Хилер особого назначения. Книга 1

Валерия Лихницкая

«Я не псих… Я не псих…» – убеждает себя герой романа. В этом же убеждает себя и автор. Роман-эксперимент. Здесь есть что-то от детектива, от комикса, от боевика и от пародии – на разные жанры, а также на всю нашу жизнь. Главный герой – хирург с необычным даром, который попадает в нестандартные ситуации. Что из этого происходит наяву, а что – в фантазиях героя, не всегда понятно даже автору. Роман пишется постфактум, то есть сначала автор его пишет, потом читает. Не окончен (в процессе).

© Валерия Лихницкая, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

— Я не псих… — голос пялящегося на меня придурка звучал нервно и неубедительно. Придурок дико таращился, держа руки на уровне лица ладонями к себе и потрясая растопыреными пальцами.

— Я не псих… — глаза у парня горели тем самым огнем, о котором очень красиво пишут в книгах, но в жизни это выглядит отвратительно. Безумие вообще непривлекательно. Если видишь парня с такими глазами, будь готов к тому, что он в любой момент может или броситься на тебя с целью перегрызть горло, или же просто начнет пускать слюни и рисовать зеленых человечков на любой более-менее подходящей поверхности.

— Я не псих! — под глазами круги, лицо бледное, руки трясутся. Голос сиплый, пульс повышенный, дыхание неровное. Типичный пациент психиатрической лечебницы. Не надо быть диагностом, чтобы это понять. Пора уже прекратить эти глупые переговоры и признать невменяемость пациента…

— Нет… Я псих, — обреченно согласился придурок, опуская руки.

А потом признаться самому себе в том, что этот придурок — я сам.

Я отвернулся от зеркала.

Опустил руки.

На душе было гадко и противно, в голове шумело, к горлу подступало что-то нехорошее. Это от нервов. Или потому что кофе и сигареты — не лучший рацион. Не мешало бы сегодня, наконец, уже съесть что-нибудь, вечер все-таки… Или уже утро? 6:30. Утро. Как-то быстро ночь пролетела…

Я запустил руку в карман, чтобы взять перчатки… Таблетки сами прыгнули мне в руку, дрожа от вожделения… Или у меня просто руки трясутся… Скорее всего, так и есть. И скорее всего, таблетки — это не совсем та еда, которую необходимо бросить в истосковавшийся по нормальной пище желудок. Но зато они помогают от нервов. Хотя бы на время…

Дзыыынь!

Звонит телефон.

Дзыыынь!

Хватаю телефон, забыв о том, что в этой руке уже лежит пузырек с таблетками.

Дзыыынь!

Телефон, разумеется, падает и, не выдерживая столкновения с кафельным полом, разлетается на составные части — очень хотелось бы надеяться, поддающиеся сборке.

Дзыыынь!

Это уже не телефон, это таблетки — забыв о том, что в руке лежит открытый пузырек, взмахиваю руками, пытаясь подхватить летящий телефон, пузырек делает сальто и прыгает в раковину. Два удара сливаются в один. Таблетки рассыпаются и, прежде чем я успеваю сообразить, что случилось, исчезают в недрах водопровода.

— %%%%%%! — восклицаю я.

Теперь я без телефона, без таблеток и вообще без достойного человеческого облика. А между тем 6:30 утра. День только начался…

— Алекс, ты чего тут вопишь с утра?

Моя сестра говорит, что я ей напоминаю ее кота — он когда удивляется, подпрыгивает на месте на всех четырех лапах. Хорошо, что я так не умею — а то бы пробил головой потолок. Ну может, пробить бы и не пробил, но сотрясение бы заработал. Или вообще снес бы себе полчерепа… Или не себе — если б был чуть поагрессивние.

Потому что то, что я увидел, мало походило на человека, вернее — на живого человека. Скелет, оплетенный мышцами, сквозь которые просвечивают внутренности, органично смотрится на занятих по анатомиии, но никак не в служебном туалете. А если этот скелет не просто заходит в помещение, а неожиданно оказывается у тебя за спиной, бросая дурацкую реплику — тут даже у человека с нормальной психикой возможна неадекватная реакция. Одно «но». К человеку с нормальной психикой скелеты не подкрадываются.

Ну хорошо, допустим, это не скелет, уговорили, но тем не менее!

Мне вот интересно, о чем думает человек, незаметно подкрадываясь к психически неуравновешенному типу, да еще и в момент припадка?!

