Неточные совпадения
Однажды — это было, когда Михайле Борисовичу стукнуло уже за шестьдесят — перед началом одной духовной церемонии кто-то
заметил ему: «Ваше высокопревосходительство, вы бы изволили сесть, пока служба
не началась»…
— Да, жизнь
не очень деятельная! —
заметил с улыбкою барон.
Во-первых, в Петербурге действительно меха лучше и дешевле; во-вторых, мне кажется, мы настолько добрые и хорошие знакомые, что церемониться нам в подобных вещах
не следует, и
смею вас заверить, что даже самые огромные денежные одолжения, по существу своему, есть в то же время самые дешевые и ничтожные и, конечно, никогда
не могут окупить тех высоконравственных наслаждений, которые иногда люди дают друг другу и которые я в такой полноте встретил для себя в вашем семействе.
Воспоминания эти, должно быть, были слишком тяжелы и многознаменательны для князя, так что он
не заметил даже, как кучер подвез его к крыльцу дома и остановил лошадей.
Известие, что Елена к ним сегодня заходила, явным образом порадовало его, так что он тотчас же после того сделался гораздо веселее, стал рассказывать княгине разные разности о Петербурге, острил, шутил при этом. Та, с своей стороны,
заметила это и вряд ли даже
не поняла причины тому, потому что легкое облако печали налетело на ее молодое лицо и
не сходило с него ни во время следовавшего затем обеда, ни потом…
— Да! — поспешила согласиться княгиня: она больше всего в эти минуты желала, чтобы как-нибудь прекратить подобный разговор, от которого, она очень хорошо видела и понимала, до какой степени князь внутри себя рвет и
мечет; но Елпидифор Мартыныч
не унимался.
Во-вторых, она ужасно боялась встретить в князе какие-нибудь аристократические тенденции и замашки, которых, конечно, она нисколько
не замечала в нем до сих пор; но, может быть, в этом случае он маскировался только или даже сам пока
не сознавал своих природных инстинктов.
— Ну, сынку такой чести
не дождаться! —
заметила она.
— Я никому, кроме вас, и
не смею сказать-с, — пробормотал Елпидифор Мартыныч, сильно сконфуженный таким оборотом дела.
— Он
заметил, что вам
не нравятся его посещения, — отвечала Елена.
— А тем, что… ну, решился провести этот день с женой. И скажи прямо, серьезно, как вон русские самодуры говорят: «Хочу,
мол, так и сделаю, а ты моему нраву
не препятствуй!». Досадно бы, конечно, было, но я бы покорилась; а то приехал, сначала хитрить стал, а потом, когда отпустили, так обрадовался, как школьник, и убежал.
—
Не смейте этого делать! — крикнула на него по-французски Елена и подала хозяину дачи из своего кошелька двадцать пять рублей серебром.
Она никогда больше при муже
не играла и вообще последнее время держала себя в отношении его в каком-то официально-покорном положении, что князь очень хорошо
замечал и в глубине души своей мучился этим.
— Ну да,
не скажете! Женщина ведь вы, сударыня, и поэтому сосуд слабый и скудельный!.. —
заметил ей глубокомысленно Елпидифор Мартыныч.
Елпидифор Мартыныч повел глазами на сердито стоящего коня Анны Юрьевны, ослушаться, однако,
не смел и, сказав своему кучеру, чтобы он ехал за ними, неуклюже и робко полез в довольно высокий кабриолет.
—
Не смейте этого делать! — прикрикнула та на него и еще сильнее ударила вожжами по рысаку.
— У них-с
не кобыла это, а мерин! —
заметил ему кучер его.
Елена делала вид, что решительно
не замечала этого, и держала себя с большим достоинством.
Тот, с своей стороны, ничего этого и
не заметил, потому что весь был занят своими собственными мыслями.
— Ревность действительно чувство весьма грубое, — начал на это рассуждать Миклаков, — но оно еще понятно и почти законно, когда вытекает из возбужденной страсти; но вы-то ревнуете
не потому, что сами любите княгиню, а потому только, что она имеет великую честь и счастие быть вашей супругой и в силу этого никогда
не должна
сметь опорочить честь вашей фамилии и замарать чистоту вашего герба, — вот это-то чувство, по-моему, совершенно фиктивное и придуманное.
