Неточные совпадения
— Почему же нет? Брат мой разве не женился по принципу, не любя
женщину, для того только, чтобы «освободить ее от тягости отцовской власти», — сказала Лариса, надуто продекламировав последние шесть слов. Надеюсь, это мог
сделать только «умный дурак», которых вы так любите.
— Я
делаю самые простые выводы из самых простейших фактов, — сказал он, — и притом из общеизвестных фактов, которые ясно убеждают, что с
женщиной поступают коварно и что значение ее все падает. Как самое совершеннейшее из творений, она призвана к господству над грубою силой мужчины, а ее смещают вниз с принадлежащего ей положения.
— Я ужасно люблю со вкусом сделанные дамские наряды! — заговорил он с сестрой. — В этом, как ты хочешь, сказывается вся
женщина; и в этом, должно правду сказать, наш век
сделал большие шаги вперед. Еще я помню, когда каждая наша барышня и барыня в своих манерах и в туалете старались как можно более походить на une dame de comptoir, [продавщицу (франц.).] а теперь наши
женщины поражают вкусом; это значит вкус получает гражданство в России.
— Да дело это нельзя
делать шах-мат: дворянинишку с ветра взять неудобно; брак у нас предоставляет мужу известные права, которые хотя и не то, что права мужа во Франции, Англии или в Америке, но и во всяком случае все-таки еще довольно широки и могут стеснять
женщину, если ее муж не дурак.
— Именно черт знает что, но
делать нечего: повесился и мотайся, у нас женатый человек закрепощен
женщине, закрепощен.
— Пусть же будет хоть скандал! Пусть хоть все вскрою, все изобличу, что
делают новые
женщины.
— Да, и вы не ошиблись: Лариса, конечно, отличала и отличает вас как прекрасного человека, внимание которого
делает женщине и честь, и удовольствие; но что же она вам ответила на ваши слова?
— Право! У
женщины какой суд?
сделал раз человек что-нибудь нехорошее, и уже это ему никогда не позабудут, или опять, согреши раз праведник, — не помянутся все его правды.
— Не ужасайтесь, бывают дела гораздо страшнее, и их люди бестрепетно
делают для
женщин и за
женщин, — это, надеюсь, еще далеко не тот кубок, который пили юноша, царь и пастух в замке Тамары.
Он говорил, что это человек с преступным, ничего не щадящим легкомыслием, и я в глубине души с ним согласилась, что
женщине нечего
делать с таким человеком.
Катерина Астафьевна бросалась то на огород, то за ворота, крича: «Ах, господи, ах, Николай угодник, что
делать?» Синтянина же, решив взять ни на что несмотря больного к себе, побежала в кухню искать слугу Подозерова, а когда обе эти
женщины снова столкнулись друг с другом, вбегая на крыльцо, вопрос уже был решен без всякого их участия.
— Какая подлость? Никакой я тут подлости не вижу. Вольно же мужчине
делать глупость — жениться, — к бабе в батраки идти; а
женщины дуры были бы, если б от этого счастья отказывались. В чем же тут подлость? Это принятие подданства, и ничего больше.
— Ничего больше, как то, что я не хочу служить с тем, кто способен обижать
женщину, и прошу вас
сделать распоряжение об увольнении меня в отставку. А если вам угодно со мною стреляться, так я готов с моим удовольствием.
— А ведь что ее
делает такою прекрасною
женщиной?
— Видите, видите, какая бедовая моя Пайка! У-у-у-х, с ядовитостью
женщина! — продолжал он, тихонько с нежностью и восторгом трогая жену за ее свежий раздвоившийся подбородок, и в то же время, оборотясь к майору, добавил: — Ужасно хитрая-с! Ужасно! Один я ее только постигаю, а вы о ней если
сделаете заключение по этому первому свиданию, так непременно ошибетесь.
— А разве
женщину менее обманывает тот, кто говорит ей, что любит ее, и между тем ничего не
делает, чтобы дать законное значение этой любви, — отвечала Глафира.