Надо сказать, я все же молодец. Я не заорал и даже не бросился на него — я ж не Мила Йовович, в конце-то концов, с голыми руками на нежить кидаться… Да к тому же, она кидалась не с голыми, а это не нежить. Просто сотрудник — нормальный человек из плоти и крови, довольный собой и жизнью — и это в такую-то рань! — и просто напрочь лишенный инстинкта самосохранения.

Примерно это я ему и сказал — что если человек вопит в 6:30 утра без видимой причины, не стоит к нему неожиданно подкрадываться, а то так удар хватить может, и еще неизвестно кого именно.

Скелет заржал. Очень смешно. Конечно. Я б наверное тоже не удержался. С утра человек остался без телефона, таблеток и проблесков разума. В начале рабочего дня. Обхохочешься. Кстати, вот теперь еще надо поломать голову над тем, кто мне звонил — а то голова у меня сегодня с утра недостаточно сломана!

А если серьезно — на самом деле, кому в 6:30 может понадобиться человек, которого и в нормальное-то время мало кто терпит?

— Дай мне свой телефон, — повернулся я к скелету.

Он опять заржал. Вот что я сейчас смешного сказал?!

— Ты сейчас на Терминатора похож, — попытался объяснить он причину своего неуемного веселья. — «Мне нужна твоя одежда!»

— Одежда твоя мне даром не нужна, — раздраженно перебил его я. — Она инфицирована.

— Чего?! — он наконец-то перестал ржать. Ну хоть что-то хорошее за сегодня!

— Да ничего. С утра такая довольная рожа у человека может быть только по двум причинам — он либо под наркотой, либо у него был офигительный секс. Наркотики я исключаю, значит второе. Правда насчет офигительного, может, я и погорячился — тогда бы ты просто не пришел на работу не то что с утра, а вообще в ближайшие три дня, но… скажем так, тебе понравилось. А так как постоянной девушки у тебя нет, вероятно, это была проститутка. На дорогую тебе денег жалко будет, но вкус у тебя хоть какой-то, да имеется — то есть, соотношение цены и качества в твоем случае это не страшная, но сертифицированная, а красивая, но без справки. Дальше продолжать?

— Алекс, — отчеканил мой утренний кошмар, — тебе кто-нибудь говорил, что ты мудак?

— Сто раз на день, — отмахнулся я. — Да ладно, я пошутил. Нет у тебя никакой заразы.

— Точно? — недоверчиво повел лицевыми мышцами скелет, упорно отказываясь принимать человеческий облик.

— Да я откуда знаю? — фыркнул я. — Я тебе что, венеролог?

— Алекс, я тебя когда-нибудь вскрою, честное слово!

— Не вскроешь, я слишком ценный экспонат. Так дай телефон.

— Ну ты и мудак! — но телефон все-таки дал. Хороший он парень все-таки… Черт, как же его зовут?

— А вот печень проверь, — посоветовал я. — У тебя на ней пятна.

— А это ты как определил? — недоверчиво хмыкнул хороший парень. — Перегаром от меня не несет, белки не желтые…

— В диагносты идти не пробовал? Садись, пять! В мед поступишь без экзаменов.

— Алекс, иди в…

— А ты — проверять печень.

— Ну с чего ты…

— Гороскоп твой слушал по радио — вспышки аномальной половой активности и пятна на печени. Черт, у тебя что, телефон не работает?

— Не-а, — осклабился он.

— А сразу сказать не мог?

— А ты не спрашивал.

И я после этого мудак!

— Э, ты аккуратней, а то и мой разобьешь! — он очень вовремя отобрал у меня телефон, а то бы так и случилось, руки у меня тряслись, как будто я неделю без перерыва на сон и обед работал дефибриллятором.

Но вот беда — отобрал-то вовремя, а вот за руку меня хватать не следовало. Особенно когда я без перчаток. Впрочем, сам виноват — мог бы и надеть. Хотя нет, не мог — умываться в перчатках — это даже для меня сильно. А я здесь именно умывался. Пока не начал сам с собой разговаривать.

Одно прикосновение — и облик хорошего парня, только-только начинавшего походить на человека, размылся, явив моему больному взору анатомическое пособие во всех подробностях. По жилам текла кровь, в желудке клокотал наспех проглоченный завтрак, в печени… Нет, с печенью действительно надо что-то делать.

— Алекс, ты в порядке?

Нет, ну не дебил?!

— Да, черт возьми, я в порядке! — взорвался я, искренне надеясь, что кто-нибудь положит конец этому безумию. — Именно поэтому я стою в 6:30 утра в служебном туалете, бью телефоны, разбрасываю таблетки и ору, как потерпевший, без видимой причины!!!

