Мастерская мистера Лимо

Юлия Анк

Жизнь Макса Толли меняется из-за странного исчезновения соседа с первого этажа. Желая выяснить обстоятельства дела, юноша вовлекает в историю свою младшую сестру и теряет её. Теперь нужно отыскать не только сестрёнку и соседа, но и мадам Виолетту Помпо, о которой говорят, что она волшебница. Любые поиски – занятие сложное само по себе, а когда они проходят в незнакомом месте, где и без того полно «непредвиденных обстоятельств», без помощи не обойтись. Но, возможно, появление Макса своевременно?..

Глава 5. Мастерская

Под сводами из красного кирпича прозрачным покрывалом висела пыль. В ней плавали стружки, какие-то крошечные обломки, мелкий сор. Всё это устилало плотным слоем тёмно-красные фигурки купидонов, цветы и фрукты в их руках. Здесь тоже царил ампир, как сказала бы Помпо. Но этот странный летающий мусор почему-то интересовал меня куда больше! Я взмахнул руками и продолжал делать это до тех пор, пока мне не удалось его расшевелить. Пыльное покрывало мягкой волной пробежало под потолком, стены стали ослепительно белыми, а купидоны исчезли, оставив после себя лишь цветы, нарисованные серой краской. Пыль блеснула и замерла.

— Вот это да! А если еще разок?

Я повторил свой эксперимент, и картина снова поменялась: всё вокруг стало безмятежно голубым, некоторые стружки прилипли к потолку красивым узором. На этом я решил остановиться. И подумал, что у меня дома тоже полно всевозможного мусора, но он лежит на полу. И я знаю единственный способ заставить его летать — подбросить в воздух! Однако, когда я такое проделывал, никто из домочадцев ни разу не подумал о том, что это мой эксперимент. Мне немедленно указывали на то, что мусору место в ведре. То есть, у хозяина этой мастерской был способ заставить его летать? В общем, я еще раз убедился в том, что мой сосед не такой уж простой старикан.

По периметру комнаты высились белоснежные шкафы с многочисленными выдвижными ящичками, наполненными разного размера болтиками, гаечками, винтами, скобами, скрепками и прочими штуковинами. Из предметов мебели здесь также находились тумбы, этажерки и пять рабочих столов. На одном из них Лимо что-то химичил: колбы, реторты, наполненные разноцветными жидкостями, и притихшие горелки ждали своего часа. На другом столе, который был способен менять форму при помощи крупных механизмов, лежали столярные инструменты, на третьем — чертёжные. Два стола были пусты. Но вот один — тот, что стоял в самом центре мастерской, — привлёк моё внимание больше других.

Поверхность стола была белой и идеально гладкой. На ней валялась всевозможная мелкая чепуха: блёстки, розовые цветочки, стеклянные шарики. Справа и слева, по бокам стола, обнаружились выдвигающиеся панели. Одну из них заняли крошечные баночки с разнообразной краской: где-то она была обычной, а где-то переливалась, как радуга, или в ней плавали мелкие блестящие звёзды. Возле меня, у ближайшего края стола, виднелась длинная гладкая ложбинка. Я провел по ней пальцем и пожалел: откуда-то изнутри выскочила кисточка, потом другая. Попытки вернуть их на место ухудшали ситуацию, и кисточки посыпались на пол одна за другой. Пришлось сгрести их в кучку и оставить как есть.

Над столом висела гофрированная труба. От неё прямо ко мне тянулись тонкие пинцеты на длинных прутиках, в одном из которых была зажата белая перламутровая бусина. Зачем почтенному старику бусинки и краски? И вот тут я сумел наконец разглядеть самое интересное, то, ради чего стоило повозиться прежде с кисточками и покопаться в розочках: за блестящей столешницей, немного в тени, притаилась огромная машина.

