Мастерская мистера Лимо

Юлия Анк

Жизнь Макса Толли меняется из-за странного исчезновения соседа с первого этажа. Желая выяснить обстоятельства дела, юноша вовлекает в историю свою младшую сестру и теряет её. Теперь нужно отыскать не только сестрёнку и соседа, но и мадам Виолетту Помпо, о которой говорят, что она волшебница. Любые поиски – занятие сложное само по себе, а когда они проходят в незнакомом месте, где и без того полно «непредвиденных обстоятельств», без помощи не обойтись. Но, возможно, появление Макса своевременно?..

Глава 9. Купол

Долгое время мы шли в абсолютной темноте, и я опасался, что заблудимся. Но Манфред, изредка поскрипывая рамой, без сомнений ступал в темноте. И, когда он включил свой шелковичный фонарик на самый слабый огонь, я увидел, что мы очутились на свободной площадке между домами и какой-то стеной. Некоторое время О́Коттон стоял в нерешительности. Он переступал с ноги на ногу так, как это делает Анэли, когда собирается выпросить у бабушки очередной леденец.

— Может, это неудачная идея в свете последних событий, но, надеюсь, всё обойдётся. Следуйте за мной!

Фонарщик потянул меня за куртку и сделал ещё один, очень широкий, шаг. Я последовал его примеру. Манфред потянулся рукой куда-то в сторону, и слабый луч света позволил мне рассмотреть предмет, похожий на открытую консервную банку.

— Что это?

— Банка? Это — шутка Кристофа. Он наш приятель. Кристоф проектировал этот лифт и купол вообще. Он такой, очень грамотный инженер и архитектор. Ещё он любит шутить и консервы из кильки. Вот и установил приёмник для жетонов в виде консервной банки. Да и жетоны — это тоже его баловство. Ими можно и не пользоваться, на самом деле. Но мне так нравится.

Послышался стук жетона о дно жестянки, крышка её закрылась, а под ногами дрогнули плиты. Я качнулся, но Манфред удержал меня за рукав. Медленно и плавно, под негромкое шипение невидимой паровой машины, мы стали подниматься вверх.

— Что это? — спросил я у Манфреда.

Он не ответил, но положил руку мне на плечо, а другой указал куда-то ввысь.

Там, над нашими головами, раскрывалось небо, будто освобождаясь от плотных грозовых туч под ураганными порывами. И в самом деле, воздух всколыхнулся, и ветер, самый настоящий ветер, холодный, наполненный мелкими снежными крошками, ворвался в городок. Я наконец понял, что мы были под куполом на самом деле, под самым настоящим куполом! То небо, которое я видел днём, было крышей, укрывающей дома местных жителей от снега и дождя. И сейчас она раскрывалась, чтобы выпустить нас на свободу.

Клубы пара, которые подняли нас вверх, вылетели вместе с нами в воздух и постепенно исчезли, мгновенно остыв под настоящим холодным небом. Манфред радостно вдохнул в себя первые воздушные струи и воскликнул:

— Как же давно, как давно я не поднимался над городом! Как мучительно давно я не вдыхал свежего ветра! Вы, Макс, ваше появление тут стало отличным поводом для того, чтобы решиться на этот безумный поступок! Но не сердитесь на старика-фонарщика: вам предстоит через минуту сделать невероятное открытие! Распахните свои глаза и внемлите настоящим звёздам, горящим над нашими головами!

Лодка — именно так называл платформу, несущую нас вверх, О́Коттон — медленно и плавно шла за пределы башни. По её периметру из камня поднялись прозрачные стенки, и мы оказались внутри стеклянного стакана.

Я был потрясён! Я захлебнулся от восторга, я задыхался от этого нахлынувшего чувства и видел, как внутрь, под купол, проваливается бескрайнее море звёзд, и прямо сейчас я сливался с ним — я становился его частью! Наконец, исчезла темнота, хранимая внутри, освободилась, вырвалась на волю вместе с нами и блаженно растворилась в межзвёздном пространстве. И мне казалось, что, посмотри я туда, вниз, я увижу под ногами млечный путь и срывающиеся с небесной сферы, падающие неизвестно куда безрассудные кометы. Но я глядел только вверх до тех пор, пока платформа не замерла метров на пять выше покинутой нами башни.

