Мастерская мистера Лимо

Юлия Анк

Жизнь Макса Толли меняется из-за странного исчезновения соседа с первого этажа. Желая выяснить обстоятельства дела, юноша вовлекает в историю свою младшую сестру и теряет её. Теперь нужно отыскать не только сестрёнку и соседа, но и мадам Виолетту Помпо, о которой говорят, что она волшебница. Любые поиски – занятие сложное само по себе, а когда они проходят в незнакомом месте, где и без того полно «непредвиденных обстоятельств», без помощи не обойтись. Но, возможно, появление Макса своевременно?..

Глава 11. Две грустные истории

— Глупец! Я глупец! — продолжал потихоньку завывать Томас. Он носился по своему дому и что-то искал. Биолог, подаривший башне волшебных рыбок, доставал предметы из ящиков в столах и бросал обратно, переставлял с места на место книги на полках, рылся в карманах своей одежды в шкафу.

Наконец, он ринулся в соседнюю комнату и выскочил оттуда с радостным рыком:

— Я нашёл! Нашёл!!!

Всё это время мы с Манфредом и моей рыбкой в кружке наблюдали его передвижения в ожидании чего-то не менее жуткого, чем то, что приключилось минут десять назад. Но, к счастью, Томас сообщил нам всего лишь о том, что нашёл ключ.

— Что это? — Манфред потянулся к ключу, но Томас отдёрнул руку.

— Не тронь! Это моя последняя надежда!!! Ведь всем так нравилось, Манфред, так нравилось получать подарочных валинариев! Помнишь? И эти крошечные рыбки, эти малютки выполняли самые милые и самые удивительные желания моих посетителей! Ты помнишь, Манфред?!

Фонарщик кивал головой, стараясь утешить своего приятеля, но тот распалялся всё больше:

— Ведь я никогда не зарабатывал на рыбках — я давал возможность каждому получить подарок. Это был милый сюрприз! Чай в маленьких голубых кружечках, и вдруг — оттуда выплывает рыбка, способная исполнить любое ваше желание! Им так нравилось — рыбкам, они сами выбрали такой способ общения с гостями! И когда-нибудь я вам расскажу эту историю. Посмотри на него, — Томас указал на малютку в моей кружке, — разве он не чудо?! Я подавал их даже вместе с самым простым заказом — потому, что людям нравилось получать скромные подарки от рыбок. Кто сообщил этим негодяям о них?! Манфред! Кто?! Они ведь постепенно уничтожают всё, что мы создали!!! То, что может быть приятно и полезно людям. Всем людям.

Валинарий, что плавал в кружке, улёгся на дно и не хотел более показываться над водой.

— Потом они возьмутся за нас? — Манфред погладил ладонью свою шею, которой довелось почувствовать разряды молний от трости.

— За нас? А кто такие «мы»? Мы — то, что мы создаём. Иначе мы всего лишь пустой мешок из костей и мяса! Ты видел их? Ты видел, как они одеты? Фраки на них сидят хуже, чем кринолины на сталеварах! Как они умудряются их носить? Ведь они им просто не по плечу! Ты помнишь, каким должен быть фрак, Манфред? Он шьётся строго по фигуре! И тот, кто позволит себе его надеть, должен быть человеком достойным! Ты помнишь тот приём, когда я принёс десять своих первых валинариев?

— Да, Томас, это было незабываемо! В честь этого события декоративные рыбки были повсюду — на стенах, под потолком и даже в моём коктейле. Не могу сказать, что люблю запах рыбы в коктейлях, и всё-таки — это было роскошно! И мы все были во фраках!

— Кроме дам, — уточнил Томас, многозначительно подняв указательный палец вверх.

— Да, ты прав, дамы снова выкрутились и надели вечерние платья…

После всплеска радостных эмоций оба вновь загрустили. А я вспомнил фотографию с зефирными облаками в альбоме мистера Лимо. Действительно, сегодня на непрошеных гостях были фраки. Только сидели они на них так, будто их сняли с чужого плеча.