Она выглядела неуклюжей и смешной, словно собранной наспех из какого-то металлического старья. Конструкция стояла, скреплённая ржавыми клепками и завинченная разными болтами. От неё исходил странный запах, как от печи в кондитерской, но всё же какой-то вполне машинный, грубый. Тонкая металлическая трубка тянулась от кожуха с кнопочной панелью до самого стола. Очевидно, прежде чем хозяин остановил машину, она успела выдуть прозрачный стеклянный шарик, что свисал с конца этой трубки, а теперь стояла тихо, не смея издать ни звука, будто опасаясь чужака, залезшего в святая святых хозяйского дома.

Прохладное стекло подалось внутрь, когда я придавил шарик пальцем. Но стоило мне отпустить его, оно тут же выправилось, а затем еще и зазвенело, едва я легонько щёлкнул по нему ногтем.

Над шариком висел какой-то цилиндр. Я тронул его, и тот зашипел в ответ. Из тонкого сопла прямо на прозрачное стекло полетели мельчайшие брызги перламутровой краски. Первый слой был идеальным, второй прибавил ослепительного блеска. Но я в очередной раз не знал, как остановить этот процесс, и вскоре на округлых боках шара появились потёки и капли, которые немедленно застыли. И когда стекляшка была окончательно испорчена, цилиндр затих. Я чувствовал себя виноватым и потому поспешил покинуть этот стол.

Помпо не появлялась. После небольшой паузы я продолжил исследовать мастерскую. На этот раз моё внимание привлекла не заметная с первого взгляда, тяжёлая серая занавеска. Она свисала с самого потолка в дальнем, довольно тёмном углу комнаты и была похожа на театральные кулисы. За ней я нашёл отличный деревянный стол с ящиками и небольшой дверцей, а также самый обыкновенный стул, стоящий рядом. На столе лежали тетради, мелкие записки, ручки, и была даже чернильница с гусиным пером, какими писали в старину. Но меня заинтересовал странный деревянный предмет овальной формы, гладкий, приятный на ощупь. Рассматривая его, я обнаружил три маленькие лампочки и надпись «Мастер левитации». Попытки отыскать кнопку для включения не принесли результата. Я вздохнул:

— Где же тут включается свет?

Мастер левитации плавно поднялся над столом и зажёг две свои лампочки. Он беззвучно парил над моей головой и теперь сопровождал меня повсюду. Он даже летал со мной наперегонки, и я не мог его обогнать.

Мы вернулись за занавеску. На стене над самым столом громоздились тяжёлые полки, где стояло множество металлических и стеклянных кубков необычных форм, а за ними на лентах разной длины висели медали. Я вчитался в надписи и понял, что всё это было вручено мистеру Алексису Лимо «за особые достижения в развитии науки и техники», «за новейшее изобретение», за победы на выставках и так далее.

Среди книг, которые напоминали мне школьные учебники, нашлось несколько одинаковых томов: это были фотоальбомы. Не один и не два, а целых десять увесистых томов в одинаковом переплёте. Я достал самый верхний и на первом же развороте увидел малыша в ползунках, стоящего на четвереньках. Он крепко ухватил за тонкий ошейник кошку, которая хоть и стремилась удрать от малютки со всех своих четырёх ног, но, пожалуй, готова была распрощаться с одной из своих девяти жизней. Малыша звали Алексис. Рядом со снимком на соседней страничке красовалось описание великих достижений ребёнка, которые он успел совершить в течение одного дня. Слова были выведены аккуратным женским почерком. За фотографиями младенца Лимо следовали карточки с Лимо, заметно подросшим. Он был уже с портфелем в руках или ракетками для бадминтона либо скакал на лошадке на детской карусели. Почерк изменился: он стал более чётким и резким. Возможно, эти записи сделал отец моего старикана. Фотографии делались всё ярче и красочнее, а мистер Лимо взрослел, поступал в школу и заканчивал институт. Следом шёл целый ряд кадров, где мой сосед работал в лаборатории: он стоял в самом верхнем ряду справа от людей в белых халатах и галстуках, а позже — сидел на стуле уже в самом центре того же коллектива. На соседней странице находился список фамилий тех, кто работал в лаборатории, и маленькие цитаты про каждого в отдельности.

