Неточные совпадения
Прежде чем
ответить на вопрос, человек этот осматривал всех в комнате светлыми глазами, осторожно крякал, затем, наклонясь вперед, вытягивал шею, показывая
за левым ухом своим лысую, костяную шишку размером в небольшую картофелину.
— Интеллигенция — это лучшие люди страны, — люди, которым приходится
отвечать за все плохое в ней…
— Какой скверный табак, — сказала Лидия, проходя к окну, залепленному снегом, остановилась там боком ко всем и стала расспрашивать Дронова,
за что его исключили; Дронов
отвечал ей нехотя, сердито. Макаров двигал бровями, мигал и пристально, сквозь пелену дыма, присматривался к темно-коричневой фигурке девушки.
Они, трое, все реже посещали Томилина. Его обыкновенно заставали
за книгой, читал он — опираясь локтями о стол, зажав ладонями уши. Иногда — лежал на койке, согнув ноги, держа книгу на коленях, в зубах его торчал карандаш. На стук в дверь он никогда не
отвечал, хотя бы стучали три, четыре раза.
— К ней? — спросил Самгин, указав глазами в потолок. Макаров тоже посмотрел вверх и, схватясь
за косяк двери,
ответил...
Оживление Дмитрия исчезло, когда он стал расспрашивать о матери, Варавке, Лидии. Клим чувствовал во рту горечь, в голове тяжесть. Было утомительно и скучно
отвечать на почтительно-равнодушные вопросы брата. Желтоватый туман
за окном, аккуратно разлинованный проволоками телеграфа, напоминал о старой нотной бумаге. Сквозь туман смутно выступала бурая стена трехэтажного дома, густо облепленная заплатами многочисленных вывесок.
— Неправда! — вскричала она, рассердясь на него
за что-то, он серьезно
ответил...
Не всегда легко было
отвечать на ее вопросы. Клим чувствовал, что
за ними скрыто желание поймать его на противоречиях и еще что-то, тоже спрятанное в глубине темных зрачков, в цепком изучающем взгляде.
— «Одних уж нет, а те далече» от действительности, —
ответил Туробоев, впервые
за все время спора усмехнувшись.
Спивак
ответила, что Кутузов недели
за три до ареста Дмитрия уехал к себе домой, хоронить отца.
Она не
ответила, но Клим видел, что смуглое лицо ее озабоченно потемнело. Подобрав ноги в кресло, она обняла себя
за плечи, сжалась в маленький комок.
Тихим голосом, как бы читая поминанье
за упокой родственников, он
отвечал...
Потом пошли один
за другим, но все больше, гуще, нищеподобные люди, в лохмотьях, с растрепанными волосами, с опухшими лицами; шли они тихо, на вопросы встречных
отвечали кратко и неохотно; многие хромали.
— Передавили друг друга. Страшная штука. Вы — видели? Черт… Расползаются с поля люди и оставляют
за собой трупы. Заметили вы: пожарные едут с колоколами, едут и — звонят! Я говорю: «Подвязать надо, нехорошо!»
Отвечает: «Нельзя». Идиоты с колокольчиками… Вообще, я скажу…
Мутный свет обнаруживал грязноватые облака; завыл гудок паровой мельницы, ему
ответил свист лесопилки
за рекою, потом засвистело на заводе патоки и крахмала, на спичечной фабрике, а по улице уже звучали шаги людей. Все было так привычно, знакомо и успокаивало, а обыск — точно сновидение или нелепый анекдот, вроде рассказанного Иноковым. На крыльцо флигеля вышла горничная в белом, похожая на мешок муки, и сказала, глядя в небо...
— Да… Недоразумение, —
ответил Самгин и выслушал искусный комплимент
за сдержанность, с которой он относится к словесным битвам народников с марксистами, — «Битвам не более ожесточенным», — признал Прейс, потирая свои тонкие ладони, похрустывая пальцами. Он тотчас же с легкой иронией прибавил...
— Вот он! — вскричала она, взмахнув коротенькими руками, подбежала, подпрыгнув, обняла Клима
за шею, поцеловала, завертела, выкрикивая радостно глупенькие слова. Искренность ее шумной радости очень смутила Самгина, он не мог
ответить на нее ничем, кроме удивления, и пробормотал...
— Я там немножко поссорился, чтоб рассеять скуку, —
ответил Тагильский небрежно, толкнул ногою дверь ресторана и строго приказал лакею найти его перчатки, книгу. В ресторане он стал как будто трезвее и
за столиком, пред бутылкой удельного вина стал рассказывать вполголоса, с явным удовольствием...
— Да, не очень, — искренно
ответил Самгин, привстав и следя
за руками Алексея; подняв руки, тот говорил...
— Не знаю, —
ответил Самгин, следя, как мимо двери стремительно мелькают цветисто одетые люди, а двойники их, скользнув по зеркалу, поглощаются серебряной пустотой. Подскакивая на коротеньких ножках, пронеслась Любаша в паре с Гансом Саксом,
за нею китаец промчал Татьяну.
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой девушка начала расспрашивать, как это и откуда упала Варвара, был ли доктор и что сказал. Вопросы ее следовали один
за другим, и прежде, чем Самгин мог
ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив
за собою дверь, тогда она, взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
— По способностям, —
ответил Митрофанов и не очень уверенно объяснил: — Наблюдать
за чем-нибудь.
Клим не успел
ответить; тщедушный человечек в сером пальто, в шапке, надвинутой на глаза, схватившись руками
за портфель его, тонко взвизгнул...