Бодростина весело рассмеялась и заметила своему собеседнику, что он неосторожно богохульствует, порицая совершенство творения, чего ему, как спириту,
делать не надлежит; но он категорически опроверг это обвинение и доказал, что именно как спирит-то он и прав, потому что признает планету и обитающие на ней организмы еще в периоде самого раннего развития и верит, что в далеком или в недалеком будущем воспоследуют усовершенствования, при которых нынешняя и все более и более усиливающаяся власть
женщин над мужчинами упразднится.
— Ну, вот видите ли: я веду серьезный разговор, а вы называете мои слова то дерзостями, то комплиментами, тогда как я не говорю ни того, ни другого, а просто проповедую вам великую вселенскую правду, которая заключается в том, что когда красивая
женщина не хочет
сделать своей красоты источником привязанности избранного человека, а расплывается в неведомо каких соображениях, то она не любит ни этого человека, ни самое себя, то есть она, попросту говоря, дура.
— Поверьте мне, прекрасная племянница, что тысячи и тысячи самых достойнейших
женщин не раз втайне завидуют легкости, с которою красавицам дается овладевать привязанностями самых серьезных и честных людей. Что там ни говорите,
женщин добродетельных люди уважают, а красивых — любят. Это очень несправедливо, но что
делать, когда это всегда уж так было, есть и будет! Вон еще в библейской древности Иаков Лию не любил, а Рахиль любил, а я Рахиль не уважаю.
— Да, ты постоянно резок; даже уж очень резок, — вмешался Евангел и пояснил мягко, что хотя замеченный Форовым раздел действительно как будто существует, но в этом виновата не природа, для которой нет оснований обделять прекрасное тело добрыми свойствами, а виноваты в том люди, потому что они красавицам больше прощают, больше льстятся и тем кружат им головы и портят сердца,
делают их своенравными, заносчивыми, и тогда уж плохо тем, кому придется с такою
женщиной жить.
А за этим шестое: я разубедился, чтобы могли заставить серьезно относиться к себе
женщин моралисты и эмансипаторы; нет, это опять-таки те же испанские дворяне
сделают.
А до тех пор… до тех пор надо лавировать и
делать посильные уступки Ропшину, ограждаясь лишь от уступок самых крайних, которые возмущали ее как
женщину.
Молодая
женщина ехала в большом смущении и от приема Горданова, и от раскаяния, что она
сделала этот неосторожный визит, и от известия об Яссах. Какая цель оставаться Ларисе?
Молодой
женщине вдруг пришло в мысль: не
сделала ли чего-нибудь с собою Лариса, по меньшей мере не покинула ли она внезапно этого неприветливого и страшного дома и не ушла ли куда глаза глядят?
Я уважаю тебя, ты хорошая, добрая, честная
женщина; я нередко сама хочу тебя видеть, но когда мы свидимся… в меня просто вселяется дьявол, и… прости меня,
сделай милость, я не хотела бы сказать тебе то, что сейчас должно быть скажу: я ненавижу тебя за все и особенно за твою заботу обо мне.
Полуобнаженные
женщины в длинных рубахах, с расстегнутыми воротниками и лицами, размазанными мелом, кирпичом и сажей; густой желто-сизый дым пылающих головней и красных угольев, светящих из чугунков и корчажек, с которыми огромная толпа мужиков ворвалась в дом, и среди этого дыма коровий череп на шесте, неизвестно для чего сюда попавший, и тощая вдова в саване и с глазами без век; а на земле труп с распростертыми окоченевшими руками, и тут же суетящиеся и не знающие, что
делать, гости.
А хотя бы и не так, то была она
женщина, — сосуд скудельный и слабый, и за то ей простится все, а побуждение ее было, конечно, благородное: освободить того, кого она счастливым
сделать была обязана, да не сумела.
Неточные совпадения
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. // Свезти его в Италию // Сулились, да уехали… // А он бы рад-радехонек — // Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь
делать нечего… // Собаки дом покинули // (Озлилась круто
женщина), // Кому здесь дело есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы
сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много
женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая
женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду
сделать этого».
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди
делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти
женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
— Брось меня, брось! — выговаривала она между рыданьями. — Я уеду завтра… Я больше
сделаю. Кто я? развратная
женщина. Камень на твоей шее. Я не хочу мучать тебя, не хочу! Я освобожу тебя. Ты не любишь, ты любишь другую!