Неточные совпадения
Между сестрами завязалась живая переписка: Аня заочно пристрастилась к Дорушке; та ей взаимно, из своей степной глуши, платила самой горячей любовью. Преобладающим стремлением девочек стало страстное желание увидаться
друг с
другом. Княгиня и слышать не хотела
о том, чтобы отпустить шестнадцатилетнюю Аню из Парижа в какую-то глухую степную деревню.
«Поговорим
о деле,
о нашем ребенке, и пожелаем
друг другу счастливо оставаться».
Точно Офелия, эта Шекспирова «божественная нимфа» со своею просьбою не плакать, а молиться
о нем, Ульяна Петровна совсем забыла
о мире. Она молилась
о муже сама, заставляла молиться за него и
других, ездила исповедовать грехи своей чистой души к схимникам Китаевской и Голосеевской пустыни, молилась у кельи известного провидца Парфения, от которой вдалеке был виден весь город, унывший под тяжелою тучею налетевшей на него невзгоды.
А между тем Юлинька никак не могла полюбить своего мужа, потому что женщины ее закала не терпят, даже презирают в мужчинах характеры искренние и добрые, и эффектный порок для них гораздо привлекательнее; а
о том, чтобы щадить мужа, хоть не любя, но уважая его, Юлинька, конечно, вовсе и не думала: окончив одну комедию, она бросалась за
другою и входила в свою роль.
Мрачное настроение духа, в котором Дорушка, по ее собственным словам, была грозна и величественна, во все это время не приходило к ней ни разу, но она иногда очень упорно молчала час и
другой, и потом вдруг разрешалась вопросом, показывавшим, что она все это время думала
о Долинском.
Дорушка не заводила более речи
о браке Долинского, и только раз, при каком-то рассказе
о браке, совершившемся из благодарности, или из какого-то
другого весьма почтенного, но бесстрастного чувства, сказала, что это уж из рук вон глупо.
О женитьбе, или хотя
о чем-нибудь
другом посущественнее словесной благодарности, и речи не было.
— Да хотя бы-с и
о себе! Пора, наконец, похлопотать и
о себе, когда на нас ложится весь труд и тяжесть заработка; а женщины живут в тягость и себе, и
другим — ничего не делают. Вопрос женский — общий вопрос.
Единственной разницей в их теперешних отношениях от прежнего было то, что они знали из уст
Друг друга о взаимной любви, нежно лелеяли свое чувство, «бледнели и гасли», ставя в этом свое блаженство.
— Голубиное сердце, — добавила Анна Михайловна. В
другой раз Даше все казалось, что
о ней никто не хочет позаботиться, что ее все бросили.
О чтении никто не думал, но все молчали, как это часто бывает перед разлукою у людей, которые на прощанье много-много чего-то хотели бы сказать
друг другу и не могут; мысли рассыпаются, разговор не вяжется.
Они или не говорят вовсе, стараясь насмотреться
друг на
друга, или говорят
о пустяках,
о вздорах, об изломанной ножке у кресла, словом обо всем, кроме того,
о чем бы им хотелось и следовало говорить.
— А этот штуцеришко бардзо добрый! — весь сияя отзывался он в
другой раз
о штуцере, механизм которого дался ему разгадать себя с первого раза.
Этот смирный человек решительно не мог ничем произвести в Доре дурное впечатление, но она, очевидно, просто-напросто не хотела никаких знакомств. Ей просто не хотелось иметь перед глазами и на слуху ничего способного каждую минуту напомнить
о России, с воспоминанием
о которой связывалось кое-что
другое, смутное, но тяжелое,
о котором лучше всего не хотелось думать.
— Тут одна, — сказала Дора, снова остановись и указывая на исчезающий за холмом домик Жервезы, — а вон там
другая, — добавила она, бросив рукою по направлению на север. — Вы, пожалуйста, никогда не называйте меня доброю. Это значит, что вы меня совсем не знаете. Какая у меня доброта? Ну, какая? Что меня любят, а я не кусаюсь, так в этом доброты нет; после этого вы, пожалуй, и
о себе способны возмечтать, что и вы даже добрый человек.
Даша нетерпеливо сняла ногою башмак с
другой ноги и, не сказав ни слова, выбросила его из-под платья. Тонкий летний башмак был сырехонек. Долинский взглянул на подошву, взял шляпу и вышел прежде, чем Дора успела его
о чем-нибудь спросить.
Крылатый божок, кажется, совсем поселился в трех комнатках m-me Бюжар, и
другим темным и светлым божествам не было входа к обитателям скромной квартирки с итальянским окном и густыми зелеными занавесками.
О поездке в Россию, разумеется, здесь уж и речи не было, да и
о многом,
о чем следовало бы вспомнить, здесь не вспоминали и речей не заводили. Страстная любовь Доры совершенно овладела Долинским и не давала ему еще пока ни призадуматься, ни посмотреть в будущее.
— Ах, простите, пожалуйста! — серьезно извинялась княгиня. — Мне, когда говорят
о России и тут же
о разводах — всегда представляется плацпарад, трубы и мой брат, Кесарь Степаныч, с крашеными усами. Да и на что нам
другие разводы? Совсем не нужно.
— Ах, помилуйте, ma chere [моя дорогая (франц.).] Серафима Григорьевна! Не знаю, кого вы такую знаете, или про кого слышали; но во всяком случае, если это не приказничиха, так какая-нибудь
другая personne meprisabie, [презренная особа (франц.).]
о которой все-таки говорить не стоит.
— Ничего он не стоит, — порешила, наконец, m-lle Marie и дала себе слово перестать думать
о соседе и найти кого-нибудь
другого.
Достигнув такого влияния на Долинского, Зайончек сообщил ему
о существовании в Париже «Союза христианского братства» и велел ему быть готовым вступить в братство в качестве грешного члена Wschodniego Kosciola (восточной церкви). Долинский был введен в таинственную комнату заседаний и представлен оригинальному собранию, в котором никто не называл
друг друга по фамилии, а произносил только «брат Яков», или «брат Северин», или «сестра Урсула» и т. д.
В обществе, главным образом, положено было избегать всякого слова
о превосходстве того или
другого христианского исповедания над прочими. «Все дети одного отца, нашего Бога, и овцы одного великого пастыря, положившего живот свой за люди», было начертано огненными буквами на белых матовых абажурах подсвечников с тремя свечами, какие становились перед каждым членом. Все должны были помнить этот принцип терпимости и никогда не касаться вопроса
о догматическом разногласии христианских исповеданий.
— Так сказали? Да, я уверена, что вы в эту минуту обо мне не подумали. Но скажите же теперь, мой
друг, если вы нехорошего мнения
о женщинах, которые выходят замуж не любя своего будущего мужа, то какого же вы были бы мнения
о женщине, которая выйдет замуж любя не того, кого она будет называть мужем?
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
X л е с т а к
о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь
другое дело.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «
О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и
другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова поговорить
о деле. Ну что,
друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите
о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем
другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.