Неточные совпадения
Отец рассказывал лучше бабушки и всегда что-то такое, чего мальчик
не замечал за собой,
не чувствовал в себе. Иногда Климу даже казалось, что отец сам выдумал слова и поступки, о которых говорит, выдумал для того, чтоб похвастаться сыном, как он хвастался изумительной точностью хода своих часов, своим умением играть в карты и многим другим.
И всегда нужно что-нибудь выдумывать, иначе никто из взрослых
не будет
замечать тебя и будешь жить так, как будто тебя нет или как будто ты
не Клим, а Дмитрий.
Клим
не помнил, когда именно он,
заметив, что его выдумывают, сам начал выдумывать себя, но он хорошо помнил свои наиболее удачные выдумки. Когда-то давно он спросил Варавку...
Клим довольно рано начал
замечать, что в правде взрослых есть что-то неверное, выдуманное. В своих беседах они особенно часто говорили о царе и народе. Коротенькое, царапающее словечко — царь —
не вызывало у него никаких представлений, до той поры, пока Мария Романовна
не сказала другое слово...
Вместе с тем он
замечал, что дети все откровеннее
не любят его.
Заметив, что Дронов называет голодного червя — чевряком, чреваком, чревоедом, Клим
не поверил ему. Но, слушая таинственный шепот, он с удивлением видел пред собою другого мальчика, плоское лицо нянькина внука становилось красивее, глаза его
не бегали, в зрачках разгорался голубоватый огонек радости, непонятной Климу. За ужином Клим передал рассказ Дронова отцу, — отец тоже непонятно обрадовался.
Мать нежно гладила горячей рукой его лицо. Он
не стал больше говорить об учителе, он только
заметил: Варавка тоже
не любит учителя. И почувствовал, что рука матери вздрогнула, тяжело втиснув голову его в подушку. А когда она ушла, он, засыпая, подумал: как это странно! Взрослые находят, что он выдумывает именно тогда, когда он говорит правду.
— Благородными металлами называют те из них, которые почти или совсем
не окисляются. Ты
заметь это, Клим. Благородные, духовно стойкие люди тоже
не окисляются, то есть
не поддаются ударам судьбы, несчастиям и вообще…
Клима он перестал
замечать, так же, как раньше Клим
не замечал его, а на мать смотрел обиженно, как будто наказанный ею без вины.
Но уже весною Клим
заметил, что Ксаверий Ржига, инспектор и преподаватель древних языков, а за ним и некоторые учителя стали смотреть на него более мягко. Это случилось после того, как во время большой перемены кто-то бросил дважды камнями в окно кабинета инспектора, разбил стекла и сломал некий редкий цветок на подоконнике. Виновного усердно искали и
не могли найти.
Когда приехали на каникулы Борис Варавка и Туробоев, Клим прежде всех
заметил, что Борис, должно быть, сделал что-то очень дурное и боится, как бы об этом
не узнали.
— Что сделал Борис? — спросил ее Клим. Он уже
не впервые спрашивал ее об этом, но Лидия и на этот раз
не ответила ему, а только взглянула, как на чужого. У него явилось желание спрыгнуть в сад и натрепать ей уши. Теперь, когда возвратился Игорь, она снова перестала
замечать Клима.
—
Не смей подходить ко мне, ты!
За три года Игорь Туробоев ни разу
не приезжал на каникулы. Лидия молчала о нем. А когда Клим попробовал заговорить с нею о неверном возлюбленном, она холодно
заметила...
На этот вопрос он
не умел ответить. Иногда он говорил ей вы,
не замечая этого, она тоже
не замечала.
Клим
заметил, что знаток обязанностей интеллигенции никогда
не ест хлебного мякиша, а только корки,
не любит табачного дыма, а водку пьет,
не скрывая отвращения к ней и как бы только по обязанности.
Его раздражали непонятные отношения Лидии и Макарова, тут было что-то подозрительное: Макаров, избалованный вниманием гимназисток, присматривался к Лидии
не свойственно ему серьезно, хотя говорил с нею так же насмешливо, как с поклонницами его, Лидия же явно и, порою, в форме очень резкой, подчеркивала, что Макаров неприятен ей. А вместе с этим Клим Самгин
замечал, что случайные встречи их все учащаются, думалось даже: они и флигель писателя посещают только затем, чтоб увидеть друг друга.
— Ванька, в сущности, добрая душа, а грубит только потому, что
не смеет говорить иначе, боится, что глупо будет. Грубость у него — признак ремесла, как дурацкий шлем пожарного.
— Нам науки
не мешали, — укоризненно
заметил дядя, вздернув седую губу, и начал расспрашивать о писателе.
«Конечно, я больше
не позволю себе этого с ней». — Но через минуту решил иначе: «Скажу, чтоб она уже
не смела с Дроновым…»
Он видел, что Макаров и Лидия резко расходятся в оценке Алины. Лидия относилась к ней заботливо, даже с нежностью, чувством, которого Клим раньше
не замечал у Лидии. Макаров
не очень зло, но упрямо высмеивал Алину. Лидия ссорилась с ним. Сомова, бегавшая по урокам, мирила их, читая длинные, интересные письма своего друга Инокова, который, оставив службу на телеграфе, уехал с артелью сергачских рыболовов на Каспий.