Манфред покачал головой:

— И всё же, они уничтожают то, что мы создали, мой друг, но нас они не трогают. Почему? Им было бы проще расправиться и с нами. Ведь мы не станем сидеть сложа руки и вспоминать о былом.

— Выходит, у них есть другой план, — сделал вывод господин Валин. Его осенила некая мысль. Он с каким-то жадным ожиданием потёр пальцами недавно найденный ключ и кинулся прочь из гостиной куда-то в дальние комнаты. Мы бросились за ним, но биолог летел с крейсерской скоростью, так что догнали мы его лишь в лаборатории, когда он уже перебирал пробирки, откладывая некоторые из них в металлическую коробку. В этом запале мистер Валин снова заговорил:

— А что, если будут уничтожены все наши исследования, разгромлены все наши лаборатории? Пока не поздно, Манфред, бегите к себе домой и спрячьте, спрячьте так, чтобы никто ни при каких обстоятельствах не сумел отыскать ваши чертежи и схемы, ваши волшебные фонари! Слышите? Немедленно бегите туда! А я соберу последние икринки моих малюток. Вот все записи — их я тоже заберу с собой. А остальное — спрячу. Я спрячу!!! Глупцы! Я выведу лучших, самых лучших валинариев на свете, таких, которые обязательно будут исполнять желания любого… нет, не любого, а только любого хорошего человека! Нет! Даже не «хорошего», а мудрого человека!!! Есть такой этап развития ума — мудрость! Да, мистер О́Коттон! Эти валинарии никогда не ошибутся в своём выборе, кому помогать, а кому — нет! Кто-то разнюхал, узнал, рассказал про мой маленький пруд… А ведь я никому не показывал его, кроме своих друзей! Узнал кто-то настолько невежественный, что не мог даже оценить величие их великодушия! А ведь они могли… Даже не сомневайтесь в том, что валинарии могли защитить себя от любого нападения! Это просто великое… великое великодушие молчаливых рыб!..

Манфред ещё минуту стоял на месте и продолжал слушать своего приятеля, но тот настаивал, гнал его домой, в мастерскую. Я же пребывал в полном замешательстве, не зная что делать мне — то ли отправляться за Манфредом, то ли помогать толстяку. Томас выгребал из многочисленных ящиков свои тетради и книги. И метался, потому что всего было слишком много, чтобы унести за пазухой, но слишком мало, чтобы просто так бросить. С самыми настоящими слезами на глазах он умоляюще посмотрел на меня:

— Оставь малыша на столе. Я подыщу для него подходящий аквариум. И теперь, пожалуйста, возьми вот эту коробку, — он указал на картонную коробку, в которую собрал какие-то тетради, — и тащи к выходу в сад.

Я поспешил сделать так, как он велел. В невероятной спешке Томас схватил какую-то склянку с крышкой и поместил туда валинария с чаем. Ремнями он попытался привязать банку к себе на грудь, но оказался великоват для такого крепления. Тогда он потребовал, чтобы я нёс банку на себе — с условием, что буду беречь рыбку как зеницу ока. После того как он убедился в надёжности крепления временного аквариума, мы вытащили коробку в сад и укрыли её среди больших корней старого дерева. Томас велел отойти в сторону, достал пробирку с мутной жидкостью, и полил ею землю вокруг корней. Они немедленно зашевелились и срослись друг с другом в клубок, намертво запечатав коробку с записями биолога.

— Так вот, — пропыхтел Томас, — попробуйте найти…

Раздался грохот. Что-то взорвалось и полетело в воздух за нашими спинами. Казалось, дым повалил отовсюду.

— Моя лаборатория! О, горе мне!!! Но мы успели, слышишь? Успели! Сюда! Чтобы нас никто не увидел, — Томас тащил меня по дорожкам своего сада, который теперь уже не казался таким маленьким, как раньше. Он тянул и тянул меня всё дальше, не останавливаясь, ведя меня одной рукой, а другой — придерживая свой свитер, под которым находилась рубаха. А в кармане её — последние икринки ласковых валинариев в тоненьких пробирках. Томас плакал, до сих пор плакал: из его глаз лились крупные слёзы.

