Неточные совпадения
— Зачем певицу? Брать так уж пяток либо полдюжину. Надо, чтоб и пение, и служба вся были как следует, по чину, по уставу, — сказал Смолокуров. — Дунюшки ради хоть целый скит приволоку́,
денег не пожалею… Хорошо бы старца какого ни на есть, да где его сыщешь? Шатаются, шут их возьми, волочатся из деревни в деревню — шатуны, так шатуны и есть… Нечего делать, и со старочкой, Бог даст, попразднуем… Только вот беда, знакомства-то у меня большого нет на Керженце. Послать-то не знаю
к кому.
— Эх, горе-то какое! — вздохнул Сидорка. — Ну ин вот что: сапоги-то, что я в Казани купил, три целкача дал, вовсе не хожены. Возьми ты их за пачпорт, а
деньги, ну их
к бесу — пропадай они совсем, подавись ими кровопийца окаянный, чтоб ему ни дна, ни покрышки.
—
К чаю милости просим, — отвечал тучный лысый купчина и приказал половому: — Тащи-ка, любезный, еще шесть парочек. Да спроси у хозяина самого наилучшего лянсину. Не то, мол, гости назад отошлют и
денег копейки не заплатят.
Нашлись и такие, что образ со стены снимали, заверяя, что Доронин попал в полон
к трухменцам, продан был в Хиву и там, будучи в приближении у царя, опоил его сонным зельем, обокрал казначейство и с басурманскими
деньгами на Русь вышел…
Устроив душу жены, в тот же день Доронин уехал
к Макарью, там выгодно продал товары, разменял басурманские
деньги на русские и воротился в Вольск с крупным наличным капиталом.
Опричь
денег, ни
к чему сердце у ней не лежало.
— А вот,
к примеру сказать, уговорились бы мы с вами тысяч по двадцати даром получить, — стал говорить Веденеев. — У меня наличных полтины нет, а товару всего на какую-нибудь тысячу, у вас то же. Вот и пишем мы друг на дружку векселя, каждый тысяч по двадцати, а не то и больше. И ежели в банках по знакомству с директорами имеем мы доверие, так вы под мой вексель
деньги получаете, а я под ваш. Вот у нас с вами гроша не было, а вдруг стало по двадцати тысяч.
— Бога не боитесь вы, что вздумали! Сами, что ль, деньги-то делаете, аль они
к вам с неба валятся!.. Бесшабашные вы, безумные!
— Цен еще не обнаружилось, — преспокойно ответил Марко Данилыч, уписывая за обе щеки поросенка под хреном и сметаной. — Надо полагать, маленько поднимутся. Теперь могу тебе рубль восемь гривен дать… Пожалуй, еще гривенку накину.
Денег половину сейчас на стол, останная
к Рождеству. По рукам, что ли?
— Надейся, тезка, надейся. Молод еще, Бог даст и до
денег доживешь. Дождешься времени, и
к тебе на двор солнышко взойдет, — сказал Василий Петрович.
«Много, — думает он, — здесь красавиц, только без хороших
денег к ним не пускают!..» Вздохнул, плюнул и, мерно постукивая кузьмодемьянкой о каменные плиты крыльца, завел вполголоса песенку про черноокую красавицу.
— Так возьми же ты эти
деньги к себе, невестушка, да утре похлопочи, чтобы ребятишкам было молоко, — молвил Герасим, подвигая
к Пелагее кучку медных.
Взяла
деньги Пелагея, медленно отошла
к бабьему куту и, выдвинув из-под лавки укладку, положила туда
деньги. На глазах опять слезы у ней показались, а Абрам стоял перед братом, ровно не в себе — вымолвить слова не может.
— Марко Данилыч, истинную правду вам докладываю, нет у меня
денег, и достать негде, — со слезами даже в голосе заговорил Чубалов. — Будьте милосерды, потерпите маленько… Где же я
к завтраму достану вам?.. Помилуйте!
А на пропой добывал
деньги писаньем мужикам просьб по судам да писем
к сродникам, бывшим в солдатах либо на работах в Астрахани.
От того от самого, которые ему контрактом не обязались, теперь все до единого перешли
к Меркулову да
к Веденееву, а которые задатки от Онисима Самойлыча заполучили, те отплывают в Енотаевск да на Бирючью Косу и оттуда по почте
деньги ему посылают, чтоб он не отперся в случае, что ихние задатки он не получил.