Из флигеля выходили, один за другим, темные люди с узлами, чемоданами в руках, писатель вел под руку дядю Якова. Клим хотел выбежать на двор, проститься, но остался у окна, вспомнив, что дядя давно уже
не замечает его среди людей. Писатель подсадил дядю в экипаж черного извозчика, дядя крикнул...
— А я вот
не замечаю седых волос на висках твоих. Мои глаза — вежливее.
Говоря, он пристально, с улыбочкой, смотрел на Лидию, но она
не замечала этого, сбивая наплывы на свече ручкой чайной ложки. Доктор дал несколько советов, поклонился ей, но она и этого
не заметила, а когда он ушел, сказала, глядя в угол...
Клим
заметил, что с матерью его она стала говорить
не так сухо и отчужденно, как раньше, а мать тоже — мягче с нею.
Открыв глаза, она стала сбрасывать волосы, осыпавшие ее уши, щеки. В жестах ее Клим
заметил нелепую торопливость. Она злила,
не желая или
не умея познакомить его с вопросом практики, хотя Клим
не стеснялся в словах, ставя эти вопросы.
Думать мешали напряженно дрожащие и как бы готовые взорваться опаловые пузыри вокруг фонарей. Они создавались из мелких пылинок тумана, которые, непрерывно вторгаясь в их сферу, так же непрерывно выскакивали из нее,
не увеличивая и
не умаляя объема сферы. Эта странная игра радужной пыли была почти невыносима глазу и возбуждала желание сравнить ее с чем-то, погасить словами и
не замечать ее больше.
С Елизаветой Спивак Кутузов разговаривал редко и мало, но обращался к ней в дружеском тоне, на «ты», а иногда ласково называл ее — тетя Лиза, хотя она была старше его, вероятно, только года на два — на три. Нехаеву он
не замечал, но внимательно и всегда издали прислушивался к ее спорам с Дмитрием, неутомимо дразнившим странную девицу.
Самгин
не замечал в нем ничего лишнего, придуманного, ничего, что позволило бы думать: этот человек
не таков, каким он кажется.
«А о любви
не решается говорить, — наверное, и хотела бы, но —
не смеет».
Он
не заметил, почему и когда Нехаева начала рассказывать о себе.
Он уже
не впервые
замечал это и с трудом скрывал от Нехаевой, что она утомляет его.
Дмитрий Самгин стукнул ложкой по краю стола и открыл рот, но ничего
не сказал, только чмокнул губами, а Кутузов, ухмыляясь, начал что-то шептать в ухо Спивак. Она была в светло-голубом, без глупых пузырей на плечах, и это гладкое, лишенное украшений платье, гладко причесанные каштановые волосы усиливали серьезность ее лица и неласковый блеск спокойных глаз. Клим
заметил, что Туробоев криво усмехнулся, когда она утвердительно кивнула Кутузову.
«Этим тоном Дмитрий
не смел говорить со мной. Надо объясниться».
Туробоев гримасничал более, чем раньше,
не замечал Клима и смотрел в потолок.
Он
замечал, что в нем возникают
не свойственные ему думы, образы, уподобления.
— Знаете, есть эдакие девицы с недостаточками; недостаточек никто бы и
не заметил, но девица сама предваряет: смотрите, носик у меня
не удался, но зато остальное…
— Меня эти вопросы
не задевают, я смотрю с иной стороны и вижу: природа — бессмысленная, злая свинья! Недавно я препарировал труп женщины, умершей от родов, — голубчик мой, если б ты видел, как она изорвана, искалечена! Подумай: рыба
мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а женщина родит в дьявольских муках. За что?
Клим начал рассказывать
не торопясь, осторожно выбирая слова, о музеях, театрах, о литературных вечерах и артистах, но скоро и с досадой
заметил, что говорит неинтересно, слушают его невнимательно.
—
Не замечал этого за собою.
Раздеваясь у себя в комнате, Клим испытывал острое недовольство. Почему он оробел? Он уже
не впервые
замечал, что наедине с Лидией чувствует себя подавленным и что после каждой встречи это чувство возрастает.
Трудно было поверить, что они
не заметили его.
Туробоев поморщился. Алина,
заметив это, наклонилась к Лидии, прошептала ей что-то и спрятала покрасневшее лицо свое за ее плечом.
Не взглянув на нее, Лидия оттолкнула свою чашку и нахмурилась.
Он взмахнул рукою так быстро, что Туробоев, мигнув, отшатнулся в сторону, уклоняясь от удара, отшатнулся и побледнел. Лютов, видимо,
не заметил его движения и
не видел гневного лица, он продолжал, потрясая кистью руки, как утопающий Борис Варавка.
—
Не попал, господа! Острамился, простите Христа ради! Ошибся маленько, в головизу
метил ему, а — мимо! Понимаете вещь? Ах, отцы святые, а?
— Вы
не очень вежливы с нею, — угрюмо
заметил Клим, возмущенный бесцеремонностью Лютова по отношению к нему.
— Ну, вот! Жених — пропал, а у меня будет насморк и бронхит. Клим,
не смей смотреть на меня бесстыжими глазами!
«Я бы
не посмел так, как этот франт», — завистливо подумал Самгин и вызывающим тоном спросил Туробоева...
Не слушая ни Алину, ни ее, горбатенькая все таскала детей, как собака щенят. Лидия, вздрогнув, отвернулась в сторону, Алина и Макаров стали снова сажать ребятишек на ступени, но девочка,
смело взглянув на них умненькими глазами, крикнула...
Странно, что он
не заметил этого в Петербурге.