— Тихо, тихо… — вот теперь он, кажется, всерьез забеспокоился.

— Тихо?! Да я вел бы себя тихо, если б меня никто не трогал! Какого ты меня за руки хватал?! Я тебе что, баба что ли, меня лапать?! — господи, он догадается меня вырубить или нет?!

— Алекс, успокойся!

Я разразился потоком самой нецензурной брани. «Успокойся!» Можно подумать, если б я мог успокоиться, я б этого не сделал. Хотя кое-то сделать все-таки можно.

— Быстро в душ его, пока он себе голову не разбил!

О, ну наконец-то, хоть у кого-то с утра голова нормально работает!

— За руки только не трогай его!

У кого-то голова просто отлично работает!

На мою несчастную голову обрушился тропический ливень. Только холодный. И не только на голову. Я трясся под душем, боясь открыть глаза, чтобы не увидеть очередное порождение своей нездоровой психики и думал, какого черта я не ушел вчера домой пораньше.

— Алекс, ты меня слышишь?

Какой у нее все-таки приятный голос. Интересно, а она действительно здесь? В 6:30 утра? Или это просто галлюцинация?

— Кивни, если слышишь!

Я кивнул.

— Мне надо посмотреть твои зрачки. Открой глаза… Так, понятно… Я коснусь тебя, чтобы приподнять веко, не дергайся. Я в перчатках. Готов?

— Я сам…

— Вот умничка…

Какой у нее голос! Вот почему она в жизни так не разговаривает?!

— Доктор, я люблю вас и хочу от вас ребенка! — прохрипел я.

— Галоперидолу? — любезно предложила доктор, светя фонариком мне прямо в глаз.

— Нет, ребенка! Если б захотел галоперидола, так бы и сказал: «Доктор, я хочу от вас галоперидола!»

— Я сейчас принесу, — откликнулся обладатель замутненной печени.

— И два виски, пожалуйста. Для романтики.

— Не рановато для виски? — усмехнулась женщина.

— А для галоперидола, думаешь, нормально?

— Не надо ничего нести. Он в порядке, — Она поднялась на ноги, опять заговорив своим строгим и ни капли не сексуальным голосом.

— А вы нет, — почему-то обиделся я. — Женщина, вам к психиатру надо. Бегать в 6:30 утра с фонариком по мужским туалетам и шприцем угрожать — вы хотите сказать, что это нормальная модель поведения для женщины в самом, что ни на есть детородном возрасте?

— Я же говорю, он в порядке, — вздохнула женщина. — Но если еще посидит на холодном кафеле в мокрой одежде, будет не в порядке. По крайней мере, та его часть, что может пригодиться женщинам детородного возраста. Я сейчас принесу полотенце и что-нибудь ему накинуть, и ты заберешь его к себе.

— Я?! — возмутился голос — на лицо его я не смотрел, закрыв глаза, как только тетя доктор прекратила играть в Гестапо. — Я не хочу его к себе забирать!

— Справедливо! — горячо поддержал его я. — Я тоже не хочу, чтобы он меня к себе забирал! Хочу остаться с мамой!

Она не выдержала и принялась материть нас обоих — за что, непонятно. Но ругалась она очень сексуально. Вообще я считаю, что женщинам не идет грубость, но некоторые умеют так ругаться, что…

— Слушай, а давай мы этого лося вообще выгоним? — предложил я. — Смотри — ты, я, раннее утро, душ, ролевые игры типа садо-мазо — в доктора, гестапо, строгую мамочку, матерящуюся стерву — тебе не кажется, что он здесь лишний?

— Алекс, когда-нибудь я тебя убью, — выдохнула она. Кажется, успокоилась.

— Согласен. Только давай в качестве орудия убийства ты выберешь не простатит и не пневмонию — тут сквозняк, между прочим.

Она издала какой-то не очень членораздельный звук и зацокала каблучками по направлению к выходу.

— Поздравляю, — я постарался придать голосу как можно больше искренности и как можно меньше сарказма. Получилось, правда, вообще непонятно что — зубы так стучали от холода, что интонацию донести не удалось, удивляюсь, как он вообще что-то понял.

— С чем? — насторожился он.

