Неточные совпадения
Княгиня Ирина Васильевна в это время
уже была очень стара; лета
и горе брали свое,
и воспитание внука ей было вовсе не по силам. Однако делать было нечего. Точно
так же, как она некогда неподвижно оселась в деревне, теперь она засела в Париже
и вовсе не помышляла о возвращении в Россию. Одна мысль о каких бы то ни было сборах заставляла ее трястись
и пугаться. «Пусть доживу мой век, как живется», — говорила она
и страшно не любила людей, которые напоминали ей о каких бы то ни было переменах в ее жизни.
Так и шли дела, пока состояния, оставленного войтом, доставало на удовлетворение щедрости его невестки; но, наконец, в городе стали замечать, что Долинские «начали приупадать», а еще немножко —
и семья Долинских
уж вовсе не считалась зажиточной.
— Пожалуйста, не рвите чехла; его
уж и так более чинить нельзя, — отвечала, мало обращая внимания на ее слова, Юлия.
— А моя сестра
уж, верно, морщится, что мы дружимся, — проговорила Дора
и, взглянув в лицо сестры, добавила, —
так и есть, вот удивительная женщина, никогда она, кажется, не будет верить, что я знаю, что делаю.
— Нет, это
уж черт знает что
такое! — крикнула из-за драпировки Дорушка голосом, в котором звучали
и насилу сдерживаемый смех,
и досада.
— Да, очень даже лучше, только, к несчастью, вот досадно, что это невозможно.
Уж ты поверь мне, что его жена — волк, а он — овца. В нем есть что-то
такое до беспредельности мягкое, кроткое, этакое, знаешь, как будто жалкое, мужской ум, чувства простые
и теплые, а при всем этом он дитя, правда?
— Я живу сердцем, Дора,
и, может быть, очень дурно увлекаюсь, но
уж такая я родилась.
— Н-н-ну, не знаю, отчего
так уж очень много. Можно любить
и своих прежних детей,
и женщину.
— Нет-с, это немножко не
так будет. А впрочем, где же эти ваши
и не-дамы,
и не-барышни,
и уж, разумеется, тоже
и не судомойки же, а женщины?
—
Так уж, последовательно идя, почему ж не свернуть любя
и голову?
—
Уж именно!
И что только
такое тут говорилось!..
И о развитии,
и о том, что от погибели одного мальчика человечеству не стало бы ни хуже, ни лучше; что истинное развитие обязывает человека беречь себя для жертв более важных, чем одна какая-нибудь жизнь,
и все
такое, что просто… расстроили меня.
—
Уж если случится
такое несчастье, то лучше нести его прямо, — рассуждала Анна Михайловна. Долинский был с нею согласен во всех положениях
и на эту тему.
Идет этак Илья Макарович по улице,
так сказать, несколько примиренный с немцами
и успокоенный — а
уж огни везде были зажжены,
и видит — маленькая парикмахерская
и сидит в этой парикмахерской прехорошенькая немочка.
Долинский только приписывал, что он здоров
и что на днях будет писать больше. Этим давно
уже он обыкновенно оканчивал свои коротенькие письма, но обещанных больших писем Анна Михайловна никогда „на днях“ не получала. Последнее письмо
так поразило Анну Михайловну своею оригинальною краткостью, что, положив его в карман, она подошла к оставленным ею покупательницам совершенно растерянная.
— О, Аркадия священная! Даже не слова человеческие, а если бы гром небесный упал перед нею,
так она…
и на этот гром, я думаю, не обратила бы внимания. Что тут слова, когда, видите, ей меня не жаль; а ведь она меня любит! Нет, Илья Макарович, когда сердце занялось пламенем, тут
уж ничей разум
и никакие слова не помогут!
Она любит потому, что любит его, а не себя,
и потом все
уж это у нее
так прямо идет —
и преданность ему,
и забота о нем,
и боязнь за него, а у нас пойдет марфунство: как? да что? да, может быть, иначе нужно?
— Вот то-то оно
и есть, Дарья Михайловна, что суд-то людской—не божий: всегда в нем много ошибок, — отвечал спокойно Долинский. — Совсем я не обезьянка петербургская, а худ ли, хорош ли, да
уж такой, каким меня Бог зародил. Вам угодно, чтобы я оправдывался — извольте! Знаете ли вы, Дарья Михайловна, все, о чем я думаю?
И что ж вы скажете? — я до
такой степени все это выматывал, что серьезно, ясно
и сознательно стал ощущать, что я
уж когда-то что-то
такое ловил
и не поймал,
и умер,
и опять живу.
— Ах, Дарья Михайловна, какой вы ребенок! Ну, разве можно задавать
такие вопросы? Ведь на это вам только Шпандорчук с Вырвичем
и ответили бы, потому что у тех
уж все это вперед решено.
— По крайней мере, очень многое. — Да вы, пожалуйста, не думайте, что решимость это
уж такая высокая добродетель, что все остальное перед нею прах
и суета. Решимостью самою твердою часто обладают
и злодеи,
и глупцы,
и всякие, весьма непостоянные, люди.
—
Так тогда какой же резон делать общее несчастье! Ведь если, положим, вы любите какое-нибудь А
и это А взаимно любит вас, хотя оно там прежде любило какое-то Б. Ну-с, теперь, если вы знаете, что это А своего Б больше не любит, то зачем же вам отказываться от его любви
и не любить его самой.
Уж ведь все равно не отошлете его обратно, куда его не тянет. Простой расчет: пусть лучше двое любят друг друга, чем трое разойдутся.
«Я осрамлю
и вас,
и ее на целый свет. Вы жалуетесь, что я вас выгнала из дома,
так уж все равно — жалуйтесь, а я вас выгоню еще
и из Петербурга вместе с вашей шлюхой».
— Это неудивительно, Серафима Григорьевна. Во-первых, maman,
таким образом, не отстает от отечественной моды, а во-вторых,
и, в самом деле, какой же
уж теперь аристократизм? Все смешалось, все ровны становимся.
— Ну, что это! Это
уж даже неприятно! — опять восклицала Онучина, воображая, вероятно, как косматые петербургские Ягу лазят по деревьям в Летнем саду, или на елагинском пуанте
и швыряют сверху всякими нечистотами. —
И женщины
такие же бывают? — спросила она через секунду.
— Из России? Из России она уехала с этим… как его?.. ну, да все равно — с французским актером, а потом была наездницей в цирке, в Лондоне; а после князя Петра,
уж за границей,
уж самой сорок лет было, с молоденькой
и с прехорошенькой женой развела…
Такая греховодница!
— Помню я его — араб, весь оливковый, нос, глаза… весь страсть неистовая! Точно, что чудо как был интересен. Она
и с арабами, ведь, кажется, кочевала. Кажется,
так? Ее там встретил один мой знакомый путешественник — давно это,
уж лет двадцать. У какого-то шейха, говорят, была любовницею, что ли.
— Позвольте, пожалуйста! Что это в самом деле
такое? Год пропадает
и чуть перенес ногу, сейчас
уж о долге.