— Нам нужно к Манфреду, к Манфреду! И пускай бы он всё успел, этот клетчатый недотёпа! Пускай бы он остался жив и здоров!

Мы бежали по каким-то закоулкам, и я понимал, что тот краткий путь к дому фонарщика, который действительно был очень коротким, — всего лишь напрямую через площадь, где стояло кафе, — мы удлинили раза в четыре для того, чтобы избежать нежелательной встречи. Томас, как и там, у себя дома, проявлял удивительную прыть — он бежал с такой скоростью, которую никогда не смог бы развить ни один толстяк на свете.

Достигнув своей цели, мы были невероятно обрадованы тем, что увидели нетронутое здание с золотыми фонарями вокруг него. Но когда тихо, исключительно осторожно вошли внутрь, то поняли, что эти, в чужих фраках, успели побывать и тут: всё в доме было перевёрнуто вверх дном.

— Звёзды… — не удержался я и бросился в чертёжную Манфреда. Однако на том месте, где должна была быть дверь, обнаружилась стена с оливковыми обоями. Мы проходили из комнаты в комнату, соблюдая предельную осторожность. Ни единой живой души мы не обнаружили и хозяина дома тоже не нашли. И я, и Томас — мы обошли дом ещё раз с тем же успехом.

— Где он? Где Манфред? — прошептал Томас, глядя на меня с отчаянием.

— Может, спрятался?

Третий круг поисков также завершился неудачей. Что-то загудело и заходило ходуном в стенах. Дрогнул потолок, по нему пробежала заметная вибрация.

— Ничего себе! Это что? — воскликнул я, опасаясь, что теперь мы будем замечены. Томас наблюдал за всем происходящим с неподдельным ужасом. Что-то громко чихнуло, и откуда-то из стены на середину комнаты вылетел непонятный предмет. Он грохнулся на белый шерстяной ковёр, окружив себя ореолом серой пыли, и стих.

Снова загромыхало. Казалось, звук шёл отовсюду. Но, покрутившись по комнате, мы поняли, что источником нашего испуга теперь был огромный старый комод, стоявший в гостиной. Самый нижний ящик безуспешно старался… выдвинуться наружу, но по сантиметру, не быстрее. Мистер Валин не выдержал и нетерпеливо рванул его за ручку, едва не выдернув её из деревянной стенки.

— Дружище, ты ли это?! — воскликнул Томас. — Как ты смог там поместиться?!

В ящике, свернувшись калачиком, лежал мистер О́Коттон в обнимку с парой толстенных тетрадок. Как только комод был открыт, Манфред наконец набрал полные лёгкие воздуха.

— Я понимаю, Томас, тебе сложно это представить. Но я проводил тренировки в последнее время. Потому что более безопасного места, чем этот комод, в моём доме просто не существует. Ох! — он никак не мог надышаться. — Думал, задохнусь…

Томас выволок его из вороха крахмальных белоснежных салфеток, полотенец и скатертей, и О́Коттон едва не задохнулся в объятиях друга во второй раз.

— Я слышал голоса и боялся выбраться. Какое счастье, что это уже вы! — радовался фонарщик. Он сиял. — Я успел! Я укрыл, спрятал чертёжную со звёздами, но взять с собой смог только эти тетрадки. В них — самое важное!

— Ладно… — довольно прогудел Валин. — С тобой мы разобрались, теперь бы разобраться вот с этим. Это что?

Все мы смотрели на предмет, лежащий на полу.

— Так я и думал, — довольно улыбнулся фонарщик. — Сработало! Это прототип.

— Что сработало? — спросил Томас. Он покрутился и указал на ковёр, где валялся удлинённый предмет. — Ты об этой штуковине? Он — прототип? Прототип чего?

Манфред вскрикнул от радости:

— Нет, он не прототип. Он — письмо!

Томас изумлённо молчал.

— Письмо! Я же говорю — сработала наша старая почтовая труба! Точнее, её прототип!

Мистер Валин отказался вникать в нюансы и потребовал, чтобы О́Коттон прочитал, наконец, «письмо», если «не сбрендил от удушья, лёжа в комоде».