— Слушай, может, я и мудак, но не идиот, — нет, все-таки не получается у меня искренне говорить хорошие вещи. — 6:30 утра. Ты здесь и она здесь. У вас обоих никаких срочных дел на сегодня нет. Надо быть полным дебилом, чтобы решить, что вы просто так, случайно, не сговариваясь, решили пораньше придти. Тем более насчет тебя я уже выдвинул предположение, что у тебя был секс. Мне было только непонятно, почему ты так рано пришел. Да просто потому что не уходил. И она тоже. Так что поздравляю!

— Почему мне хочется тебя утопить? — дружелюбно спросил он.

— Потому что ты видишь во мне конкурента. Но не переживай. Я не люблю садо-мазо, а она не любит психов. Так что забирай себе эту озабоченную стерву, а мне принеси одежду и таблетки. Такой раздел имущества тебя устроит?

Он возмущенно засопел. Выражения его лица я не видел, все еще не рискуя открывать глаза.

— А все-таки ты Терминатор, — вне всякой связи с разговором брякнул он.

— В смысле, такой же убийственно сексуальный?

— В смысле, «мне нужна твоя одежда»…

Я прыснул. То есть, не то чтобы засмеялся, но впервые за весь этот долгий день меня, кажется, начало отпускать. Даже смешок получился не очень нервным. Ну, нервным, конечно, но не истеричным.

Я даже позволил себе открыть глаза. Передо мной маячило нормальное лицо нормального парня, сквозь кожу уже ничто не просвечивало. Я пошарил по карманам мокрого насквозь пиджака и, наконец, извлек оттуда перчатки. Они, правда, тоже были мокрые…

— Алекс, не дури, — он что, правда обо мне беспокоится? Ничего себе! — Раздевайся и становись под душ. Под горячий. Перчатки пока резиновые поносишь, у меня есть.

— Отлично, — кивнул я. — Это будет моим маскарадным костюмом на сегодня. Чтобы у тех, кто считает меня определенным резиновым изделием контрацепции, все сомнения отпали.

— Алекс, раздевайся!

— А музыку?

Он зарычал.

— Слушай, я не знаю, на каких колесах ты сидишь, но мне они тоже понадобятся — потому что с тобой без транквилизаторов общаться невозможно!

— Отличная идея! — одобрил я. — Сбегай в аптеку, прикупи себе… сейчас я напишу, чего и сколько, и возьми на мою долю… У меня как раз все кончилось.

— Так ты поэтому здесь? — начал догадываться он.

— Нет, %%%%%%, просто так!!! У меня вообще привычка с утра пугать общественные туалеты!

— Тихо, тихо, не заводись! — не знаю, как туалет, а парень точно испугался. — А ты чего не в своем кабинете?

Десять минут назад я бы истерически заржал. Двадцать минут назад пробил бы кому-нибудь голову — себе или ему. Но сейчас меня уже ни на что из этого не хватило.

— У меня замок сломался, — устало выдохнул я. — Рабочие придут к 10. У меня была мысль вызвать спасателей, но я от нее отказался. Теперь вижу, что зря.

— В следующий раз сразу мне говори, — посоветовал… черт возьми, как же его зовут?! — я или сам починю, или спасателей вызову.

— Говорю. Чини или вызывай.

— Фиг тебе. Сегодняшнее утро ты мне уже испортил.

— Зато у тебя есть шанс этим ограничиться, — я все-таки сделал попытку освободиться от пиджака, — или я испорчу тебе весь день. Ты не забыл, что я теперь твой подопечный?

— Нет, — скрипнул он зубами.

— Тогда отлично. Начинай меня развлекать. Папа, я хочу в цирк!

Он неистово завращал белками и… начал меня распутывать. При этом он приговаривал:

— Твою же мать, нас всех уволят!

— Не всех, только тебя и меня, — возразил я. — Она отмажется. Хотя нет. Только тебя. Я тоже отмажусь.

Не успел он ничего возразить, как застучали каблучки, и его возмущение повисло в воздухе, сразу же утратив свою значимость. Мне почему-то это напомнило пафосные транспаранты с громкими лозунгами — во время акции протеста за ними идет народ, они выражают гражданскую позицию, призывают к чему-то важному и даже великому… Но вот акция заканчивается, все расходятся по домам, и транспаранты попросту забывают. Наутро их собирает дворник, на них гадят голуби, и то, что вчера вдохновляло толпы, вознамерившиеся перевернуть мир, сегодня выглядит глупо и нелепо…

— Вы еще здесь?! — от звука ее голоса цепь моих размышлений дзынькнула и рассыпалась на звенья, не поддающиеся сборке, прямо как некоторое время назад — злосчастный телефон.

