— Да, я действительно не совсем знал до сих пор Катерину Федоровну, —
заметил князь как бы про себя, все с той же насмешливой улыбкой. — Я, впрочем, многого от нее ожидал, но этого…
— Гм… вы слишком пылки, и на свете некоторые дела не так делаются, как вы воображаете, — спокойно
заметил князь на мое восклицание. — Я, впрочем, думаю, что об этом могла бы отчасти решить Наталья Николаевна; вы ей передайте это. Она могла бы посоветовать.
Неточные совпадения
Уверяли, что Николай Сергеич, разгадав характер молодого
князя, имел намерение употребить все недостатки его в свою пользу; что дочь его Наташа (которой уже было тогда семнадцать лет) сумела влюбить в себя двадцатилетнего юношу; что и отец и мать этой любви покровительствовали, хотя и делали вид, что ничего не
замечают; что хитрая и «безнравственная» Наташа околдовала, наконец, совершенно молодого человека, не видавшего в целый год, ее стараниями, почти ни одной настоящей благородной девицы, которых так много зреет в почтенных домах соседних помещиков.
Еще на улице, у ворот дома, в котором жила Наташа, я
заметил коляску, и мне показалось, что это коляска
князя.
Она встала и начала говорить стоя, не
замечая того от волнения.
Князь слушал, слушал и тоже встал с места. Вся сцена становилась слишком торжественною.
— Довольно! — сказал
князь, — надо кончить эту тяжелую сцену. Этот слепой и яростный порыв ревности вне всяких границ рисует ваш характер совершенно в новом для меня виде. Я предупрежден. Мы поторопились, действительно поторопились. Вы даже и не
замечаете, как оскорбили меня; для вас это ничего. Поторопились… поторопились… конечно, слово мое должно быть свято, но… я отец и желаю счастья моему сыну…
— Ну, а они непременно бы сказали, что стыдно и не следует так поступать молодой девушке, —
заметила она, снова указав мне на собеседников у чайного стола.
Замечу здесь, что
князь, кажется, нарочно оставил нас одних вдоволь наговориться.
Мне кажется,
князь это приметил по моим глазам и с насмешкою смотрел на меня во все продолжение моей фразы, как бы наслаждаясь моим малодушием и точно подзадоривая меня своим взглядом: «А что, не
посмел, сбрендил, то-то, брат!» Это наверно так было, потому что он, когда я кончил, расхохотался и с какой-то протежирующей лаской потрепал меня по колену.
На третий день мы узнали все. От меня он кинулся прямо к
князю, не застал его дома и оставил ему записку; в записке он писал, что знает о словах его, сказанных чиновнику, что считает их себе смертельным оскорблением, а
князя низким человеком и вследствие всего этого вызывает его на дуэль, предупреждая при этом, чтоб
князь не
смел уклоняться от вызова, иначе будет обесчещен публично.
Ну, я и отвечал ему: «Совершенно кончено,
князь», а сам и взглянуть в его рожу не
смею; думаю: так и написано теперь на ней: «Что, много взял?
— Мне всё кажется, — осторожно
заметил князь, — что Настасья Филипповна умна. К чему ей, предчувствуя такую муку, в западню идти? Ведь могла бы и за другого выйти. Вот что мне удивительно.
— А что касается до меня, —
заметил князь, — то я готов, как твой приятель и как человек любознательный, присутствовать при этом опыте и участвовать в нем. Но я тебя еще утром предупреждал, что такие опыты бывали и всегда оканчивались позорной неудачей, по крайней мере те, о которых мы знаем лично, а те, о которых мы знаем только понаслышке, сомнительны в смысле достоверности. Но ты начал дело, Лихонин, — и делай. Мы тебе помощники.
Неточные совпадения
— Слыхал, господа головотяпы! — усмехнулся
князь («и таково ласково усмехнулся, словно солнышко просияло!» —
замечает летописец), — весьма слыхал! И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали — довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?
Князь отошел, стараясь не дать
заметить, как ему смешна была вся эта комедия.
Вскоре приехал
князь Калужский и Лиза Меркалова со Стремовым. Лиза Меркалова была худая брюнетка с восточным ленивым типом лица и прелестными, неизъяснимыми, как все говорили, глазами. Характер ее темного туалета (Анна тотчас же
заметила и оценила это) был совершенно соответствующий ее красоте. Насколько Сафо была крута и подбориста, настолько Лиза была мягка и распущенна.
— Скоро устроились! — сказал старый
князь, стараясь быть равнодушным; но Левин
заметил, что глаза его были влажны, когда он обратился к нему.
— А ты разве её знал, папа? — спросила Кити со страхом,
замечая зажегшийся огонь насмешки в глазах
князя при упоминании о мадам Шталь.