Мастерская мистера Лимо

Юлия Анк

Жизнь Макса Толли меняется из-за странного исчезновения соседа с первого этажа. Желая выяснить обстоятельства дела, юноша вовлекает в историю свою младшую сестру и теряет её. Теперь нужно отыскать не только сестрёнку и соседа, но и мадам Виолетту Помпо, о которой говорят, что она волшебница. Любые поиски – занятие сложное само по себе, а когда они проходят в незнакомом месте, где и без того полно «непредвиденных обстоятельств», без помощи не обойтись. Но, возможно, появление Макса своевременно?..

Глава 13. Ольга

Оставляя шелковицы позади себя, мы спешно возвращались в город под куполом. Поначалу прячась, но позже совершенно забыв о всякой предосторожности, поскольку на улицах было много людей. Обеспокоенные горожане, оторванные от своих дел, торопились, на ходу вытирая полотенцами руки, или снимая с себя фартуки, или надевая куртки поверх домашних халатов. Все бежали в одном направлении, и мы влились в этот поток.

Возле дома, разрисованного как праздничный торт, образовалась толпа. Мы с трудом смогли протиснуться внутрь, в самый её центр. Там, посреди улицы, прямо на брусчатке, сидел человек в одежде клоуна, порванной и перепачканной чем-то чёрным. Его курчавые волосы торчали во все стороны, а красный нос, покрытый гримом, и белые щёки размазались и сделали лицо неузнаваемым. Однако не знал этого бедолагу, кажется, только я один. Остальные сочувственно качали головами, и кое-кто уже помогал человеку подняться, но, казалось, он не хотел вставать.

— Антоний! — воскликнул Кристоф, когда мы оказались перед несчастным клоуном. — Что случилось?

Антоний посмотрел на нас и тут же опустил глаза на брусчатку перед собой. Там лежали обломки разноцветного футляра, ещё недавно обмотанного красивой серебристой бумагой и разноцветным серпантином.

— Вот, — голос Антония был еле слышен среди гомона собравшихся соседей, — я готовился выйти к вам с речью, я репетировал. Это… это было официальное приглашение на наш ежегодный Новогодний бал. Вы же знаете, я должен был читать! А моя праздничная пушка, из которой, я собирался выстрелить приглашение на праздник… — голос клоуна дрожал, обида и испуг не давали ему продолжить свой рассказ. Его подняли на ноги, отряхнули. Кто-то принёс горячий чай, кто-то подал тёплое одеяло. Через минуту, когда клоун Антоний согрелся и немного успокоился, он всё начал заново:

— Я просто репетировал. У нас традиция, вы же помните? Я должен был зачитать приглашение завтра пополудни. А сегодня мне нужно было проверить, всё ли готово. И вдруг, когда я снял защитную крышечку с раструба, лист с приглашением вспорхнул вверх, пробил крышу моего дома и — ба-бах! — взорвался! Представляете? Он сам! Ба-бах! На такой высоте?! Он пробил крышу в моём доме — только посмотрите!

— Лист бумаги пробил крышу? — Кристоф нахмурил брови. — Это, пожалуй, чересчур…

Теперь все смотрели туда, куда указывал несчастный клоун. И не сделай он этого вовремя, случилось бы непоправимое: красная черепица была раскурочена, а кое-где съехала и продолжала неумолимо двигаться вниз.

Рассерженный Томас издал звук, похожий на звериный рык и, не медля ни секунды, отправился на крыльцо дома и сразу же вошёл внутрь. Через пару минут он вернулся, развёл в стороны свои большие руки и сообщил то, что ужаснуло всех:

— Твоя мастерская, приятель… Её больше нет. А вот твоё приглашение, которое ты должен был зачитать, — мистер Валин протянул печальному клоуну настоящий лист с текстом, написанным на нём. — Похоже, всё было неслучайно?

Из толпы вышел Леонид. Его бакенбарды, до сих пор задорно торчавшие в стороны, повисли, сам он был бледен почти до синевы.