— А где нам еще быть? — не понял я. — Конечно, я произвожу впечатление эксцентричной личности, но не настолько, чтобы бегать по больнице голышом.

— Ты даже не разделся!

— Я стесняюсь, — возразил я. — А вдруг кто зайдет? Ты не подумала, на что ты нас толкаешь? Премилая картина — я голый в душе и он, снимающий с меня одежду. И это рано утром. А туалет, между прочим, служебный! То есть, зайти сюда может любой сотрудник. Нет, ну ладно я, мою репутацию мало что может испортить, но ему еще здесь работать! А после этого ему не то что уволиться, ему застрелиться придется!

Она издала какой-то звук, напоминающий нечто среднее между рычанием и стоном.

— Алекс, не испытывай мое терпение! — зашипела она. — Раздевайся, вытирайся и надевай вот это!

Это «вот это» так странно прозвучало, что я сделал над собой усилие и размежил веки. «Вот это» оказалось больничной пижамой, висящей на… спинке инвалидного кресла.

— А вы мне что, ноги отпилить собираетесь? — с искренним любопытством спросил я.

— Нет. Голову!

— Не, без головы я некрасивый. Да и работать будет неудобно. Я не согласен.

— Алекс, ты что, издеваешься?! — завопила она. — Из-за тебя нас всех уволят к чертовой матери!

— Ладно, ладно, не ори, у меня и так голова раскалывается… А это может спровоцировать новый припадок. Девушка, вы как вообще учились? У вас что по психозам было? С психами надо деликатно…

— Я пошла за галоперидолом…

— Все, намек понял, раздеваюсь.

Раздеться у меня получилось, правда не очень быстро и не без ее помощи. Правда, я обязал ее надеть перчатки, так что думаю, что мой сегодняшний «папа» не превратится в ревнивого Хозе или Отелло. Она тщательно меня вытерла, а потом напялила на меня больничную робу и зачем-то усадила в кресло.

— Я вообще-то могу ходить, — на всякий случай уточнил я.

— А мне не надо, чтоб ты ходил, — процедила она сквозь зубы, фиксируя мои руки на подлокотниках кожаными ремнями. — Мне надо, чтобы ты как можно быстрее оказался в его кабинете.

— О, группен секс? Садо-мазо? Гуд, гуд! — оживился я.

— Все, я больше не могу! — покачала она головой, извлекая из сумочки шприц.

— А больше и не надо! Тетенька, я буду хорошо себя вести, честно-честно! Только не колите, я уколов боюсь!

— Не бойся, это совсем не страшно…

— Это как уснешь, я знаю. А еще я от страха писаюсь!

Ее глаза опасно сузились.

— Так, стоп! — выкрикнул я, поняв, что еще чуть-чуть, и меня уже никто не услышит. — Пошутили и будет. Убери шприц, я в порядке.

Вздох облегчения. Это он, ее простодушный любовник. Все-таки неплохой он парень, надо его как-то уговорить на лечение, пока еще все поправимо.

— Как меня зовут? — а это она, недоверчивая и расчетливая стерва. Вот уж точно, противоположности притягиваются… — Как меня зовут, Алекс? — повторила она.

Черт, ну вот не могла что-нибудь другое спросить? Какой сегодня день или что я ел на ужин… Нет, вот надо было спросить свое имя… Ну что за женский эгоизм?! А может, у меня на имена память плохая? А может, я социопат? А может, я вообще считаю необходимым запоминать имена только близких людей? А ее к этому кругу не отношу? Да у нас такое количество народу работает, я не то что по имени, я и в лицо большую часть не знаю. Но уважающая себя женщина почему-то уверена, что ее имя должны помнить все, даже если она всего лишь уборщица.

Я нахмурился.

— Ладно, — пошла на уступку она. — Допустим, ты меня сознательно игнорируешь. Как его зовут?

— Даже если я не отвечу, галоперидол тут не поможет, — предупредил я.

— Если ты не ответишь, это будет значить, что…

— Что я устал и мне надо выспаться, — отрезал я. — Я не спал трое суток, и не из-за какой-то блажи, а из-за работы. А работа у меня нервная и напряженная. А эти трое суток она была сверхнервная, сверхнапряженная, да еще и сверхсрочная. И теперь у меня банальное переутомление и нервный срыв. Лечится парой таблеток успокоительного или снотворного. И собственно сном. Мы бы с вами и не встретились, если бы у меня замок в кабинете не сломался… Я бы сейчас уже спал давно… А так я спустился сюда умыться и, простите за подробности, нужду справить. А потом собирался найти свободную койку и поспать. И так бы и было, если бы не вы со своей… заботой о ближнем… А вы мне тут устроили… Святую Инквизицию… — меня опять затрясло. Если так будет продолжаться, то еще чуть-чуть, и мне действительно понадобится галоперидол, не зря же она им размахивает все утро…

— Алекс, успокойся, — только не говорите, что у нее совесть проснулась! Голос такой нежный и… черт возьми, виноватый! — Ты сейчас выспишься и все будет хорошо. А когда проснешься…

— Меня уволят, я знаю.