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще: ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел сделать после своей несчастной любви, но чего, конечно,
не сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого человека она разлюбила и
не сумела сберечь его для себя: это
месть еще человеческая; но ведь ваша братья мужья обыкновенно в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
Она сама, бывши на именинном вечере у княгини,
заметила что-то странное в наружности Елены, и ей тогда еще пришло в голову, что
не в известном ли положении бедная девушка?
— Она уехала с Анной Юрьевной, — отвечала княгиня,
не смея, кажется, взглянуть мужу в лицо.
—
Не смею останавливать!.. Экипаж готов! — сказал князь, с чувством и с благодарностью пожимая руку приятеля.
— Пишут во всяком!.. — проговорила Анна Юрьевна, и при этом ей невольно пришла в голову мысль: «Княгиня, в самом деле, может быть, такая еще простушка в жизни, что до сих пор
не позволила барону приблизиться к себе, да, пожалуй, и совсем
не позволит», и вместе с тем Анне Юрьевне кинулось в глаза одно, по-видимому, очень неважное обстоятельство, но которое, тем
не менее, она
заметила.
— Ни, ни, ни!
Не смейте больше! — проговорила она, но барон еще раз ее пощекотал.
— Voila pour vous!.. [Вот вам! (франц.).] — вскрикнула Анна Юрьевна и, сломив ветку, хотела ударить ею барона, но тот побежал от нее, Анна Юрьевна тоже побежала за ним и, едва догнав, ударила его по спине, а затем сама опустилась от усталости на дерновую скамейку: от беганья она раскраснелась и была далеко
не привлекательна собой. Барон, взглянув на нее,
заметил это, но счел более благоразумным
не давать развиваться в себе этому чувству.
—
Не смейте так делать! — прикрикнула уж на него Анна Юрьевна.
«Получив ваше почтеннейшее письмо, я
не премину предложить бедной девушке выйти в отставку, хоть в то же время
смею вас заверить, что она более несчастное существо, чем порочное.
— Разгневаться изволила… Эта сквернавка, негодяйка Марфутка, — чесался у ней язык-то, — донесла ей, что управляющий ваш всего как-то раза два или три приходил ко мне на дачу и приносил от вас деньги, так зачем вот это, как я
смела принимать их!.. И таких мне дерзостей наговорила, таких, что я во всю жизнь свою ни от кого
не слыхала ничего подобного.
— Как же
не содержанкой? Мать мне сама призналась, что она получала от вас несколько месяцев по триста рублей серебром каждый, и я надеюсь, что деньги эти вы давали ей за меня, и она, полагаю, знала, что это вы платите за меня!.. Как же вы оба
смели не сказать мне о том?.. Я
не вещь неодушевленная, которую можно нанимать и отдавать в наем,
не спрашивая даже ее согласия!
— Речь идет о поэме А.С.Пушкина «Полтава» (1829).] у Пушкина сказал: «Есть третий клад — святая
месть, ее готовлюсь к богу снесть!» Меня вот в этом письме, — говорила Елена, указывая на письмо к Анне Юрьевне, — укоряют в вредном направлении; но, каково бы ни было мое направление, худо ли, хорошо ли оно, я говорила о нем всегда только с людьми, которые и без меня так же думали, как я думаю; значит, я
не пропагандировала моих убеждений!
— Конечно, конечно!.. — соглашалась Елена тем же насмешливым тоном. — Неприятно в этом случае для женщин только то, что так как эти занятия самки им
не дают времени заняться ничем другим, так мужчины и говорят им: «Ты, матушка, шагу без нас
не смеешь сделать, а
не то сейчас умрешь с голоду со всеми детенышами твоими!»
Николя
заметил, кажется,
не совсем приятное выражение на лице хозяйки.
— Да ведь то-то после заплатит — к-ха!.. Как тоже он понял мои слова? Может быть, он думает, что я никогда
не хочу с него брать денег… Нельзя ли вам этак, стороной, им сказать: — «А что,
мол, платили ли вы доктору? — Пора,
мол, везде уж по истечении такого времени платят!»
Когда Елена говорила последние слова, то у ней вся кровь даже бросилась в лицо; князь
заметил это и мигнул Миклакову, чтобы тот
не спорил с ней больше. Тот понял его знак и возражал Елене
не столь резким тоном...
