Неточные совпадения
Благодаря исключительности своего положенья, своей фактической независимости, Хорь говорил со мной
о многом, чего из
другого рычагом не выворотишь, как выражаются мужики, жерновом не вымелешь.
Мужик рассказывал нам все это с усмешкой, словно
о другом речь шла, но на маленькие и съеженные его глазки навертывалась слезинка, губы его подергивало.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка
о чем-нибудь
другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
Но Овсяников такое замечательное и оригинальное лицо, что мы, с позволения читателя, поговорим
о нем в
другом отрывке.
Ну, а
другие не так: и помогают-то они, а грех; и говорить
о них грех.
— Что вам надобно?
о чем вы просите? — спросил он строгим голосом и несколько в нос. (Мужики взглянули
друг на
друга и словечка не промолвили, только прищурились, словно от солнца, да поскорей дышать стали.)
— Да, да! — подхватили
другие. — Ай да Александра! подкузьмила Купрю, неча сказать… Пой, Купря!.. Молодца, Александра! (Дворовые люди часто, для большей нежности, говоря
о мужчине, употребляют женские окончания.) Пой!
От моего Ермолая и от
других я часто слышал рассказы
о леснике Бирюке, которого все окрестные мужики боялись как огня.
На разъездах, переправах и в
других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (
о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
Мужики, в изорванных под мышками тулупах, отчаянно продирались сквозь толпу, наваливались десятками на телегу, запряженную лошадью, которую следовало «спробовать», или, где-нибудь в стороне, при помощи увертливого цыгана, торговались до изнеможения, сто раз сряду хлопали
друг друга по рукам, настаивая каждый на своей цене, между тем как предмет их спора, дрянная лошаденка, покрытая покоробленной рогожей, только что глазами помаргивала, как будто дело шло не
о ней…
Слышанный мною разговор сильно возбудил мое любопытство. Уж не раз доходили до меня слухи об Яшке-Турке, как
о лучшем певце в околотке, и вдруг мне представился случай услышать его в состязании с
другим мастером. Я удвоил шаги и вошел в заведение.
Но прежде чем я приступлю к описанию самого состязания, считаю не лишним сказать несколько слов
о каждом из действующих лиц моего рассказа. Жизнь некоторых из них была уже мне известна, когда я встретился с ними в Притынном кабачке;
о других я собрал сведения впоследствии.
Вычитал он однажды в «Московских ведомостях» статейку харьковского помещика Хряка-Хрупёрского
о пользе нравственности в крестьянском быту и на
другой же день отдал приказ: всем крестьянам немедленно выучить статью харьковского помещика наизусть.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть
о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя
другими лошадьми, привязанного к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Дорогой он ехал больше шагом, враскачку, глядел по сторонам, покуривал табак из коротенького чубучка и ни
о чем не размышлял; разве возьмет да подумает про себя: «Чертопхановы чего захотят — уж добьются! шалишь!» — и ухмыльнется; ну, а с прибытием домой пошла статья
другая.
Ему эта «штука» казалась очень «простою»: уничтожив самозванца, он разом поквитается со «всем» и самого себя казнит за свою глупость, и перед настоящим своим
другом оправдается, и целому свету докажет (Чертопханов очень заботился
о «целом свете»), что с ним шутить нельзя…
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
X л е с т а к
о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь
другое дело.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «
О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и
другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова поговорить
о деле. Ну что,
друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите
о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем
другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.