Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая
и больше политическая причина. Это значит
вот что: Россия… да… хочет вести войну,
и министерия-то,
вот видите,
и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Говорят, что
я им солоно пришелся, а
я,
вот ей-богу, если
и взял с иного, то, право, без всякой ненависти.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских
и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места.
Вот недавно один поручик пишет к приятелю
и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал.
Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Городничий. Батюшки, не милы
мне теперь ваши зайцы: у
меня инкогнито проклятое сидит в голове. Так
и ждешь, что
вот отворится дверь
и — шасть…
Как сказал он
мне это, а
меня так
вот свыше
и вразумило.
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом
и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А
вот он-то
и есть этот чиновник.
Аммос Федорович. А
я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если
и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад.
Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда
и что неправда.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе
и сейчас!
Вот тебе ничего
и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так
и другим тоже.
Вот новости!
Хлестаков. Нет,
я не хочу!
Вот еще!
мне какое дело? Оттого, что у вас жена
и дети,
я должен идти в тюрьму,
вот прекрасно!
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому
и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
)Мы, прохаживаясь по делам должности,
вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что
я не так, как иной городничий, которому ни до чего дела нет; но
я,
я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, —
и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
Хлестаков. Нет, батюшка
меня требует. Рассердился старик, что до сих пор ничего не выслужил в Петербурге. Он думает, что так
вот приехал да сейчас тебе Владимира в петлицу
и дадут. Нет,
я бы послал его самого потолкаться в канцелярию.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет —
и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у
меня проговоришься.
Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь
вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Городничий.
Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А
вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы
мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Бобчинский. Ничего, ничего-с, без всякого-с помешательства, только сверх носа небольшая нашлепка!
Я забегу к Христиану Ивановичу: у него-с есть пластырь такой, так
вот оно
и пройдет.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам?
Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали,
и вы туда ж за ними!
и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам?
Я у вас крестила вашего Ванечку
и Лизаньку, а вы
вот как со
мною поступили!
Анна Андреевна.
Вот хорошо! а у
меня глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как же не темные, когда
я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
Анна Андреевна. Ну
вот:
я и знала, что даже здесь будешь спорить.
Осип. Да, хорошее.
Вот уж на что
я, крепостной человек, но
и то смотрит, чтобы
и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни
мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним!
я человек простой».
Городничий. Хорошо, хорошо,
и дело ты говоришь. Там
я тебе дал на чай, так
вот еще сверх того на баранки.
Аммос Федорович (дрожа всем телом).Никак нет-с. (В сторону.)О боже,
вот уж
я и под судом!
и тележку подвезли схватить
меня!
Артемий Филиппович.
Вот и смотритель здешнего училища…
Я не знаю, как могло начальство поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец,
и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить трудно. Не прикажете ли,
я все это изложу лучше на бумаге?
Добчинский.
Я бы
и не беспокоил вас, да жаль насчет способностей. Мальчишка-то этакой… большие надежды подает: наизусть стихи разные расскажет
и, если где попадет ножик, сейчас сделает маленькие дрожечки так искусно, как фокусник-с.
Вот и Петр Иванович знает.
Бобчинский.
Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам
и адмиралам, что
вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинскнй. Так
и скажите: живет Петр Иванович Бобчпиский.
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести, а четыреста, —
я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Запиши всех, кто только ходил бить челом на
меня,
и вот этих больше всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. Не гневись!
Вот ты теперь валяешься у ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы
меня, каналья! втоптал в самую грязь, еще бы
и бревном сверху навалил.
«Ах, боже мой!» — думаю себе
и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик,
вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава богу!»
И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Уже Лука Лукич говорит: «Отчего ты, Настенька, рыдаешь?» — «Луканчик, говорю,
я и сама не знаю, слезы так
вот рекой
и льются».
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да
и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Неточные совпадения
Пришел дьячок уволенный, // Тощой, как спичка серная, //
И лясы распустил, // Что счастие не в пажитях, // Не в соболях, не в золоте, // Не в дорогих камнях. // «А в чем же?» // — В благодушестве! // Пределы есть владениям // Господ, вельмож, царей земных, // А мудрого владение — // Весь вертоград Христов! // Коль обогреет солнышко // Да пропущу косушечку, // Так
вот и счастлив
я! — // «А где возьмешь косушечку?» // — Да вы же дать сулилися…
Помещик так растрогался, // Что правый глаз заплаканный // Ему платочком вытерла // Сноха с косой распущенной //
И чмокнула старинушку // В здоровый этот глаз. // «
Вот! — молвил он торжественно // Сынам своим наследникам //
И молодым снохам. — // Желал бы
я, чтоб видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб видели, чтоб слышали…»
— //
Я был — не хуже каменщик // Да тоже хвастал силою, //
Вот Бог
и наказал!
Скотинин. Да с ним на роду
вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею,
и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь.
Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Г-жа Простакова. Не умирал! А разве ему
и умереть нельзя? Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя
меня в чужих руках, найдет способ
меня выручить.
Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка твой, конечно, не воскресал.