Письмо напоминало ракушку с чёрными створками. Прорываясь по старым коммуникациям, она неслась по трубам с такой скоростью, что весь собравшийся от долгих лет мусор и пыль вытолкнула в комнату, на белый ковер. Фонарщик поднял и любовно отёр от пыли ракушку салфеткой из ящика, в котором ещё недавно прятался сам. Он восторженно улыбался:

— Это от Миллинэли. Ты же знаешь её — у неё всюду ракушки. Откроем… — Манфред с удовольствием сложил над необычным предметом свои ладони, и — крак! — в его руках оказалось две половинки. Внутри лежала записка на розовом листе. В ней сообщалось, что в городе происходят какие-то странные дела, и Манфреду следует быть осторожным. Томас наконец сообразил, что такое этот «прототип», и выхватил из рук своего приятеля листочек, от которого пахло морским бризом, а затем быстрым чётким почерком написал на обратной стороне следующее:

«Милли, хватай Акима и все ваши записи! Прячь всё самое ценное, что только можно спрятать, и прячь так, чтобы ни одна живая и неживая душа не имела представления о том, что у тебя когда-то была собственная лаборатория. „Странные дела“ нас уже коснулись: уничтожены мои валинарии, дом Манфреда перевёрнут вверх дном! Разошли это сообщение нашим, и пусть ни секунды не медлят! ГМБ. Томас. И Манфред».

— ГМБ? Что это? — спросил я.

— Гора матушки Боа. Это наше место. О нём знают только члены Инженерного клуба. Ты пойдёшь с нами, Макс, — ответил мне Томас и, отыскав в стене отверстие старой почтовой трубы, немедленно отправил ракушку обратно. — Надеюсь, мы вовремя…

Фонарщик подумал и ответил:

— И я надеюсь. Но знаешь, друг мой, у меня было время подумать, пока я лежал в комоде. Всё началось намного раньше, да?

— Похоже, что лет на двадцать, Манфред… — мистер Валин замолчал, и его молчание было таким многозначительным, что даже мне стало ясно — он ждал продолжения от Манфреда. — Как ты думаешь, почему они исчезли из башни?

Мистер О́Коттон молчал. Он нервно потёр сухими пальцами свой лоб и, с досадой махнув рукой, начал свой рассказ:

— Ты знаешь… Ты знаешь, друг мой, после нашей ссоры с Виолеттой…

— Да, я помню эту сцену, — Томас видел, как переживает его приятель. — Ну, брось, дело прошлое, Манфред, прошлое.

— Ну, прямо посреди площади… — чесал в затылке мистер О́Коттон, — перед «Ласковым валинарием»… В общем, она просто пропала тогда. Она пропала, и не было никаких сообщений. А однажды кто-то сказал, что Виолетта уехала из города навсегда, и с тех пор… Эх! Всё из-за меня!

— Думаешь, из-за тебя?

— А из-за кого же ещё? — грустно отозвался О́Коттон.

Он мял в руках уголок одной из своих ценных тетрадей так яростно, что Томасу пришлось отобрать её.

— Да ну, брось, дружище. Для Виолетты это мелочи. Ссоры — мелочь. Всего лишь способ что-то изменить. Но, я думаю, это была какая-то уловка. Было что-то важное, чего она не могла сказать нам, и тебе тоже. Вот, кстати, мы можем спросить у Макса, что же он знает про Виолетту и Лимо?

Я пожал плечами: ничего я про них, собственно говоря, и не знал. Жили себе в подъезде, и всё. Ну, встречались мы с ними порой… Вот, выяснилось, что они даже подарки малышке Анэли дарили… Но, пожалуй, это всё, что я мог рассказать — до недавнего времени.

— Маловато… — пробормотал Томас. — Хотя… Всю жизнь, говоришь?

— Их ещё бабушка с дедушкой знали. Они вроде даже где-то в одном бюро работали. Но недолго.

Томас фыркнул:

— Что-то не сходится. Зачем им была нужна городская квартира? Почему они не предупредили всех нас, ведь находились в двух шагах?

Мистер О́Коттон грустно произнёс:

— Наверное, она не хотела… Потому, что я обидел её.