Теперь он тебя
к себе берет, а
денег даст те же пятьдесят золотых, что и я за тебя дал адаевцам.
Все еще волновали Смолокурова привезенные Корнеем вести. Пленный брат из ума не выходил, а любовь
к дочери и жадность
к деньгам не позволяли решиться на выкуп. А тут еще Дарья Сергевна со своими опасеньями.
— Как
к нему писать? — молвил в раздумье Николай Александрыч. — Дело неверное. Хорошо, если в добром здоровье найдешь его, а ежели запил? Вот что я сделаю, — вложу в пакет
деньги, без письма. Отдай ты его если не самому игумну, так казначею или кто у них делами теперь заправляет. А не отпустят Софронушки, и пакета не отдавай… А войдя
к кому доведется — прежде всего золотой на стол. Вкладу, дескать, извольте принять. Да, опричь того, кадочку меду поставь. С пуд хоть, что ли, возьми у Прохоровны.
— Кому распродать-то, Иван Ермолаич? — поворотив
к Седову громадную голову, медленно проговорил Колодкин. — Разве по мелочным лавочкам думаете рассовать, так у мелочников ни
денег, ни места на то не хватит.
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные
деньги попадут
к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.
—
К примеру я вам про себя говорил. А ежели б у меня своего капитала не тридцать тысяч, а три миллиона было, а векселей-то с меня не взяли, тогда бы наследникам моим и прятать ваших
денег не было надобности. «Тятенькины», да и дело с концом. Вот оно что!
— Пущай каждый подпишет, сколько кто может внести доронинским зятьям наличными
деньгами. Когда подпишетесь, тогда и смекнем, как надо делом орудовать. А по-моему бы, так: пущай завтра пораньше едет кто-нибудь
к Меркулову да
к Веденееву и каждый свою часть покупает. Складчины тогда не будет, всяк останется при своем, а товар весь целиком из наших рук все-таки не уйдет, и тогда какие цены ни захотим, такие и поставим… Ладно ль придумано?
— Себе я возьму этот лист. Каждый из вас от меня получит за наличные
деньги товару, на сколько кто подписался. Только, чур, уговор — чтоб завтра же
деньги были у меня в кармане. Пущай Орошин хоть сейчас едет
к Меркулову с Веденеевым — ни с чем поворотит оглобли… Я уж купил караван… Извольте рассматривать… Только, господа,
деньги беспременно завтра сполна, — сказал Марко Данилыч, когда рыбники рассмотрели документ. — Кто опоздает, пеняй на себя — фунта тот не получит. Согласны?
— «По уплате всей суммы сполна, я, Смолокуров, немедленно вступаю во владение купленным у нас, Меркулова и Веденеева, товаром, если же, паче чаяния, вся сумма сполна мною, Смолокуровым,
к назначенному сроку уплачена не будет, условие сие уничтожается, причем мы, Меркулов и Веденеев, повинны уплатить мне, Смолокурову,
деньги, с меня ими полученные, немедленно за вычетом двадцати тысяч неустойки».
— Слышал, Марко Данилыч, новости какие? Меркулов да Веденеев только что получили наши
деньги, в другую коммерцию пустились. Красный товар закупают, и все без кредита, на чистоган. А товар все такой, что
к киргизам да
к калмыкам идет, — красные плисы, позументы, бахту, бязь и разное другое по этой же самой части.
В самом деле, Меркулов с Веденеевым на вырученные
деньги тотчас накупили азиатских товаров, а потом быстро распродали их за наличные калмыкам и по киргизской степи и в какие-нибудь три месяца оборотили свой капитал. Вырученные
деньги в степях же остались — там накупили они пушного товара, всякого сырья, а
к Рождеству распродали скупленное по заводам. Значит, еще оборот.
Выдал Марко Данилыч
деньги, а вишневку обещал принести на другой день. Субханкулов дал расписку. Было в ней писано, что ежели Субханкулову не удастся Мокея Данилова выкупить, то повинен он на будущей ярманке
деньги Марку Данилычу отдать обратно.
К маклеру пошли для перевода расписки на русский язык и для записки в книгу.
К сундуку с
деньгами и бумагами она без Дуни не смеет прикоснуться, а Дуня Бог еще знает когда домой воротится.
— Не беспокойтесь, — сказал Чапурин. —
Деньги будут. Не
к тому я сундук поминал, чтоб
деньги вынимать, а надо бы знать, кому сколько платить, с кого получить и в какие сроки. Да мало ль каких делов там найдется — а нужно, чтобы все было на описи.
