Неточные совпадения
В один из холоднейших и ненастнейших московских дней к дому
князя подходила молодая, стройная девушка, брюнетка, с очень красивыми, выразительными, умными чертами лица. Она очень аккуратно и несколько на мужской лад была одета и, как видно, привыкла ходить пешком. Несмотря на слепящую вьюгу и холод, она шла
смело и твердо, и только подойдя к подъезду княжеского дома, как бы несколько смутилась.
Воспоминания эти, должно быть, были слишком тяжелы и многознаменательны для
князя, так что он не
заметил даже, как кучер подвез его к крыльцу дома и остановил лошадей.
— Да! — поспешила согласиться княгиня: она больше всего в эти минуты желала, чтобы как-нибудь прекратить подобный разговор, от которого, она очень хорошо видела и понимала, до какой степени
князь внутри себя рвет и
мечет; но Елпидифор Мартыныч не унимался.
Во-вторых, она ужасно боялась встретить в
князе какие-нибудь аристократические тенденции и замашки, которых, конечно, она нисколько не
замечала в нем до сих пор; но, может быть, в этом случае он маскировался только или даже сам пока не сознавал своих природных инстинктов.
— Это с чего вам пришло в голову? — спросил, сколько возможно насмешливым и даже суровым голосом,
князь. Но если бы в комнате было несколько посветлее, то Анна Юрьевна очень хорошо могла бы
заметить, как он при этом покраснел.
— Ну, эти львы ваши, кузина, вам сломят когда-нибудь голову, —
заметил ей
князь.
— Пожарский что? —
заметил и
князь. — Вот Долгорукий,
князь Яков Долгорукий [Долгорукий, Яков Федорович (1659—1720) —
князь, государственный деятель, один из ближайших сподвижников Петра I; был известен бескорыстием и смелостью.] — то другое дело, это был человек настоящий!
— Вы, кажется, хотите голодом себя уморить? —
заметил ей
князь.
Она никогда больше при муже не играла и вообще последнее время держала себя в отношении его в каком-то официально-покорном положении, что
князь очень хорошо
замечал и в глубине души своей мучился этим.
— А потому, вероятно, что деньги за то от
князя стала получать!.. Нынче ведь, сударыня, весь мир на этом замешан, — пояснил ей Елпидифор Мартыныч и
заметил при этом, что у княгини, против ее воли, текли уже слезы по щекам.
— Он и побольше, чем остроумный, —
заметил каким-то суровым голосом
князь.
— Покажи и тебя через десять лет в твоем пиджаке, — и ты покажешься ужасом и безобразием, —
заметил ему
князь.
— Эге, какую старину ты вынес! —
заметил ему
князь.
— Ужас, но необходимый, — опять прибавил
князь и сам сначала хотел было говорить, но,
заметив, что и Елена тоже хочет, предоставил ей вести речь.
— И даже любви нашей? —
заметил ей
князь.
— Нет, барон хуже меня, — это я могу
смело сказать! — возразил
князь.
— Не
смею останавливать!.. Экипаж готов! — сказал
князь, с чувством и с благодарностью пожимая руку приятеля.
— Изволь, спросим! — согласился
князь и вследствие этого разговора в тот же день нарочно заехал к Миклакову и, рассказав ему все, убедительно просил его вразумить Елену, так что Миклаков явился к ней предуведомленный и с заметно насмешливой улыбкой на губах. Одет он был при этом так франтовато, что Елена, несмотря на свое слабое здоровье и то, что ее занимал совершенно другой предмет, тотчас же
заметила это и, подавая ему руку, воскликнула...
Когда Елена говорила последние слова, то у ней вся кровь даже бросилась в лицо;
князь заметил это и мигнул Миклакову, чтобы тот не спорил с ней больше. Тот понял его знак и возражал Елене не столь резким тоном...
И с этими словами Елпидифор Мартыныч встряхнул перед глазами своих слушателей в самом деле дорогую бобровую шапку Оглоблина и вместе с тем очень хорошо
заметил, что рассказом своим нисколько не заинтересовал ни
князя, ни Елену; а потому, полагая, что, по общей слабости влюбленных, они снова желают поскорее остаться вдвоем, он не преминул тотчас же прекратить свое каляканье и уехать.
Князь только сделал на это презрительную гримасу и молчал. Миклаков
заметил это и еще более взбесился.
Князь прошел туда. Ребенок спал в это время.
Князь открыл полог у его кроватки и несколько времени с таким грустным выражением и с такой любовью смотрел на него, что даже нянька-старуха
заметила это.
Николя, делать нечего, стал прималчивать и только сильно порывался заехать к
князю и рассказать ему, что о нем трезвонят; но этого, однако, он не
посмел сделать; зато Елпидифор Мартыныч, тоже бывавший по своей практике в разных сферах и слышавший этот говор, из преданности своей к
князю Григорову решился ему передать и раз, приехав поутру, доложил ему голосом, полным сожаления...
Всего этого
князь ничего не
замечал и не подозревал и, думая, что Елена, по случаю отъезда княгини, совершенно довольна своей жизнию и своим положением, продолжал безмятежно предаваться своим занятиям; но вот в одно утро к нему в кабинет снова явился Елпидифор Мартыныч.
Князь с заметным нетерпением стал ожидать его возвращения. Елпидифору Мартынычу смертельно хотелось спросить
князя, кто такой этот Жуквич, однако он не
посмел этого сделать.
Князь заметил это и явно с умыслом постарался открыть ему для этого свободное поприще.
— Вы
заметьте, что
князю об этом пишет госпожа Петицкая, — сказала она.
— Ты не давай лучше мне ничего, давай как можно меньше матери моей денег, которой я решительно не знаю, зачем ты столько даешь, — продолжала Елена,
заметив не совсем приятное впечатление, которое произвела ее просьба на
князя, — но только в этом случае не откажи мне.
Когда
князь, наконец, приехал в Москву в свой дом и вошел в кабинет, то сейчас
заметил лежащее на столе письмо, адресованное рукою Елены. Он схватил его, проворно распечатал и прочел. Елена писала ему...
Наружный вид
князя еще более усилил страх Николя: он вообразил, что
князь пришел спросить у него отчета, как он
смел выхлопотать место Елене.
Последнее время Елпидифор Мартыныч
заметил, что
князь опять сделался как-то более обыкновенного встревожен и чем-то расстроен. Он пытался было повыспросить у него причину тому, но
князь отмалчивался.
Говоря таким решительным тоном, Елпидифор Мартыныч очень хорошо
заметил, что на лице
князя опять отразилась какая-то тоска.
— Но правда ли это, нет ли тут какой-нибудь ошибки, не другая ли какая-нибудь это Жиглинская? — спросила княгиня, делая вместе с тем знак барону, чтобы он прекратил этот разговор: она очень хорошо
заметила, что взгляд
князя делался все более и более каким-то мутным и устрашенным; чуткое чувство женщины говорило ей, что муж до сих пор еще любил Елену и что ему тяжело было выслушать подобное известие.