— Водку
не пить, конечно, прекрасная вещь, — продолжал Миклаков, — но я все детство мое и часть молодости моей прожил в деревне и вот что
замечал: священник если пьяница, то по большей части малый добрый, но если уж
не пьет, то всегда почти сутяга и кляузник.
С вашей стороны прошу быть совершенно откровенною, и если вам
не благоугодно будет дать благоприятный на мое письмо ответ, за получением которого
не премину я сам прийти, то вы просто велите вашим лакеям прогнать меня: „
не смей-де, этакая демократическая шваль, питать такие чувства к нам, белокостным!“ Все же сие будет легче для меня, чем сидеть веки-веченские в холодном и почтительном положении перед вами, тогда как душа требует пасть перед вами ниц и
молить вас хоть о маленькой взаимности».
Действовал он, как мы знаем, через Анну Юрьевну; но в настоящее время никак
не мог сделать того, потому что когда Анна Юрьевна вышла в отставку и от новой попечительницы Елпидифору Мартынычу, как любимцу бывшей попечительницы, начала угрожать опасность быть спущенным, то он, чтобы спастись на своем месте, сделал ей на Анну Юрьевну маленький доносец, которая, случайно узнав об этом, прислала ему с лакеем сказать, чтобы он после того и в дом к ней
не смел показываться.
И с этими словами Елпидифор Мартыныч встряхнул перед глазами своих слушателей в самом деле дорогую бобровую шапку Оглоблина и вместе с тем очень хорошо
заметил, что рассказом своим нисколько
не заинтересовал ни князя, ни Елену; а потому, полагая, что, по общей слабости влюбленных, они снова желают поскорее остаться вдвоем, он
не преминул тотчас же прекратить свое каляканье и уехать.
— Чтобы тоже кто из соседей
не услыхал: пожалуй, и полицию притащат! —
заметил один из капуцинов, вероятно, более благоразумный.
Пользуясь тем, что она сидела в совершенно почти темном углу ложи, маску свою она сняла и, совершенно опустив в землю глаза, нетерпеливой рукой, сама, кажется,
не замечая того, вертела свое домино до того, что изорвала даже его.
Сама княгиня
не поехала к своей подруге, так как она ждала к себе Миклакова, но денег ей, конечно, сейчас же послала и, кроме того, отправила нарочного к Елпидифору Мартынычу с строгим приказанием, чтобы он сейчас же ехал и оказал помощь г-же Петицкой. Тот, конечно,
не смел ослушаться и приехал к больной прежде даже, чем возвратилась ее горничная.
При этом Миклаков взглянул с некоторым удивлением на княгиню; но она сделала вид, что как будто бы
не замечает этого.
Этого Миклаков
не в состоянии уже был вынести. Он порывисто встал с своего места и начал ходить с мрачным выражением в лице по комнате. Княгиня, однако, и тут опять сделала вид, что ничего этого
не замечает; но очень хорошо это подметила г-жа Петицкая и даже несколько встревожилась этим. Спустя некоторое время она, как бы придя несколько в себя от своего волнения, обратилась к Миклакову и спросила его...
— А
не принимай в таком случае на себя роли, которая тебе
не свойственна!.. —
заметила ему ядовито Елена.
Николя, делать нечего, стал прималчивать и только сильно порывался заехать к князю и рассказать ему, что о нем трезвонят; но этого, однако, он
не посмел сделать; зато Елпидифор Мартыныч, тоже бывавший по своей практике в разных сферах и слышавший этот говор, из преданности своей к князю Григорову решился ему передать и раз, приехав поутру, доложил ему голосом, полным сожаления...
Всего этого князь ничего
не замечал и
не подозревал и, думая, что Елена, по случаю отъезда княгини, совершенно довольна своей жизнию и своим положением, продолжал безмятежно предаваться своим занятиям; но вот в одно утро к нему в кабинет снова явился Елпидифор Мартыныч.
Князь с заметным нетерпением стал ожидать его возвращения. Елпидифору Мартынычу смертельно хотелось спросить князя, кто такой этот Жуквич, однако он
не посмел этого сделать.
На прощание желаю вам больше всего
не страдать скукою, так как я часто
замечал, что за улыбающимся и счастливым личиком амура всегда почти выглядывает сморщенное лицо старухи-скуки!»