— Лидия Тимофеевна,
за что-то рассердясь на него, спросила: «Почему вы не застрелитесь?» Он
ответил: «Не хочу, чтобы обо мне писали в «Биржевых ведомостях».
— С ним — всегда что-нибудь, — глухо и равнодушно
ответил сосед. —
За ним горе тенью ходит.
Дослушав речь протопопа, Вера Петровна поднялась и пошла к двери, большие люди сопровождали ее, люди поменьше, вставая, кланялись ей, точно игуменье; не
отвечая на поклоны, она шагала величественно,
за нею, по паркету, влачились траурные плерезы, точно сгущенная тень ее.
— А вот увидим, —
ответил Туробоев, довольно бесцеремонно расталкивая людей и не извиняясь пред ними. Самгин пошел
за ним.
Туробоев не
ответил. Он шагал стремительно, наклонясь вперед, сунув руки в карманы и оставляя
за собой в воздухе голубые волокна дыма папиросы. Поднятый воротник легкого пальто, клетчатое кашне и что-то в его фигуре делали его похожим на парижского апаша, из тех, какие танцуют на эстрадах ресторанов.
— Хочу, чтоб ты меня устроил в Москве. Я тебе писал об этом не раз, ты — не
ответил. Почему? Ну — ладно! Вот что, — плюнув под ноги себе, продолжал он. — Я не могу жить тут. Не могу, потому что чувствую
за собой право жить подло. Понимаешь? А жить подло — не сезон. Человек, — он ударил себя кулаком в грудь, — человек дожил до того, что начинает чувствовать себя вправе быть подлецом. А я — не хочу! Может быть, я уже подлец, но — больше не хочу… Ясно?
Она стояла пред ним в дорогом платье, такая пышная, мощная, стояла, чуть наклонив лицо, и хорошие глаза ее смотрели строго, пытливо. Клим не успел
ответить, в прихожей раздался голос Лютова. Алина обернулась туда, вошел Лютов, ведя
за руку маленькую женщину с гладкими волосами рыжего цвета.
«
За этих, в кухне, придется
отвечать…»
Товарищи Балясный и Калитин
отвечают за порядок.
— Колено ушиб, —
ответил Яков и, усмехаясь, схватил
за плечо Лаврушку: — Жив, сукин кот? Однако — я тебе уши обрежу, чтоб ты меня слушался…
«Все может быть…» Думать чужими словами очень удобно,
за них не
отвечаешь, если они окажутся неверными.
И, улыбаясь навстречу Турчанинову, она осыпала его любезностями. Он
ответил, что спал прекрасно и что все вообще восхитительно, но притворялся он плохо, было видно, что говорит неправду. Самгин молча пил чай и, наблюдая
за Мариной, отмечал ее ловкую гибкость в отношении к людям, хотя был недоволен ею. Интересовало его мрачное настроение Безбедова.
— Николай Еремеев, — громко
ответил Вараксин и, вынув из-за передника фуражку, не торопясь натянул ее на мокрую голову.
Марина не
ответила. Он взглянул на нее, — она сидела, закинув руки
за шею; солнце, освещая голову ее, золотило нити волос, розовое ухо, румяную щеку; глаза Марины прикрыты ресницами, губы плотно сжаты. Самгин невольно загляделся на ее лицо, фигуру. И еще раз подумал с недоумением, почти со злобой: «Чем же все-таки она живет?»
— Да, да, —
ответил Самгин, прислушиваясь к шуму в коридоре вагона и голосу, командовавшему
за окном...
Проверяя свое знание немецкого языка, Самгин
отвечал кратко, но охотно и думал, что хорошо бы, переехав границу, закрыть
за собою какую-то дверь так плотно, чтоб можно было хоть на краткое время не слышать утомительный шум отечества и даже забыть о нем.
— Предпочитаю воздерживаться, —
ответил Клим и упрекнул себя
за необдуманный ответ.
Вошел местный товарищ прокурора Брюн де Сент-Ипполит, щеголь и красавец, — Тагильский протянул руку
за письмом, спрашивая: — Не знаете? — Вопрос прозвучал утвердительно, и это очень обрадовало Самгина, он крепко пожал руку щеголя и на его вопрос: «Как — Париж, э?» — легко
ответил...
— Да, очень, — любезно
ответил Самгин, а Юрин пробормотал ‹что-то›, протягивая руку
за стаканом.
— Черт его знает, — задумчиво
ответил Дронов и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел, может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на шпиона. Умный. Прежде всего — умен. Тоскует. Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает
за Тоськой, но — надо видеть — как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему и черт не брат.
Протирая очки платком, Самгин не торопился
ответить. Слово о мести выскочило так неожиданно и так резко вне связи со всем, что говорил Дронов, что явились вопросы: кто мстит, кому,
за что?
— Важный ты стал, значительная персона, — вздохнул Дронов. — Нашел свою тропу… очевидно. А я вот все болтаюсь в своей петле. Покамест — широка, еще не давит. Однако беспокойно. «Ты на гору, а черт —
за ногу». Тоська не
отвечает на письма — в чем дело? Ведь — не бежала же? Не умерла?
— Можно курить? — спросил Самгин хозяйку,
за нее, и даже как будто с обидой,
ответила дочь...
— Придется
ответить вам
за истребление чужого имущества.
— Нет, не близко, —
ответил Самгин и механически добавил: — Года
за полтора,
за два до этого он действительно покушался на самоубийство. Было в газетах.
— Вот это и есть тема, подлежащая нашему обсуждению, —
отвечал он и, если видел, что совопросник не удовлетворен, вслед
за этим, взглянув на часы, уходил.