получил от князя очень грубый отказ от дому: что такое у вас произошло?.. Я, впрочем, вам наперед предсказывал, что откровенность с князем ни
к чему не может повести доброму. Буду ли я когда-нибудь и где именно иметь счастие встретиться с вами?»
— Нет, я сама ему
писала; я на короткое время
к матери переезжаю! — присовокупила она, чтоб отвязаться от дальнейших расспросов.
— Жену ожидает! — повторил Жуквич. — С Миклаковым княгиня разошлась;
писала ж после того мужу и теперь сбирается скоро приехать
к нему совсем на житье.
«Вы сами, князь, —
писала Петицкая, — знаете по собственному опыту, как можно ошибаться в людях; известная особа, по здешним слухам, тоже оставила вас, и теперь единственное, пламенное желание княгини — возвратиться
к вам и ухаживать за вами. А что она ни в чем против вас не виновна — в этом бог свидетель. Я так же, как и вы, в этом отношении заблуждалась; но, живя с княгиней около полутора лет, убедилась, что это святая женщина: время лучше докажет вам то, что я
пишу в этих строках…»
— Ипохондрия… больше ничего, ипохондрия! — сказал Елпидифор Мартыныч, смотря с чувством на князя. — Ну-с, не извольте хмуриться, все это я сделаю:
напишу княгине и устрою, как следует! — заключил он и, приехав домой, не откладывая времени, принялся своим красивым семинарским почерком
писать к княгине письмо, которым прямо от имени князя приглашал ее прибыть в Москву.
Елена на это ничего не отвечала и продолжала
писать; а кончив прошение, она почти перебросила его
к Оглоблину, а потом сама встала и вышла из присутствия.
— Вот видите-с, вы, значит,
к этому делу-то еще и непривычны, а мы так желаем, чтобы дочь наша танцевать выучилась и чтобы
писала тоже поисправней, а то отец вон все ругается: «Что, говорит, ты
пишешь как скверно!».
Думала потом
написать к князю и попросить у него денег для ребенка, — князь, конечно, пришлет ей, — но это прямо значило унизиться перед ним и, что еще хуже того, унизиться перед его супругой, от которой он, вероятно, не скроет этого, и та, по своей пошлой доброте, разумеется, будет еще советовать ему помочь несчастной, — а Елена скорее готова была умереть, чем вынести подобное самоуничижение.
— Вольтер-с перед смертию покаялся […перед смертью покаялся. — Желая получить право на захоронение своего праха, Вольтер за несколько месяцев до своей смерти, 29 февраля 1778 года,
написал: «Я умираю, веря в бога, любя моих друзей, не питая ненависти
к врагам и ненавидя суеверие».], а эта бабенка не хотела сделать того! — присовокупил Елпидифор Мартыныч, знаменательно поднимая перед глазами Миклакова свой указательный палец.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут
пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю:
к чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий. Я здесь
напишу. (
Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (
Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения
написать в вашем присутствии одну строчку
к жене, чтоб она приготовилась
к принятию почтенного гостя?
Здесь много чиновников. Мне кажется, однако ж, они меня принимают за государственного человека. Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье! Напишу-ка я обо всем в Петербург
к Тряпичкину: он пописывает статейки — пусть-ка он их общелкает хорошенько. Эй, Осип, подай мне бумагу и чернила!
Анна Андреевна. Послушай: беги
к купцу Абдулину… постой, я дам тебе записочку (садится
к столу,
пишет записку и между тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею
к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.