Вокруг плыли облака. Их было мало, но они несли в себе снег. Ветром сюда, на платформу, забрасывались холодные снежинки. Они обжигали лицо, кололись и отскакивали от одежды, немедленно исчезая в темноте. Но что-то удивительное было во всём этом. Свободный полет в морозном ночном небе дарил ощущение счастья и мне, и Манфреду.

Я почувствовал, как мой капюшон стал легче, и понял, что хитрая лампа опять нашла способ улизнуть из дома и отправиться вместе с нами! Теперь Мастер левитации, словно большой мотылёк, кружил и кружил под полной луной, и, будто напитавшись ею, так же, как и его собрат над головой фонарщика, светил нежным голубым светом.

Что-то насторожило О́Коттона. Он деловито поправил кепку и свой фонарь и отправился к стеклянной линзе, расположенной посреди платформы:

— Надо было закрыть купол. Хотя, мы же недолго… Я, собственно говоря, хотел только, чтобы вы, Макс, всё увидели сами. Так сказать, путешествие «ради наглядности». Ну что, вы уже готовы взглянуть на свой город?!

Его последних слов я не слышал. Не слышал ровным счётом ничего!

Под нами, внизу, сверкал, украшенный золотыми гирляндами, большой город. Это горели многочисленные огни — уличные фонари и окна в домах полуночников, и метелица нежными позёмками ползла по дорогам, вихрилась во дворах, забиралась на стены домов. Одинокие путники, которых едва можно было различить среди снежной кутерьмы, задержавшиеся в гостях или на вечерней работе, спешили укрыться в своих жилищах. Я увидел крошечную собаку, которая забежала в один из дворов, и вдруг понял, что знаю и этот двор, и эту улицу. Мои глаза скользнули по ней вверх, ухватились за знакомый пустынный сквер, и потом вдруг передо мной раскрылась целая карта города, в котором я живу с самого рождения! Как раз той самой его части, которую я отлично знаю!

— Послушайте, Манфред, — я чувствовал себя растерянным, — вот эта улица… Вам известно, как она называется?

— Улица? Которая? — переспросила фонарщик. — Ткните пальцем сюда. Смелее, не стесняйтесь.

Я и не стеснялся вовсе, а просто не мог понять, куда мне нужно ткнуть.

— Да вот сюда! — для наглядности он стукнул по прозрачному стеклу, и оно засветилось красным огоньком под его пальцем. — Ой, слишком сильно ударил… Видите? Если вы сделаете это аккуратно, то получится лучше. Давайте же.

Я приложил палец к стеклу, как раз напротив той улицы, которая показалась мне знакомой. Тогда тотчас высветились буквы и сложились в название: «улица Педро Падеруда». Да, этот самый Падеруда был кем-то известным, и моя бабушка часто рассказывала об этом на прогулке. Но, признаться, мне совершенно не хотелось это запоминать. И ещё я всегда сердился на неё, когда она останавливалась возле дома, стоящего как раз на этой улице, и долго вздыхала о чём-то, с улыбкой глядя на одно из окон. Как правило, по улице Падеруда мы возвращались с ней из парка — и прямо до кондитерской, где продавались мармеладные булочки и багеты с шоколадными каплями, — до «Миюславы»! Да, вон она, наша кондитерская! Значит, мы были совсем рядом, совсем недалеко от нашего дома!

Нет, я не мог припомнить ни одного здания такой высоты, с которой сейчас смотрел на свой район. И про башню я должен был знать: мы с моими друзьями знали все закоулки, наверное, во всём городе.

— Вы теперь понимаете, где находитесь, мой драгоценный друг? — Манфред мог прочитать всё, что творилось сейчас в моей голове.

— Нет, я не понимаю, — честно признался я Манфреду. Я стал водить пальцем по стеклянным перилам, и всякий раз возле него выскакивали зелёные буквы. — То, что я вижу там, внизу, мне хорошо знакомо! Но таких высоченных башен никогда не было в нашем районе и даже во всём нашем городе!