— Земля холодная, неродимая,
к тому ж все лето туманы стоят да холодные росы падают. На что яблоки, и те не родятся. Не раз пытался я того, другого развести,
денег не жалел, а не добился ни до чего. Вот ваши места так истинно благодать Господня. Чего только нет? Ехал я сюда на пароходе, глядел на ваши береговые горы: все-то вишенье, все-то яблони да разные ягодные кусты. А у нас весь свой век просиди в лесах да не побывай на горах, ни за что не поймешь, какова на земле Божья благодать бывает.
— Так уж, пожалуйста. Я вполне надеюсь, — сказал отец Прохор. — А у Сивковых как будет вам угодно —
к батюшке ли напишите, чтобы кто-нибудь приезжал за вами, или одни поезжайте. Сивковы дадут старушку проводить — сродница ихняя живет у них в доме, добрая, угодливая, Акулиной Егоровной зовут. Дорожное дело знакомо ей — всю, почитай, Россию не раз изъездила из конца в конец по богомольям. У Сивковых и
к дороге сготовитесь, надо ведь вам белья, платья купить. Деньги-то у вас есть на покупку и на дорогу?
— А если бы паче чаяния нуждались в
деньгах, можно бы было у Сивкова достать, он ведь каждый год
к Макарью ездит и порядочное число соленой рыбы закупает.
— Полноте, полноте, вы опять за слезы! — вскликнул Сивков. — По-моему, вам бы теперь отдохнуть, успокоиться. Семеновна, — прибавил он, обращаясь
к жене, — и вы, сношеньки, подите-ка, мои матушки, успокойте Авдотью Марковну. А завтра поезжайте с ней за покупками. А ежели у вас, Авдотья Марковна, в
деньгах может быть недостача, так вы об этом не извольте беспокоиться — чем могу служить, все для вас и для Марка Данилыча сделаю.
Иные стали обращаться
к ней с просьбами о помощи, другие просто
денег просили взаймы, третьи уж не просили, а просто-напросто требовали крупных сумм на общественные надобности — на дамские вечера в клубе, на музыку, даже на благородные театральные представления, до которых богатой наследнице никакого дела не было.
Вексель в три тысячи рублей, выданный Марку Данилычу Сивковым, Дуня послала по почте. В письме
к Поликарпу Андреичу, извещая о кончине отца, просила она, чтобы он, взяв половину
денег в благодарность за данный ей приют, другую половину вручил бы отцу Прохору.
Узнавши, что теперь вы богаты, она, надо полагать, станет у вас
денег просить на ихнее дело, то есть чтобы как-нибудь, и насколько возможно, опять присовокупить вас
к их кораблю.
Не один год вырубал он десятин по сотне и сплавлял лес на пристани свою и нижегородскую;
к тому ж и Корней Евстигнеич, будучи на Унже, не клал охулки на руку, а все-таки Никифор Захарыч, распродавши дачи по участкам, выручил
денег больше, чем заплатил Марко Данилыч при покупке леса.
— Нет, нет! — вскрикнула она. — Не поминай ты мне про них, не мути моего сердца, Богом прошу тебя… Они жизнь мою отравили, им, как теперь вижу, хотелось только
деньгами моими завладеть, все
к тому было ведено. У них ведь что большие
деньги, что малые — все идет в корабль.
Возьми,
к примеру, Алешку Лохматого — сколько
денег он на дом потратил, а все-таки вышло шут его знает что: обои золотые, ковры персидские, а на окошках, заместо хороших занавесок, пестрядинные повешены.
Послал я тогда большого сына в работу
к Патапу Максимычу, и возлюбил его Патап Максимыч паче всякой меры,
деньгами пожаловал, так что мы и токарню новую поставили, и животиной обзавелись, только уж такой спорыньи по хозяйству, как прежде была, у меня не стало.
Ну тут бы еще ничего: в дом
деньги отдал, а тут по скорости пали
к нам слухи, что женился он на богатой вдове, а женился без родительского благословения.
— Так вот, гости мои дорогие, — немного погодя продолжал свой рассказ Трифон Лохматый, — сынок у меня тысячами ворочает, кажись бы, мог помочь отцу при его крайности, ан нет, не туда оно пошло, не тем пахнет, женины
деньги и все ее именье мой Алексей
к своим рукам подобрал, и она, бессчастная, теперь сама без копейки сидит.