Невозможный

Татьяна Ставицкая, 2021

Однажды какой-нибудь невероятный псих – в самом высоком смысле этого слова – снесет вам башку, и вы рухнете в бездну вместе со всеми своими представлениями, личными границами и принципами. Слабость это или сила – позволить себе чувствовать? Однажды вы можете обнаружить, что выражение «всё сложно» – это не затасканный соцсетями статус, а приключилось именно с вами. И вы понимаете, что ни упростить, ни решить, ни развязать этот узел экзистенциальных противоречий не получится. Рядом с вами должен случиться кто-то сильный, кто поможет вам справиться. Книга о «психе» в самом лучшем смысле этого слова. В жизни девушки, разочарованной неудачными отношениями, появляется неожиданный герой – музыкант, «человек из телевизора», обладающий уникальным даром. Его талант и чувственный опыт ошеломляют героиню и меняют ее жизнь. Она обнаруживает, что не всё знает о себе. Но путь героя к большой сцене не усыпан лепестками роз. Он – «один в поле воин», автономная творческая единица. И влюбленная героиня пытается стать для него «ангелом-хранителем». Комментарий Редакции: Человек – существо непознанное даже для самого себя. Состоящий из диковинных осколков, он не перестает удивлять и попадает в парадоксальные экзистенциальные ловушки. Которые сам же и расставляет…

14

В фойе густо пирсингованная девица выхватила из твоих рук пластиковый кофр с рубашкой и унеслась. Ты сдала в гардероб пальто и прошла в зал. Там в предвкушении зрелища колыхалась возбужденная толпа, в которой мелькали, к твоему удивлению, всенародно известные лица. Побродив по проходу, ты опустилась на приставной стул, чувствуя себя бедной родственницей на чужом празднике жизни. Ты два часа одевалась и красилась, а он даже не увидит тебя в таком виде. Ты что, соблазнять его вздумала? Глупости какие! Ты не можешь себе позволить такую… странную связь. Ты — не часть праздника, а часть дома, часть обыденной повседневности. Он видит тебя в велюровом домашнем костюмчике с вышитой снежинкой на капюшоне и в больших тапках с собачьими мордами. Наверное, стоит купить ему теплые тапки. Холодно, а горло надо беречь и не ходить босиком. Ты представляла его в смешных теплых тапках, когда на сцене уже один за другим блистали артисты, вызывая живую и бурную реакцию зала. Впрочем, какие тапки? Ты о чем? С квартирантом надо расстаться. И как можно скорее!

Он вышел последним. Ты даже не сразу узнала его. Он выглядел… бомбезно! И совсем не был похож на мальчишку. На сцене стоял невероятно магнетичный молодой человек, и ты почувствовала исходящие от него токи. Зал взорвался воплями и аплодисментами. Очевидно, зрителям он был хорошо известен. Ты поднялась со стула, потому что тебе застила сцену девица со взбитым коком, и отошла к стене, где стояли опоздавшие, которым не хватило мест.

Когда он запел, с тобой что-то произошло. Он исполнял крутой мировой хит, но так по-своему, так вкладываясь в композицию эмоционально, что зал замер, как зачарованный. Его пленительный хрипловатый баритон сменялся мощным летящим фальцетом и накрывал публику. Ты никак не ожидала, что он… такой… Он оказался необыкновенно ярким, как тысячеваттная лампочка, и неожиданно чувственным. На него было больно смотреть и совершенно невозможно не смотреть. И у него были поющие руки. И всё его поющее тело заводило зал. Какое пламя бушевало в нем? Черт! Тебе казалось, что он держит тебя за аорту, и из твоего горла вот-вот фонтаном хлынет кровь… А он рвал зал своим натиском, и это было ошеломляюще обнаженно и трагически прекрасно… Это было похоже на… восхождение. К неведомому и блистательному. Тебе казалось, что тебя щедро одарили чем-то небывалым, чего еще никогда не случалось в твоей жизни. В звучании его голоса было что-то совершенно магическое… И ты понимала, что пропадаешь. Пропала…

Юноша-нерв… Невероятно открытый… Обманчиво юный… Боже, что он делал с тобой? Что он делал с собой?