— Это я… — пробормотал он, — это моя бумага…

Все замерли. Антоний хотел поставить кружку, из которой ещё пил чай, на блюдце, но у него не получалось. Раздосадованный этими обстоятельствами, он отдал уже остывший напиток кому-то справа.

— Ты? — переспросил взлохмаченный клоун. Его голос пополз вверх. — Ты?! Это ты подсунул мне бумагу, чтобы сделать такое?!

— Я, вообще-то… я делал её для хлопушек! Для хлопушек! Из этого листа могла получиться тысяча, нет, намного больше хлопушек! Как он оказался у тебя?! Я должен был привезти их на праздник! Это был сюрприз для всех!

— Сюрприз удался! — воскликнул Антоний. Он наступал на приятеля, но тот не сходил с места и, казалось, не обращал внимания на гнев клоуна.

— Я не понимаю, как она у тебя оказалась! — с дрожью в голосе ответил Леонид и обратился к Милли и Акиму — Пока мы… Что с нашими мастерскими?!

В следующую секунду громыхнуло ещё где-то.

— Ольга… — охнула мадам и, развернувшись кругом, кинулись по улице направо. За ней последовал Аким, а потом Манфред с Томасом, который прежде велел несчастному клоуну вернуться в мастерскую и поискать в ней оставшиеся записи, чтобы припрятать их как можно дальше. Биолог ухватил меня за рукав и потащил вслед за остальными, в дом, который принадлежал неизвестной мне Ольге.

Мадам Миллинэли прошла к двери первой. Она помедлила немного и нажала на ручку.

— Ольга! — позвала хозяйку дома мадам, отворив дверь. — Это мы!

Дом, к моему удивлению, был самым обыкновенным. Никаких странных форм: тут были ровные каменные стены, прямоугольные окна, занавешенные шторами, цветы на крыльце. Дом как дом. Только красивый. Мы вошли внутрь. В просторной прихожей никого не было. На втором этаже послышались торопливые шаги. Скрипнули половицы, потом доски на ступеньках, и всё стихло. Аким снова позвал дочь:

— Где ты, Ольга? Спускайся!

Что-то повернулось прямо перед нашим носом. Как будто внутри коридора, где мы стояли, образовалась воронка из воздуха. Разворот! И перед нами предстала невысокого роста девушка, быть может, чуть старше меня. Точнее, лишь её верхняя половина с копной таких же каштановых волос, как у Акима, только кудрявых и длинных — гораздо ниже плеч.

— Мама, это ты? Папа? И мистер О́Коттон! Томас!

— Мы, девочка моя. Что случилось, и почему ты в таком виде? Они были у тебя?

— Да. Извини, я не смогла из-за этого прийти к матушке Боа. Какие-то люди появились сразу, едва я получила твоё сообщение. Мне повезло: я как раз пробовала менять интерьер с помощью своих новых тканей и крепила их к стенам. Посмотрите, у меня тут всё держится на булавках. А эти болваны не заметили!

Появление Ольги меня обрадовало и смутило одновременно — она была примерно моего возраста. И, вероятно, я слишком выдал свои эмоции, потому что Ольга окинула меня с ног до головы, весьма высокомерно задрала нос и, не спросив моего имени, вернулась к разговору с родителями. Правда, они не спешили приступать к беседе, продолжая смотреть на свою дочь.

— Ольга, будь добра… Верни свою нижнюю часть: мне очень непросто разговаривать с… половиной тебя, — Аким шутливо нахмурился.

Но Ольга не спешила слушать отца и, как мне показалась, специально, чтобы повеселить родителей и гостей, оставалась в прежнем виде. Аким прошёлся по комнате и остановился возле белой стены, на которой висела пара картин:

— Э-э… Твоя лаборатория в порядке?

— Папа, что с ней может случиться? Это же моя лаборатория!

Наконец Ольга передумала и отдала своей матери прозрачную накидку, которая делала её нижнюю часть невидимой. Теперь я мог увидеть, что одежда девушки сильно отличалась от той, что было принято носить у нас, в городе: тонкий шерстяной свитер и облегающие брюки, заправленные в высокие сапоги с широким каблуком.