— Так уж и нет? Совершенно никаких? — словно укоряя меня за какую-то особо непростительную невнимательность, спросил господин О́Коттон.

Я перебирал в своей голове башни и все прочие высокие здания в округе и не находил ничего, кроме одной — самой маленькой, высотой едва ли больше самого высокого тополя в нашем парке. Тополю было, говорят, тысячу лет, но в это никто не верил. Зато никто также не сомневался, что водонапорная башня, стоящая напротив парка Помпиньё в двух кварталах от моего дома, была значительно старше. Кстати, башня эта была сделана из необычайно крепкого кирпича, потому что, по всем приблизительным подсчётам, ей давно пора было рассыпаться, а она стояла, будто её построили лет десять назад. И, кстати, там проводились экскурсии. Я с недоверием посмотрел на Манфреда, который, казалось, ждал моего вопроса:

— Она же совсем маленькая и старинная. Ей, наверное, больше тысячи лет… — я попытался ёрничать.

— Ну, это неправда, конечно же! Ей не досчитали, минимум, столетий пять, — оживился мой гид.

Он поправил свою кепку и продолжил:

— А вообще, ей много больше! Я не знаю всей истории этой башни. Но мы здесь и жили, и работали в тишине и спокойствии. Мы создали свой собственный мир, в котором укрылись, спрятались и никак не хотели верить в то, что он не менее уязвим, чем любое явление на нашей планете. Беспечные времена никогда не продолжаются вечно. И я чувствую, что сегодня последний спокойный день в моей жизни.

— Но почему?! — ужаснулся я его словам.

— Потому, что слишком давно на улицах не горят фонари, мой дорогой друг. И слишком давно Томас не раздаёт ласковых валинариев каждому своему посетителю. Да и ваше появление тут — тревожный знак.

Манфред замолчал. Он о чём-то задумался, а я смотрел вниз, на город, и понимал, что ничего не знал о нём ранее. И никто о нём ничего не знает: никто из тех, кто сейчас спит спокойно в своих спальнях, а завтра отправится по делам. Никто не имеет ни малейшего представления о том, что над их головами среди облаков высится огромная невидимая башня, где всё случается по её собственным законам.

Вдруг фонарщик погасил огонь и приложил указательный палец к губам. Манфред подошёл к линзе и принялся напряжённо вглядываться в неё. Я последовал его примеру, но ничего, кроме темноты, там не увидел.

— Нам нужно возвращаться. Очень тихо. И знаете, что? Скорее прячьте Мастера… — фонарщик сдвинул кепку на затылок и почесал макушку. — Нам придётся идти в полной темноте, так что возьмёте меня за раму, договорились?

— Послушайте, Манфред, почему там, внизу, нет звёзд, если купол прозрачный?

Манфред посмотрел на меня грустными глазами:

— Прежде с его помощью были видны небесные светила — даже очень далёкие галактики и планеты. Но функцию обсерватории купол сейчас выполнять не может — запрещено.

— Как это?! Кто мог запретить обсерваторию? Это же глупо!

Манфред расстроено хмыкнул:

— Ну, если это очевидно даже подростку, то это на самом деле глупо… Тем не менее, это так. Уже лет десять. И мы не можем добиться, чтобы Асвадимиани отменил этот указ. Он постоянно говорит о какой-то угрозе, о том, что необходимо сберечь башню… Но причём тут купол и его телескопические функции?

Нашарив панель на стенке платформы, он опустил рычаг, который позволил нам отправиться вниз. Мы снова опускались в клубах пара. Я с сожалением смотрел на то, как закрывается купол, пряча за своими створками небо. И мой город оставался где-то там, за старой кирпичной стеной, внизу, под моими ногами.

— Теперь… — больше планов у Манфреда, похоже, не было, — теперь мы с вами постараемся пробраться ко мне домой и… До восхода солнца осталось каких-нибудь пять-шесть часов. Пора уснуть. А утром мы отправимся на завтрак к Томасу и попросим у него совета. И он наверняка ответит нам. Потому что Томас знает всё.