Когда все кончилось, когда кончилось это наваждение, ты вдруг поняла, что кто-то держит тебя за плечи, и оглянулась. Парень убрал руки и улыбнулся понимающе.

— Что это было?… — вырвалось у тебя.

— Вот такой он — особенный…

— Извините, — смутилась ты. — Если бы не вы, я бы, наверное, упала.

— Ничего. Мне было приятно держать такую тонко чувствующую барышню, — ответил парень.

Зал не просто аплодировал, зал кричал в полный голос. Ты посмотрела на сцену. Мальчишку заваливали цветами — роскошными дизайнерскими букетами. У флористов сегодня выдался отменно удачный день. И не исключено, что в тех букетах таились подарки. И, возможно, в мочке его уха был все-таки бриллиант. Он и сам оказался бриллиантом. Высшей пробы… Безукоризненной чистоты… Редкой огранки.

Как только он ушел со сцены, ты хотела позвонить ему, чтобы поздравить, чтобы выразить свои чувства, если удастся сформулировать, перелить свои ощущения в слова. Но он позвонил сам.

— Подожди меня внизу у афиш, — сказал мальчишка. — Я скоро выйду.

— Хорошо, — ответила ты и под громкий стук собственного сердца пошла за своим пальто. У тебя появилась преглупая мысль, что еще не потерян шанс предстать перед ним «в полном блеске». Ты все-таки идиотка, сказала ты себе и улыбнулась. Выйдя в осенний тихий вечер, ты вытащила сигареты — ты уже купила себе приличные — и пристроилась у афиш покурить. Внутренняя дрожь не проходила. Да какая там — дрожь? Вспомни: тебя просто колотило! Как минувшей ночью… Ты такого никак не ожидала… Ты даже не представляла, что он может сотворить такое… с целым залом. Перелить себя в каждого, наполнить до самых краев. И его хватило на всех… Какой же он… невероятный!

— Огоньку не найдется? — услышала ты мужской голос и обернулась. За твоим плечом улыбался тот самый парень, который держал тебя, чтобы ты не грохнулась в обморок от нахлынувших чувств.

— Да, конечно, сейчас, — ты полезла в клатч, вспомнила, что зажигалка в кармане, полезла в карман, словом, страшно засуетилась.

— Такое ощущение, что прыгнул с парашютом, наслаждался полетом, а потом тебе сказали: дергай за кольцо. А не хочется… Но надо… — сказал парень. И ты его поняла.

Рассерженный господин тащил мимо вас свою спутницу и выговаривал ей:

— Прекрати! Массовый психоз и истерия… Нет там никакого феноменального вокала! Это вообще никакой не «голос»! Это — просто тестостерон! В чистом виде! Ты что, не понимаешь?

— А ты можешь петь тестостероном? — не сдавалась девица. — Пацану семнадцать лет, а он так по-взрослому оттрахал зал!

— Дура! — не выдержал господин, запихивая свою подругу в машину.

Вы с парнем засмеялись, а он обернулся и зыркнул на вас злобным взглядом.

Какое же разное у всех восприятие, подумала ты. Ты зачерпнула полное сердце, а эта девица… Черт! Ты бы так никогда не сформулировала. Не решилась бы в этом признаться даже самой себе… И виноват был в этом твой муж, который низвел секс до чего-то невообразимо муторного и поставил жирный крест на твоей только зарождающейся сексуальности.

— Какой парень! — сказал твой случайный собеседник, — звезда! Он стадион Уэмбли сможет собирать на сольник. Если не сгорит. Хотя, в его манере есть что-то камерное. Хочется подойти поближе. Он вам понравился? Если я правильно понял, вы слышали его впервые?

Стадион Уэмбли… Неужели он говорил такое о мальчишке, который жил в твоей квартире, спал на кровати твоего дедушки, ел приготовленные тобою котлеты и разводил когда-то соседей-алкашей на деньги? И который так просто пришел и взял тебя прошлой ночью. Как шоколадку. Ты не могла найти нужных слов, поэтому сказала:

— Можно на «ты». Меня зовут Бэлла.

— А я Гера.

— Герасим? — уточнила ты.

— Нет, там все сложно… — засмеялся он. — Угощайся.