Наверное, сам Лимо оставил эти заметки. Некоторые из них показались мне смешными: «Адам сегодня перед общим завтраком забыл вовремя положить бутерброды в печь di-4. А поскольку до этого Вифт Сэмуэль намазал на них пасту из щупалец кальмара, бутерброды расползлись по комнате. Мы собирали их всем отделом и потратили на это весь обеденный перерыв».

Дальше я читать не стал и вернул фотоальбом на полку, поскольку увидел, что один из ящиков в столе приоткрыт, и оттуда торчит кусок цветного полотна. Это был отрезок ткани с красивым орнаментом, который менял свои цвета и расположение цветочков и завитушек, когда я встряхивал его. Как в калейдоскопе! Хм… калейдоскопная ткань! На уголке была пришита бумажка с надписью: «Образец №12. Ольге 6 лет». Хм… Ольге… У Лимо были дети? Я отложил лоскут и выдвинул ящик.

Там находились всевозможные мелкие записки. С какими-то адресами, именами и цифрами: «Гип Раус 7558.98.340». Это было похоже на номер телефона неизвестного мне Гипа Рауса. А ещё, например, такое: «5 ПР. 09-ДЛГ. Тит Ликарус». А это что? Должно быть, сокращённо записанный адрес Тита Ликаруса. Странное имечко.

Под стопкой маленьких листочков с подобными данными лежал тонкий блокнот в кожаном переплёте. От времени и частого пользования он засалился, загрязнился. В нём в столбик были записаны такие же странные строчки, одна другой замысловатее: «Аграпа 76? РАМ 502», «НИН 6:*12 Нанель»… Более того, в некоторых строках отдельные значки были выделены красным цветом или перечёркнуты, а рядом проставлены новые данные. Таким оказался загадочный ТаТафор: под ним сменилось три столбца, каждое значение в которых было заменено новым.

Теперь я уже был почти уверен, что мистер Лимо явно причастен к какому-то тайному сообществу, которое передавало сообщения друг другу в виде шифров! Ох, и непростым оказался этот дед! А мадам Помпо… Она же настоящая волшебница! Ну, и Элиса, разумеется, тоже! По спине побежали мурашки.

Я собрался закрыть ящик, но среди белой или разлинованной бумаги вдруг увидел торчащий цветной уголок. Это была фотография. Старая, блёклая и поцарапанная в некоторых местах, с потрескавшимися и смятыми уголками. На ней я рассмотрел портрет мужчины в высоком цилиндре и идеально посаженном фраке. Его лицо с длинными усами и густыми бровями расплылось в широкой улыбке. Я долго приглядывался к изображению на фотокарточке и решил, что это сам Лимо, только молодой. Скорее всего, это был он. По крайней мере, похож. Наверное, он достал эту фотографию, когда собирался уходить вчера вечером. Ну… Быть может, он забыл, как правильно надевать фрак и рубашку и… всё остальное? Использовал как памятку, например.

Мне пришла в голову мысль о том, что в других фотоальбомах я мог бы найти его во фраке. И нашёл. Мой старик был сфотографирован на каком-то приёме посреди мужчин, которых моя мама считает «верхом элегантности», и женщин, изящных и красивых. У некоторых дам за спиной были крылья. Как у бабочек или стрекоз. Судя по надписям к фотокарточкам, это были «специальные крылья, которые помогают вальсировать в воздухе». В воздухе?! К тому же, в воздухе, над головами летающих дам, болтались облачка. На них очень удобно располагались мужчины с маленькими прозрачными крылышками и ели что-то похожее на зефир или мороженое. На карточке я обнаружил и человека, который услужливо разносил гостям угощения там же, в воздухе: у него через плечо был перекинут ремень с барабанчиком, из которого гости доставали воздушные сладости. Правда, на следующих кадрах были отпечатки весёлой суматохи, где люди, витающие в облаках, кувыркались и барахтались, пытаясь улететь от чего-то, плохо различимого. К счастью, тут же нашлось и описание событий:

«Рождественский приём по случаю создания господином Таратоном дю Маршалье машины, производящей зефирные облака, был прекрасен! Но прежде чем мы увидели результаты работы этого волшебного аппарата, нам пришлось немало потрудиться, чтобы остаться в чистой одежде, потому что маэстро приготовил для нас испытание в виде летающих карамельных пупсов. Мы восторженно ловили всех тех, что пытались проскочить мимо! Надо сказать, это были восхитительные малютки, которые, увы, исчезали сразу, как только нам удавалось отобрать у них леденец. Но нас это ничуть не расстраивало, потому что количество этих сорванцов было таким, что присутствующие на празднике с радостью простились с последним из них: пупсы были невероятно капризны и обидчивы! Если кто-то их нагонял, карамельные человечки отчаянно сопротивлялись и стреляли в гостей кремовыми пилюлями из маленьких рогаток. Пилюли разрывались в воздухе и пачкали наши наряды нещадно! Однако, погоня и всеобщее веселье было таковым, что запомнятся нам надолго! Мы, в конце концов, были перепачканы вкуснейшим сливочным кремом и отмылись только благодаря прежнему изобретению мадам Нукель — ненамокаемому мылу. Бал продолжился. Но теперь мы переместились в пространство под потолком, куда напустили зефирные облака. Там игрушечные барабанщики разносили гостям ванильное мороженное с зефирными подушечками. Я его не очень люблю, но другого предлагать не стали — надо сказать, что маэстро Тарантон решительно придерживался идеи вечера до последней минуты».

Так я листал страницу за страницей, и на каждой из них были описаны разные события, одно чуднее другого: создание членами Инженерного Клуба невидимого здания где-то в пустыне; помпезное открытие его в присутствии великих Князей Иовы и Патрика Мармштадских и принцев Аганубус; получение посылки от Странствующих Инженеров с марморскими ракушками; приём одарённых молодых людей в ряды «создателей всего нового и необыкновенного» в присутствии вдовствующей королевы Шаболин; вручение памятных знаков Клуба. Было и многое другое, что трудно было так вот сразу уложить в голове. В общем, к концу просмотра этого альбома я был уверен, что ничего не знал об окружающем меня мире. Сколько ещё тайн хранит в себе дом, в котором я живу всю свою жизнь? Жизнь, которая гораздо короче жизни мистера Лимо и мадам с пятого этажа…

Я захлопнул альбом и почувствовал, как снова стал самим собой — Максом из второй парадной.

Затем я решил вернуться к блокноту со схемами, который заинтересовал меня сильнее всего. Перелистав его снова, я понял, что мне и теперь не удастся разгадать эти ребусы. Но зато я обнаружил в самом конце сложенный листочек и, недолго сопротивляясь своему любопытству, развернул его, чтобы прочитать: «Сокращённая схема. Шар». Далее стояли рисунки: шарик на тонкой трубке, ниже — шарик разукрашенный, на следующей картинке на шарике большом появлялись другие шарики поменьше. Потом под шариком показывались языки пламени, и рядом стояли обозначения температуры.

Похоже, речь шла о том стеклянном шаре, на который я налил краски. Я вернулся к белому столу. Ну и беспорядок же я тут оставил!..

Попытка спрятать кисточки и оттереть краску со стола завершилась очередной неудачей, зато мои пальцы теперь предательски сверкали перламутром. Я пытался отыскать какой-нибудь растворитель, но все, что попадалось на глаза, не годилось для этой цели. Среди подписанных флакончиков остался один, с коричневой жидкостью. Быть может, он?..

Позади меня что-то громко хлопнуло. Звук был настолько резким, что от неожиданности я выронил бутылочку из рук. Она разбилась, и из неё вытекла зловонная жидкость. Зажав нос пальцами, я обернулся: передо мной стояла Анэли.