Неточные совпадения
— Да, что-то в этом вкусе, —
отвечала, краснея, смеясь и тряся его руку, ундина. — Позволяю вам
за это десять раз назвать меня дурой и шутихой. Меня зовут Дарья Михайловна Прохорова, а это — моя старшая сестра Анна Михайловна, тоже Прохорова: обе принадлежим к одному гербу и роду.
— Я не смеюсь, —
отвечал ей Долинский. Юлинька взвизгнула, упала на его грудь, обняла его
за шею и тихо зарыдала.
— А хоть бы и обниматься! —
отвечала, проходя, Юлинька и исчезла
за дверью.
— Благодарю
за любезность, но не верю ей. Я очень хорошо знаю, что я такое. У меня есть совесть и, какой случился, свой царь в голове, и, кроме их. я ни от кого и ни от чего не хочу быть зависимой, —
отвечала с раздувающимися ноздерками Дора.
— Не могу, Аня,
за живое меня задевают эти молодые фразы, — горячо
отвечала Дора.
— Русских журналов я более не читаю, —
отвечала за Делийского Дора.
Долинский, ничего не
отвечая, только оглянулся; конногвардеец, сопровождавший полонивших Долинского масок, рассказывал что-то лейб-казачьему офицеру и старичку самой благонамеренной наружности. Все они трое помирали со смеха и смотрели в ту сторону, куда маски увлекали Нестора Игнатьевича. Пунцовый бант на капюшоне Анны Михайловны робко жался к стене
за колоннадою.
— Верю, верю, только успокойтесь и забудьте этот нехороший вечер, —
отвечала Анна Михайловна, подавая Долинскому свои обе руки. — Верьте и вы, что из всего, что сегодня случилось, я хочу помнить одно: вашу боязнь
за мое спокойствие.
— Так, для собственного удовольствия…
За то, что она любит меня меньше, чем вас, —
отвечала запальчиво Дора.
— О, ну, бог с вами! Что вам ни скажешь, все невпопад,
за все вы готовы сердиться, —
отвечал, покраснев, Долинский.
— Поживете! —
отвечал доктор спокойно, берясь
за шляпу.
—
За Дорушкой
за самой нужно наблюдать, —
отвечал, смеясь, Долинский.
В один из таких дней магазин Анны Михайловны был полон существами, обсуждавшими достоинство той и другой шляпки, той и другой мантильи. Анна Михайловна терпеливо слушала пустые вопросы и
отвечала на них со «вниманием, щадя пустое самолюбие и смешные претензии. В час в дверь вошел почтальон. Письмо было из-за границы; адрес надписан Дашею.
Анна Михайловна отошла к окну и поспешно разорвала конверт. Письмо все состояло из десяти строк, написанных Дашиной рукой: Дорушка поздравляла сестру с новым годом, благодарила ее
за деньги и, по русскому обычаю, желала ей с новым годом нового счастья. На сделанный когда-то Анной Михайловной вопрос: когда они думают возвратиться, Даша теперь коротко
отвечала в post scriptum...
— М-м-м…
за сны свои, та chere Barbe, никто не
отвечает, — отшутилась m-lle Вера, и они обе весело рассмеялись, встретились со знакомым гусаром и заговорили ни о чем.
— Не знаете вы,
за что беретесь, мой милый! —
отвечала, улыбнувшись, Анна Михайловна.
— Что молится так, Долинский? — спросила она, остановившись
за углом, и прежде чем Долинский успел ей что-нибудь
ответить, она сильно взяла его
за руку и с особым ударением сказала — так молится любовь! Любовь так молится, а не страсть и не привязанность.
— Ну, хорошо, ну, пусть вам эта вина прощается
за ваши недуги; но нынче-с!.. позвольте вас искренно, по душе, по совести просить
ответить: чего вы стояли этаким рыцарем и таращили на меня глаза, когда мне захотелось помолиться с Жервезой?
— Ужасна, — равнодушно
отвечал Долинский. Онучин дернул сестру
за рукав и сделал строгую гримасу. Вера Сергеевна оглянулась на брата и,
ответив ему нетерпеливым движением бровей, опять обратилась к Долинскому, стоявшему перед ней в окаменелом спокойствии.
— Ах, простите, Вера Сергеевна! —
отвечал, скоро поднимаясь, Долинский. — Я знаю, что я невежа и много виноват перед вашим семейством и особенно перед вами,
за все…
— С est moi, [это я (франц.).] —
отвечал так же тихо голос из-за дверей.
— Да, и
за вами, — улыбнувшись,
отвечала Анна Михайловна.
— Еще бы не помнить! —
отвечал за него Леонтий. — Если ее забыл, так кашу не забывают… А Уленька правду говорит: ты очень возмужал, тебя узнать нельзя: с усами, с бородой! Ну, что бабушка? Как, я думаю, обрадовалась! Не больше, впрочем, меня. Да радуйся же, Уля: что ты уставила на него глаза и ничего не скажешь?
Неточные совпадения
Влас
отвечал задумчиво: // — Бахвалься! А давно ли мы, // Не мы одни — вся вотчина… // (Да… все крестьянство русское!) // Не в шутку, не
за денежки, // Не три-четыре месяца, // А целый век… да что уж тут! // Куда уж нам бахвалиться, // Недаром Вахлаки!
Бурмистр потупил голову, // — Как приказать изволите! // Два-три денька хорошие, // И сено вашей милости // Все уберем, Бог даст! // Не правда ли, ребятушки?.. — // (Бурмистр воротит к барщине // Широкое лицо.) //
За барщину
ответила // Проворная Орефьевна, // Бурмистрова кума: // — Вестимо так, Клим Яковлич. // Покуда вёдро держится, // Убрать бы сено барское, // А наше — подождет!
— Смотри, братцы! как бы нам тово…
отвечать бы
за него,
за прохвоста, не пришлось! — присовокупляли другие.
—
За всех
ответить или всех спасти! — кричал он, цепенея от страха, — и, конечно, решился спасти.
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», — повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но на первой же сотне сбился и обратился
за разъяснениями к денщику. Денщик
отвечал, что звезд на небе видимо-невидимо.