Он вынул из кармана мандаринку и протянул ее тебе. А ты подумала, как это странно — человек носит в кармане пальто мандарины. И еще подумала, что есть люди, которые по каким-то причинам не любят своих имен.

— Ты кого-то ждешь или просто куришь, чтобы справиться с нервами? — спросил Гера.

А ты в тот момент боялась расплескать это неведомое прежде состояние и стеснялась признаться в нем постороннему человеку. Пока ты раздумывала, что ему ответить, и стоит ли «колоться» на предмет знакомства со «звездой», зазвонил телефон. В трубке отчетливо слышался смех.

— Бэлка, меня внезапно увозят! Я буду поздно. Или уже — рано.

— Хорошо, я иду домой, — ответила ты и чуть не расплакалась.

— Так что? — переспросил Гера.

— Уже никого не жду, — ответила ты и сделала глубокий вдох, чтобы справиться с собой.

— Ты расстроена чем-то? Хочешь, я тебя провожу? Ты где живешь?

— А если в заМКАДье?

— Ты выглядишь, как девушка, живущая в пределах Бульварного кольца, — засмеялся он.

— Что это значит? — смутилась ты.

— Я пошутил. Ну что, пойдем?

Концертный зал располагался совсем близко к твоему дому. Так что, прогулка обещала быть короткой. Но ты хорошо помнила ту историю с нападением во дворе и сочла, что провожатый не помешает, и вы побрели по мокрым тротуарам, празднично отсвечивающим рекламным неоном.

— Я действительно слышала его сегодня впервые. Когда-то он мелькал в каком-то шоу, но я не обратила на него внимания почему-то.

— Он был тогда на год моложе. В его возрасте год — это очень большой срок. И сейчас он уже не экспрессивный юнец, а сознающий, анализирующий и все понимающий мужчина. А на шоу ему давали петь всякую ерунду.

— Да, я попсу не слушаю. И ты прав, маленьким он мне тогда показался, совсем мальчишкой. Я даже слушать его не стала.

— Это в профайлах из него делали масика. И он там что-то трепетное, подростковое изображал по воле режиссера. Эдакий нежный правильный зайчик. А на сцену выходил мужчина. И такой был режущий глаз контраст, что у зрителей ехала крыша. Я не понимаю, как творческая группа проекта могла этого не заметить в нем. Тупо вписывали в стандартный образ.

Ты и сама была слегка не в себе от этого контраста.

— Мужчина? Он же маленький тогда был.

— Маленький — это количественная характеристика прожитых лет. А я говорю о качестве.

Качество, да. Человеческое качество.

— Послушай, я хотел бы пригласить тебя на следующий концерт. Не возражаешь? — спросил Гера.

— А когда он будет?

— Не знаю, но буду следить за объявлениями в институте или на их сайте. У них есть меценат, который помогает обкатывать ребят на сцене: арендует для них пустующие среди недели концертные площадки. Это очень популярные концерты, о них моментально становится известно определенному кругу. Ты же видела: был аншлаг. На телевидении — одни и те же «звезды», застой, фанера и скучища. Архонты заняли круговую оборону и никого не пустят, пока их не вынесут оттуда вперед ногами. Как сказал кто-то из молодых исполнителей, дверь в российский шоу-бизнес заварена автогеном. А на этих концертах — шикарный живой звук. А голоса какие! Лучшие звукорежиссеры выстроились в очередь, чтобы на этих концертах поработать: это же — одно удовольствие. Среди них тоже есть фанаты нашего парня. Они его пишут прямо в зале и в Сеть выкладывают.

От тебя не ускользнуло озвученное новым знакомым словосочетание: «наш парень». И ты очень удивилась: он готов был делиться с тобой мальчишкой. Вот только ты не была готова к ответным жестам. Ты не собиралась делить его ни с кем, хотя понимала, что он тебе и не принадлежит.

Гера оказался приятным молодым человеком и приятным… собеседником. Черт! Кажется, ты это уже проходила…

— Гера, а ты играл когда-нибудь в карты с соседями-алкашами на деньги? — спросила ты.

Он засмеялся.

— Господь с тобой! Что за вопрос? Я всегда был «хорошим мальчиком из приличной семьи». Я даже во дворе пиво не пил.

— Почему?

— У меня были занятия поинтересней.

— Можно узнать — какие?

