Неточные совпадения
Только двое людей из великосветского петербургского общества знали более
других об этой таинственной истории. Это были два молодых офицера: граф Петр Игнатьевич Свиридов и
князь Сергей Сергеевич Луговой.
Князь и Свиридов посмотрели
друг на
друга, обменялись записками, пробежали их молча глазами и возвратили
друг другу, затем снова посмотрели
друг другу в глаза и вдруг гомерически расхохотались.
И действительно, самые нежные уверения в любви и самые страстные ответы на них ясно доказывали присутствие влюбленной пары, воспользовавшейся минутным уединением и тишиной в доме. Увлекательный голос княжны преобладал в этом сентиментальном дуэте. Свиридов и
князь Луговой взглянули
друг на
друга и обменялись следующими фразами...
Когда на
другой день распространились слухи о трагической смерти княжны Полторацкой, первой мыслью
князя Лугового и Свиридова было заявить по начальству о их ночном визите в дом покойной.
Таково было житье-бытье Густава Бирона в Польше во все то время, пока в Курляндии одинаково неуспешно боролись за герцогскую корону Мориц Саксонский и
князь Меншиков, а в России оканчивал и кончил свои баснословные подвиги Петр, которого сменили на престоле Екатерина и
другой Петр.
Не забыты были и
другие. Андреевский орден получили: генерал-фельдмаршал
князь Василий Васильевич Долгорукий, генерал Салтыков,
князь Николай Трубецкой, сенатор Александр Потемкин… Воронцов и Шувалов получили орден Александра Невского.
Другим пожалован графский титул, каковы: Григорий Чернышев, Петр Бестужев-Рюмин.
Лесток, по заступничеству которого Бестужев был снова призван к деятельности, теперь вместе с де ла Шетарди стал во главе его противников, к числу которых принадлежали Воронцов,
князь Трубецкой, принц Гомбургский, Шувалов и
другие — все люди и сильные и знатные при дворе. Удержаться одному Бестужеву не было возможности. Он сблизился с Алексеем Григорьевичем и вскоре сделался его лучшим
другом. Но этого было недостаточно. Надо было еще сделать узы, соединившие Разумовского с государыней, неразрывными.
Императрица выехала из Москвы. Поезд государыни был огромный. Ее сопровождали Разумовский, гофмейстер Шепелев, граф Салтыков, Феодор Яковлевич Дубянский, два архиепископа, графиня Румянцева,
князь Александр Михайлович Голицын, граф Захар Григорьевич Чернышев, Брюммер, Берхгольц, Декен и
другие. Вся свита состояла из 230 человек.
Во время пребывания Кирилла Григорьевича у знаменитого математика он показал ему подлинный гороскоп, составленный им вместе с
другим академиком по приказанию Анны Иоанновны для новорожденного Иоанна Антоновича. Заключение, выведенное составителями гороскопа, до того их ужаснуло, что они решили представить государыне
другой гороскоп, предсказавший молодому великому
князю всякое благополучие.
Потом обыкновенною церемониею, из покоев ее императорского величества, через галерею, невеста ведена с литавры и трубы маршалом его сиятельством
князем Трубецким с шафером и
другими кавалерами.
Другие враги Бестужева, Шуваловы и Воронцов, держались благодаря своим женам, но трепетали перед всемогущим канцлером. Великий
князь, о котором Бестужев отзывался с величайшим презрением, лишенный своей голштинской свиты, которую канцлер выгнал без всяких церемоний из России, и великая княгиня, на которую он смотрел как на малозначащую девочку, окруженные соглядатаями, не могли ни двинуться, ни вымолвить слова без его ведома.
У
князя были именья в
других местностях России, но он, в силу ли желания угодить молодой жене, или по
другим соображениям, поселился в женином приданном имении.
Князь Василий Васильевич был слаб здоровьем, а излишества в жизни, которые он позволил себе до женитьбы и вскоре и после нее, быстро подломили его хрупкий организм, и он, как мы знаем умер, оставив после себя молодую вдову и младенца дочь.
На
другой же день начали постройку этой беседки-тюрьмы под наблюдением самого
князя, ничуть даже не спешившего ее окончанием. Несчастные любовники между тем, в ожидании исполнения над ними сурового приговора, томились в сыром подвале на хлебе и на воде, которые им подавали через проделанное отверстие таких размеров, что в него можно было только просунуть руку с кувшином воды и краюхою черного хлеба.
Княжна, строившая планы своего будущего, один
другого привлекательнее, рисовавшая своим пылким воображением своего будущего жениха самыми радужными красками, окончательно воспламенила воображение и своей служанки-подруги. Та, со своей стороны, тоже заочно влюбилась в воображаемого красавца
князя и к немым злобствованиям ее против княжны Людмилы прибавилось и ревнивое чувство.
