Во время этого сна, по стеклам что-то слегка стукнуло раз-другой, еще и еще. Долинский проснулся, отвел рукою разметавшиеся волосы и взглянул в окно. Высокая женщина, в легком белом платье и коричневой соломенной шляпе, стояла перед окном, подняв кверху руку с зонтиком, ручкой которого она только стучала в верхнее стекло окна. Это не была золотистая головка Доры — это было хорошенькое, оживленное личико с черными, умными глазками и французским носиком. Одним словом, это
была Вера Сергеевна.
Неточные совпадения
— Это самая старая
вера и
есть, — так же нехотя и равнодушно отвечал Долинский.
Возвратясь в Ниццу,
Вера Сергеевна со скуки вспомнила об этом знакомстве и как-то послала просить Долинского побывать у них когда-нибудь запросто. Нестор Игнатьевич на другой же день пошел к Онучиным. В пять месяцев это
был его первый выход в чужой дом. В эти пять месяцев он один никуда не выходил, кроме кофейни, в которой он изредка читал газеты, и то Дорушка обыкновенно ждала его где-нибудь или на бульваре, или тут же в кафе.
— Полноте,
Вера Сергеевна! Что вам за охота слушать мое кропанье, когда
есть столько хороших вещей, которые вы можете прочесть и с удовольствием, и с пользою.
Вера Сергеевна рассказала свое свидание с Анной Михайловной, как будто совсем не смотря на Долинского. но, впрочем, на лице его и не видно
было никакой особенно замечательной перемены.
Долинский нашел чай и позвал старуху. Принесли горячей воды, и
Вера Сергеевна села делать чай. Пришла и горничная с большим узлом в салфетке.
Вера Сергеевна стала разбирать узел: там
была розовая подушечка в ажурном чехле, кисея, собранная буфами, для того, чтобы ею обтянуть стол; множество гирлянд, великолепный букет и венок из живых роз на голову.
Она
была в том же белом платьице, в котором ее схоронили; у ее голубого кушака
был высоко отрезан один конец, а с левой стороны над виском выбивались из-под белых роз неровно остриженные рукою
Веры Сергеевны волосы.
— Ну, однако, я
буду ждать вас на бульваре, — сказала
Вера Сергеевна и, поклонясь слегка Долинскому, отошла от его окна.
Долинский проходил с
Верой Сергеевной часа три, очень устал и рассеялся. Он зашел к Онучиным обедать и
ел с большим аппетитом.
Вера Сергеевна после обеда открыла рояль, сыграла несколько мест из «Нормы» и прекрасно
спела: «Ты для меня душа и сила».
— «Вот взойдет в свою пору
Вера Сергеевна, — думал он, засыпая: — и она, пожалуй,
будет делать такие же чудеса.
«Вечная память, вечная память». «Ничто, мой Друг, не вечно под луною!»—с веселым хохотом прокричала бешено пронесшаяся мимо него на своем скакуне
Вера Сергеевна. «Ничто, мой Друг, не вечно под луною», — внушительно рассказывает Долинскому долговязый шейх, раскачиваясь на высоком седле. Долинский только хотел вглядеться в этого шейха, но того уже не
было, и его белый бурнус развевается в темноте возле стройной фигуры
Веры Сергеевны.
Голос у
Веры Сергеевны
был резкий, как треск детского барабана, но такой голос, что нервы его трепетали и мышцы сами спешили исполнять ее капризы.
Под глазами
Веры Сергеевны
были два больших синеватых пятна, и ее живое, задорное личико несколько затуманилось и побледнело.
— Вот это ее жених! Как видите, он еще tres galant, et tout ca… [обходительный и все в этом роде… (франц.)] умен, принадлежит к обществу и член посольства.
Вера будет иметь в свете очень хорошее положение.
— Вы к нам зимою в Петербурге заходите, — говорила необыкновенно счастливая и веселая старуха, когда Долинский пожал в зале руку
Веры Сергеевны и пробурчал ей какое-то поздравление. — Мы вам всегда
будем рады.
Вера Сергеевна не принимала в этом разговоре никакого участия, лицо ее по-прежнему оставалось холодно и гордо, и только в глазах можно
было подметить слабый свет горечи и досады на все ее окружающее.
По словам Зайончека, целью общества
было: изыскание средств к освобождению и соединению христианских народов путем
веры.
Долинский утратил всякую способность к какому бы то ни
было анализу и брал все на
веру, во всем видел закон неотразимой таинственной необходимости и не взывал более ни к своему разуму, ни к воле.
Делали шалости и мы, пировали и мы, но основной тон был не тот, диапазон был слишком поднят. Шалость, разгул не становились целью. Цель
была вера в призвание; положимте, что мы ошибались, но, фактически веруя, мы уважали в себе и друг в друге орудия общего дела.
Неточные совпадения
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той
веры, что человек не может
быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть на то, что видим.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли, что в словах его
было более личной
веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни
было, результат его убеждений
был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Левин знал брата и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче
было жить без
веры, но потому, что шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования, и потому он знал, что теперешнее возвращение его не
было законное, совершившееся путем той же мысли, но
было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
Организм, разрушение его, неистребимость материи, закон сохранения силы, развитие —
были те слова, которые заменили ему прежнюю
веру.
«Неужели это
вера? — подумал он, боясь верить своему счастью. — Боже мой, благодарю Тебя»! — проговорил он, проглатывая поднимавшиеся рыданья и вытирая обеими руками слезы, которыми полны
были его глаза.