— Ну, музыкой мне нравилось заниматься больше, чем бухать с пацанами и выслушивать их вранье про отвязный секс с одноклассницами. К примеру.

— Так ты музыкант?

— Бывший, — ответил он.

— Как это? А почему бросил?

— Я не бросил. Я учился на отделении академического вокала, но у меня однажды пропал голос. Навсегда.

— И как ты это пережил?

— С большим трудом. Повеситься хотелось. Я всегда жил с ощущением, что со мной ничего страшного приключиться не может. Я же не представлял, что может оказаться самым страшным. Если бы родители не пасли меня тогда двадцать четыре часа в сутки, я бы точно что-нибудь с собой сотворил. Папа со мной в одной комнате спал и под дверью ванной караулил.

Ты не знала, как выразить ему свое сочувствие. Слов подходящих не нашла. Поэтому просто взяла его под руку.

— И чем ты теперь занимаешься?

— Самообманом, — ответил он серьезно. — Самообманом под названием «новая профессия». Я служу юристом в одной крупной строительной компании. А пацан — жуткий харизматик!

Тебя вдруг удивило, что Гера постоянно возвращается мыслями к мальчишке.

— Ты о нем говоришь так, будто влюблен в него, — пошутила ты.

Парень помолчал некоторое время. Ну, шагов десять помолчал. А потом сказал:

— А я и влюблен, наверное. Если не врать себе.

— Ты… эээ…

Ты даже попыталась тихонько вытащить свою руку. Но он не позволил, прижал локтем к боку.

— Нет, я не гей, если ты об этом. Я абсолютно гетеросексуален. Просто язык наш беден в выражении и определении чувств. Оттенков чувств больше, чем придумано для них слов. Я затрудняюсь определить то, что я к нему испытываю. Но, пожалуй, «впюблен» — это самое близкое. А может, это не влюбленность, а восхищение, потому что он — пример того, как нужно пробиваться по жизни. Я его за эту безграничную веру в себя, за характер безмерно уважаю. И не только за это.

— Характер? — удивилась ты. А потом вдруг вспомнила его уход из школы, из дома, его непростые отношения с городом детства. Но в словах парня звучала такая маниакальная одержимость, что ты уже не верила ни одному его слову.

— Он же просто заставил всех его услышать! Я никогда не думал, что меня может чему-то научить семнадцатилетний пацан, а вот… Он — сильный человек, а общение с сильными людьми, пусть даже не личное, дает стимул. Вообще удивительно: в таком хрупком теле — такой мощный характер. Он — самовыживалка. Автономная творческая боевая единица. Я завидую ему, завидую тому, что он… есть у себя. Я бы хотел быть… им. Но… кому-то — летать, кому-то — ходить по земле. Знаешь, когда я думаю о нем, меня пробивает на совершенно не свойственный мне пафос. Я сам слышу этот свой высокоэпичный панегирик, но иначе о нем говорить не могу.

Тебе казалось, что этот странный парень разговаривает сам с собой.

— Ты веришь в себя? — обратился он к тебе.

— Я, если честно, вообще не понимаю, как это.

— В свой талант, в свои силы.

— Я, наверное, бездарщина и задохлик. Нет во мне никаких сил и талантов. А он — такой!

И, испугавшись, что проговорилась, добавила:

— Мне тоже так показалось.

— Да, он — невозможный. Во всех смыслах.

Ты вдруг поняла, что этот мальчишка именно — невозможный. И для тебя, в том числе.

— Зачем ты мне это говоришь? — быстро спросила ты.

— А мне не с кем больше о нем поговорить. Меня никто не поймет. Ты — случайный человек, но я видел твою реакцию на него и понял, что ты тоже влюбилась. Моментально. И почти насмерть. Я даже не ревную его к тебе. Наоборот: у меня появилась «группа поддержки». Мне стало легче: есть, с кем разделить этот груз. Ты не возражаешь?

Ты не могла говорить о нем с чужим человеком. Ты подумала, что у тебя вообще множество внутренних запретов. Но мальчишка некоторые из них, кажется, преодолел. Легко. Прошлой ночью. Не спрашивая позволения. Тебе показалось, что он сам еще не до конца понимал, какой силой наделен. А может, понимал. И пользовался ею чисто интуитивно. И сводил с ума. Наверное, он уже привык получать то, что ему хочется. Но он и сам отдавал. Стократно. И тебе, и своей публике. Он много работал. И над собой, и для зрителей. Он же трудоголик, вспомнила ты его запись.