Надежда, что ее дочь найдет в Луговом свою судьбу, превратилась в сердце княгини Вассы Семеновны в уверенность. Она видела, но, конечно, не показала виду, что заметила, какие восторженные взгляды бросал молодой
князь на ее Люду, видела озлобленные лица
других маменек и заключила основательно, что ее дочь одержала победу. Дальнейшие визиты
князя, конечно, быстро решат интересующее ее дело.
В то время, когда все это происходило в Зиновьеве,
князь Сергей Сергеевич Луговой медленно ходил по отцовскому кабинету, убранному с тою роскошной, массивной деловитостью, которой отличалась наша седая старина. Все гости разъехались. Слуги были заняты уборкой столовой и
других комнат, а
князь, повторяем, удалился в свой кабинет и присел на широкий дедовский диван с трубкой в руке.
Некоторые из них хотя и не уступали красотой княжне Людмиле Васильевне, но все же были в
другом роде, менее привлекательными для молодого, но уже избалованного женщинами
князя.
Приезд
князя, восторженное состояние княжны Людмилы Васильевны после первого свиданья с Сергеем Сергеевичем подействовали, как мы видели, на нервную систему Татьяны Берестовой: она озлобилась на княжну и на княгиню и, естественно, старалась придать своим мыслям
другое направление.
«А что, если все действительно сделается так, как он говорит, — неслось в голове Тани, — и тогда она успокоится, она жестоко будет отомщена. И чем она хуже княжны Людмилы? Только тем, что родилась от дворовой женщины, но в ней, видимо, нет ни капли материнской крови, как в Людмиле нет крови княгини Вассы Семеновны. Недаром они так разительно похожи
друг на
друга. Они дочери одного отца —
князя Полторацкого, они сестры».
Разговор перешел на
другие темы. Когда они вернулись в дом и
князь стал прощаться, он действительно пригласил княгиню Вассу Семеновну на послезавтра вечером приехать в Луговое. Княгиня дала свое согласие.
Отец Николай, конечно, знал о проклятии, переходящем из рода в род
князей Луговых, относительно неприкосновенности беседки, стоявшей в глубине парка, и вместе с
другими верил в возможность несчастия, грозившего ослушнику прадедовской воли.
Отец Николай с первого же свидания с ним произвел на него то же впечатление, которое производил и на
других. Быть может, это впечатление не особенно укрепилось в душе
князя Сергея Сергеевича, но все же образ почтенного старца, служителя алтаря, внушал ему невольное уважение.
Князь поставил вопрос, совершенно им неожиданный и непредвиденный. Действительно, если внутренность беседки не подтвердит сложившейся о ней легенды, то уменьшится один из поводов людского суеверия, если же там на самом деле найдутся останки несчастных, лишенных христианского погребения, то лучше поздно, чем никогда исправить этот грех. Ни против того, ни против
другого возражения молодого
князя не мог ничего ответить отец Николай как служитель алтаря. Потому-то он и умолк.
Наряженные на работу в княжеском парке крестьяне между тем тронулись из села. За ними отправились любопытные, которые не работали в
других местах княжеского хозяйства. Поплелся старый да малый.
Князь Сергей Сергеевич после ухода Терентьича сошел с отцом Николаем в парк и направился к тому месту, где стояла беседка-тюрьма.
Отец Николай истово перекрестился. Его примеру последовали и
другие. Перекрестился невольно и
князь Сергей Сергеевич. Когда пыль наконец рассеялась,
князь, в сопровождении отца Николая и следовавшего сзади Терентьича, приблизился к беседке. То, что представилось им внутри ее, невольно заставило их остановиться на пороге.
Князь Сергей Сергеевич начал подробный, красноречивый и даже картинный рассказ о вчерашних работах и особенно о моменте, когда отворили беседку и глазам присутствующих представилась, после рассеявшегося столба пыли, картина двух сидевших в объятиях
друг друга скелетов.
В этот самый момент где-то в глубине парка раздался резкий, неприятный смех.
Князь и княжна отскочили
друг от
друга и стали оба испуганно озираться.
Князь остался в Зиновьеве обедать и пить вечерний чай и только поздним вечером возвратился к себе в Луговое. Там ожидала его новая радость. К нему неожиданно приехал гость из Петербурга,
друг его детства и товарищ по полку, граф Петр Игнатьевич Свиридов.
— Петя, хороший, какими судьбами! — радостно встретил
князь Сергей Сергеевич своего
друга, вышедшего на крыльцо навстречу хозяину-приятелю.
Князь позвонил. С помощью явившегося камердинера он начал переодеваться, не переставая задавать вопросы усевшемуся в покойном кресле приезжему
другу.
Туалет
князя был кончен, и вошедший лакей доложил, что подано ужинать.