Девушка подошла к стене, подняла руки вверх, открепила булавки и сдёрнула лёгкую ткань, которая на полу превратилась в обычный шёлк. Картины исчезли со стены, а на их месте появилась дверь в комнату, которая и оказалась лабораторией.

— Мам! Твой перламутр великолепен! С его помощью я удивительно своевременно сделала несколько новых образцов. Я работала, когда ко мне постучали, и поэтому успела занавесить вход. Полагая, что это вы с папой, хотела сделать сюрприз. Тут же прилетела твоя ракушка, и, пока я её читала, в дом завалились какие-то люди в нелепейшем виде: во фраках, каких не шьют уже лет сто! Они обошли весь дом, перерыли мои журналы, тетрадки и прочую ерунду. И ушли.

Девчонка была очень довольна собой.

— Они ушли ни с чем?! — воскликнул Манфред.

— Ни с чем, мистер О́Коттон! — счастливо ответила девушка.

За последние несколько часов это стало самым радостным сообщением. Все оживились, а мадам Миллинэли обратилась к Томасу:

— Мистер Валин, оставьте ей часть будущих валинариев.

Биолог, немного колеблясь, достал из кармана металлическую коробочку с пятью пробирками и вынул оттуда две из них. Несколько секунд он пребывал в нерешительности, но потом всё же отдал Ольге пару прозрачных стекляшек, в которых теплилась жизнь самых последних валинариев на свете.

— Вот. Пускай часть будет тут, а часть всё-таки пусть останется со мной. Им необходима постоянная температура. Или тепло человеческого тела. Вы понимаете, да?

Девушка перестала смеяться. Она бережно взяла из рук Томаса пробирку, в которой плавали маленькие круглые шарики, и подняла свои бирюзовые, полные беспокойства, глаза на Томаса:

— Мистер Валин, что произошло?

— Это всё, что осталось от моих рыбок.

Томас произнёс эти слова с трудом. Он вздохнул, пряча коробку с пробирками обратно в карман, и хотел добавить что-то ещё, но его перебила мадам Миллинэли:

— Тебе действительно повезло, Ольга, что твою лабораторию не тронули. У Томаса большая беда — пруд с валинариями и лаборатория уничтожены. Манфред успел закрыть вход в свой чертёжный зал и сберечь записи, но его дом перевёрнут вверх дном. Наш дорогой Антоний, который репетировал сегодня праздничное приглашение на Новогодний бал, остался не только без лаборатории, но и без крыши над головой.

Милли секунду помолчала и затем продолжила:

— Но не будем тянуть время. Ольга, спрячь икру в хорошее место — так, чтобы никто не мог её отыскать, кроме тебя или Томаса. И ещё, дорогая, вот этому молодому человеку необходимо дать хоть кусочек твоей ткани. Но такой, который может его укрыть: что-то мне подсказывает, что ему это очень пригодится. Ступайте. А потом приходите в гостиную — нужно решить, как быть дальше.

Манфред подтолкнул меня рукой вперёд. Девушка внимательно посмотрела на мадам, потом на меня. Взгляд её смягчился, она вдруг заулыбалась и весело ответила:

— Когда он мне расскажет, кто он такой, я придумаю что-нибудь. Но сначала я займусь рыбками, — Ольга весело щёлкнула пальцами и велела следовать за ней.

Комната, где творила Ольга, была разноцветной. Из мебели я успел рассмотреть лёгкие, совершенно прозрачные, столы, стеллажи и прочие необходимые хозяйке вещи. Но интерес мой вызвал довольно громоздкий аппарат, с первого взгляда похожий на рояль. Все его части — трубы и какие-то странные блоки, закреплённые тяжёлыми болтами, — блестели идеально гладкими поверхностями, а на панели горела белым светом тонкая полоса. Он издавал негромкие звуки, будто тихонько ворчал.

Конец ознакомительного фрагмента.