Свернув во дворы, вы набрели на подвесную скамейку. Она была мокрой, но у Геры нашелся платок. Накрапывал дождь, и твой спутник, как иллюзионист, извлек из недр своего пальто зонт. Он оказался очень предусмотрительным. А ты выскочила из дома, думая только о белой рубашке.

— Скажи, что ты имел в виду, когда сказал, что я похожа на барышню, живущую в пределах Бульварного кольца? — спросила ты.

— Я могу сказать, но обещай, что ты не обидишься.

— Обещаю, — уверенно тряхнула ты головой, подозревая в тот момент, что в этом его определении и таятся твои комплексы, которые ты даже не пыталась никогда отбросить, а, напротив, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, отращивала и лелеяла.

Он посмотрел на тебя и увидел, очевидно, решимость.

— Ты по-хорошему провинциальна, как извечная московская тихая обывательница. И в этом твоя прелесть. Бульварное кольцо — это своего рода удивительный заповедник, где сохранились реликтовые формы нормальной человеческой жизни посреди паноптикума новой громогласной элиты. Ты ограничена в средствах выражения чувств, да и в самих чувствах. «Леди не должна позволять себе нервы». Я не знаю, хорошо это или плохо. Но ты рискуешь так и состариться в коконе своих внутренних запретов.

Тебя удивило, что этот чужой, случайный в твоей жизни парень говорит о тебе твоими же словами. Так понимает тебя. Так точно идентифицирует. Просто взял и произвел сканирование мозга.

— Ты не экстрасенс?

— Нет. Я и сам был таким, как ты. Пока не увидел его. И меня прорвало. Но сегодня и с тобой что-то произошло.

Вчера, подумала ты. Или еще раньше — когда в дверях твоей квартиры появился веселый дружелюбный мальчишка из телека. Мальчишка-анимашка, оказавшийся мужчиной. Обманка. Подлянка судьбы. Ты хотела страстей? Мучайся теперь!

— И что ты будешь теперь со всем этим делать? — спросила ты тихо.

— Не знаю. Мучиться и наслаждаться, наверное. А тебе это еще предстоит. Не думай, что легко отделаешься, — ответил он, то ли в шутку, то ли всерьез.

Если бы он знал…

Вы топтались у подъезда и никак не решались расстаться. Как будто прикрывали друг другу рану. Вы оба были ранены этим невозможным парнем, и вам казалось, что если расстанетесь, то так и будете зиять каждый своей открытой раной. Ты уже не спрашивала себя, что происходит. Ты просто открыла подъезд электронным ключом и вошла, слегка придержав дверь. И Гера понял тебя — вошел следом.

Новый друг, случившийся так неожиданно, переступил порог твоего дома и замер.

— Ты живешь не одна?

Он смотрел на пол. Под вешалкой стояли конверсы мальчишки.

— С братом, — легко соврала ты. — Но его сейчас нет дома.

Гера снял пальто и отодвинул створку шкафа. Там висела легкая куртка мальчишки. Он ушел в другой — кожаной, недавно купленной. Она очень шла ему.

Гера повернулся к тебе.

— Твой брат носит такую же куртку? Как у него? И такие же конверсы? Похоже, наш парень становится иконой стиля, — Гера засмеялся и пристроил, наконец, свое пальто на плечики. Для этого ему пришлось несколько углубиться в чрево шкафа. Когда он повернулся к тебе, на нем не было лица.

— Здесь пахнет… его парфюмом, — и, помолчав немного, спросил: — может, твой брат… еще и поет?

— Может, ты — фетишист?

— Нет, я просто видел его в институте во всем этом.

— Зачем ты ходишь в институт?

— За сладким обманом, наверное, — усмехнулся он. — Там мне кажется, будто я все еще могу петь.

— Пойдем пить чай, — сказала ты.

— Ты мне не ответила. Что происходит? — спросил Гера, не двигаясь с места.