Друзья отправились в столовую. Беседа снова полилась.
Князь налил наливку в серебряные бокалы.
Друзья с наслаждением выпили душистую влагу из сока черешен. Встав из-за стола, они вышли на террасу.
Князь Сергей Сергеевич ничего не отвечал. Он стоял рядом со своим
другом, бледный, с остановившимся на представшем перед ним видении взглядом. Он сразу понял, что перед ним не живые люди, а призраки, что это духи умерших в беседке людей посетили свою могилу.
— Он имеет выход с
другой стороны? — спросил он почти бесчувственного
князя Лугового, продолжая держать его в своих объятиях.
Князь Сергей Сергеевич передал своему
другу о своем сне накануне того дня, когда была открыта беседка, и видение, которое было на
другой день…
Голос
князя как-то порвался. Шутка
друга больно кольнула ему сердце.
Проснулись оба
друга после полудня, но свежие и бодрые. Молодость и здоровье делают то, что несколько часов подкрепляющего сна перерождает совершенно человека. Все испытанные потрясения вчерашнего дня как не бывали. Сомнения, тревоги и предчувствия исчезли из ума и души
князя Сергея Сергеевича.
Друзья с аппетитом позавтракали и закурили трубки, когда вошедший лакей доложил, что лошади поданы.
Граф не произвел на нее особого впечатления. Вся поглощенная созерцанием своего милого «Сережи», как княжна уже мысленно давно называла
князя, она не обратила внимания на характерную, хотя совершенно в
другом роде, красоту графа Петра Игнатьевича.
Для графа Петра Игнатьевича, не говоря уже о
князе Луговом, день, проведенный в Зиновьеве, показался часом. Освоившаяся быстро с
другом своего жениха, княжна была обворожительно любезна, оживлена и остроумна. Она рассказывала приезжему петербуржцу о деревенском житье-бытье, в лицах представляла провинциальных кавалеров и заставляла своих собеседников хохотать до упаду. Их свежие молодые голоса и раскатистый смех доносились в открытые окна княжеского дома и радовали материнский слух княгини Вассы Семеновны.
Князь Сергей Сергеевич, то один, то со своим
другом, конечно, ежедневно приезжали в Зиновьево и проводили там большую часть дня.
Оба
друга остались в Зиновьеве до вечера, дождались прибытия командированного из Тамбова чиновника для производства следствия.
Князь Луговой боялся, чтобы этот последний не вздумал бы допрашивать еще не оправившуюся и к вечеру княжну Людмилу и таким образом не ухудшил бы состояние ее здоровья.
Мнения обоих
друзей о «чинуше» оказались, однако, ошибочными. Когда на
другой день
князь один утром поехал в Зиновьево, он застал там производство следствия в полном разгаре.
— Вот почему княжна и эта девушка были так похожи
друг на
друга, — обратился граф к
князю Сергею Сергеевичу, задумчиво сидевшему в кресле у письменного стола кабинета, в котором происходил этот разговор.
Князь Сергей Сергеевич и граф Свиридов прибыли на
другой день к утренней панихиде.
Князь, вернувшись в Луговое в сопровождении своего
друга, тотчас послал лошадей в Тамбов за доктором, которого приказал доставить к нему в имение.
Князь Сергей Сергеевич остался один. Он пошел бродить по парку и совершенно неожиданно для самого себя очутился у роковой беседки. Он вошел в нее, сел на скамейку и задумался. Мысли одна
другой безотраднее неслись в его голове. С горькой улыбкой вспоминал он утешения только что покинувшего его
друга.
Князь Сергей Сергеевич сделал жест возражения. Княжна остановилась, видимо желая дать ему высказаться, но он молчал. На лице его проходили одна за
другой тени, указывавшие на переживаемые им внутренние страдания.
Князь Сергей Сергеевич быстро и внимательно посмотрел на нее. Она сидела с опущенным вниз взглядом. В глазах
князя мелькнул ревнивый огонек. Уже не графу ли Свиридову обязан он,
князь, изменившимися к нему отношениями княжны Людмилы? Нехорошее чувство шевельнулось в его душе к его
другу, но
князь тотчас же осудил себя мысленно за это чувство.
Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это было возможно, ему надо было переменить место. Он отдал приказание готовиться к отъезду, который назначил на завтрашний день. На
другой день
князь призвал в свой кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил в Тамбов. По въезде в этот город
князь приказал ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.
Князь Сергей Сергеевич передал почти дословно разговор свой с княжной Полторацкой, разговор, каждое слово которого глубоко и болезненно запечатлелось в его памяти. Граф Петр Игнатьевич слушал внимательно своего
друга, медленно ходя из угла в угол комнаты, пол комнаты был устлан мягким ковром, заглушавшим шум шагов. Когда
князь кончил, граф выразил свое мнение не сразу.