— Брат подражает ему, очевидно. Это он мне про концерт сказал, — уверенно ляпнула ты первое, что пришло в голову, и потащила гостя на кухню. — Устраивайся. Ужинать будешь или только чай?

— Чай, пожалуй.

Ты сервировала чаепитие, как любила — красиво и вкусно. Как было до того, как ты себя совсем забросила.

— Расскажи мне, как он поет. Как профессионал расскажи. Что это было?

— Ты хочешь узнать о его технике звукоизвлечения? — усмехнулся он.

— В том числе, — кивнула ты.

— Понимаешь, в чем штука, — начал Гера неторопливо, грея озябшие руки об горячие бока чашки с чаем, — каждый раз, когда я пытаюсь сделать это для себя как специалист, я невольно ухожу в слух. Одна непрекращающаяся волна, и всё это дышит, меняется, сдвигается, летает… Я могу тебе, конечно, рассказать о сложных ритмических сдвигах, мелизмах, тембровых оттенках. О его немыслимом вибрато полным голосом… Ты слышала его гроул в фальцете, от которого у меня шерсть дыбом на загривке.

— Гроул — это рычание?

— Да, хотя правильнее говорить — граул.

Да-да… Вибрато… гроул… А тебе тогда казалось, что его голос рвал волокна, и от твоего сердца остались одни ошметки…

— Ему ведь от природы дано не так уж много. И то, что он так фантастически звучит, — это целиком и полностью его собственная заслуга! Потому что фальцет — это техника и способ звукоизвлечения, а не голос. И далеко не каждый исполнитель такое умеет. Фальцет — это совершенно другая манера пользоваться голосом, грудной клеткой, позвоночником, легкими, мышцами живота… И звук воспроизводится из таких потаенных утроб нашего организма, о которых в повседневной жизни обычный человек даже не догадывается. Переход грудного голоса в фальцет совершается путем мышечного маневра, но в чем он состоит, так никто еще и не выяснил. Очередная загадка бога. Короче, это каторжный труд. Это — годы титанической работы над собой. Но ты же понимаешь, что дело не просто в технике. Есть еще одна составляющая.

— Какая? — спросила ты в нетерпении.

Гера помолчал, глядя в чашку, и с некоторой заминкой произнес то, что, очевидно, давно сформулировал для себя:

— Личность. Он поет собой. Всем, что ему довелось пережить. Всем, что дано ему богом. Или дьяволом. Или кто там, наверху, на раздаче?

— Собой… — повторила ты, — наверное, он все так делает — собой.

— Ты о чем? — насторожился Гера.

— Скажи, а что с ним произошло, когда он вышел на сцену? Разве может человек позволить себе так открываться? Так обнажать чувства публично?

— Человек наделен чувствами. Есть такая программа в нем. Мать-природа позаботилась. Но мало ли, что в нас понапихано… Мы пользуемся в лучшем случае очень ограниченной их частью. Мы вообще очень ограниченные, в том числе, и в чувствах. И в средствах их выражения. Скупы до крайности. Желе не расплескать. А в нем все это кипит белым ключом. И обжигает.

— Но то, что он делал на сцене — это… это же душевный эксгибиционизм какой-то.

Гера посмотрел на тебя внимательно, словно стараясь угадать, какую оценку ты вкладывала в это определение: положительную или отрицательную.

— Бэлла, вкусный у тебя чай, и вот эти штучки — не знаю, как они называются — тоже классные. Спасибо! И вообще — уютно тут у тебя очень. Но я, пожалуй, пойду. Дай мне свой телефон — я сообщу тебе о следующем концерте. Ты пойдешь со мной?

— Конечно!

Ты вынула из «дневной» сумки визитку и подала ему. Он даже не взглянул, просто спрятал в карман.

— Что-то случилось? — спросила ты, проверяя свои подозрения.

— Да… я как-то странно себя тут чувствую… его присутствие чувствую… его энергетику. Может, у меня крыша едет? Мне нужно побыть одному.

— Я заверну тебе с собой шоколадный брауни, — сказала ты, отлично понимая его состояние.

Ты закрыла дверь за этим случайным гостем, зашла в комнату мальчишки, села в кресло и поняла вдруг: Есть. Счастье. Когда прожил сутки, и НИЧЕГО не хотелось бы в них изменить.