— Не говори глупости, кто тебя уволит? — фыркнула она так, как будто я действительно ляпнул что-то на редкость идиотское. — Ну вот, я уже забыла, что хотела сказать!

— Да все равно, говори что-нибудь, только таким вот голосом!

Она что-то пробурчала, кажется, снова матерное. Лица ее я не видел — мое кресло неслось по коридору со скоростью паралимпийского гонщика, и управлял этим «болидом» не я. Кто из этой парочки сластолюбцев был пилотом, а кто штурманом, я не понял, но скорость они развивали вполне приличную. Вот хватает же людям сил после бессонной ночи!

— Ой, слушайте, мне пришла в голову идея!

— Алекс, заткнись, — пробурчал парень.

— Да не, правда! Я придумал название для команды колясочников в паралимпийских гонках. Ай-болид! Ну скажи, круто, да?

— Круто.

— А еще, — не унимался я, — так можно назвать сами коляски участников. А еще можно сделать портал медицинский и назвать его Ай-болит. Ну, не банально, а круто так, iBоlit, латиницей. Или…

— Алекс!

— А что, хороший же креатив…

— Алекс!!!

— Все, молчу, молчу!

— Так, вези его сам, — внезапно сдалась железная леди, — а я быстро сбегаю за его таблетками, или это никогда не закончится!

— Отличная идея! — поддержал ее я.

— Алекс, заткнись! — хором и практически в унисон.

— Как трогательно… — я состроил умильную физиономию. — Вы теперь все будете делать вместе?

Она развернулась на каблучках и умчалась по прямой кишке длинного и слабоосвещенного коридора. Он стоял и смотрел ей вслед, как скрывающемуся в тоннеле поезду.

— Зря ты с ней связался, — покачал я головой. — Добром это не кончится.

— Вот от кого я меньше всего хочу услышать совета, — возмутился он, срываясь с места, — так это от тебя!

— И очень зря, — флегматично заметил я, не обращая внимания на то, что он вез кресло так, что оно скрипело и трещало, взывая к человеческому милосердию.

Но он был непреклонен.

Я тоже.

— Она высосет из тебя все соки, разрушит твой мозг и сожрет твою печень, — констатировал я. — И это не метафора.

— Алекс, заткнись.

— Она тебе не подходит.

— Не твое дело!

— Мое! — возразил я. — Потому если сейчас, говоря «она тебе не подходит», я имею в виду женщину, то потом этот вопрос мне придется поднимать по поводу донорской печени для одного идиота.

— Ну почему?!

— Да потому что вы разбежитесь и ты забухаешь. Ну или хотя бы один раз напьешься. И твоя печень накроется.

— Да с чего ты взял?!

— Что именно?

— Да… Все!

— Вы с ней друг другу не подходите — по крайней мере, физически. Если вы всю ночь предавались оргиям, непонятно, почему это видно только по тебе. У нее пульс спокойный, давление в норме и никакого адреналина в крови. Вот когда вы меня в душ совали, у нее все подскочило — это с перепугу и от неожиданности. Но до этого все выглядело так, как будто она весь вечер смотрела кулинарное шоу и спать легла в девять вечера. Я не говорю, что ей не понравилось, просто у нее такой темперамент. Дальше продолжать?

— То есть, из-за этого мы разбежимся?

— Рано или поздно. Причем, скорее рано, чем поздно. И инициатором будет она. А ты напьешься и…

— И у меня откажет печень, я понял. Только это с какого пня?

— Потому что она у тебя уже сейчас не в порядке. И лечить ее надо как можно скорее. И не спрашивай, откуда я это знаю.

Он вздохнул. Открыл свой кабинет. Завез кресло.

— Не буду. Спрашивать, — принял он волевое решение.

— Молодец, — похвалил я.

— Потому что я не собираюсь тебя слушать!

— Ну и дурак, — пожал я плечами. — Если взяться за твое заболевание прямо сейчас, можно вылечить практически без последствий.

— Я не буду тебя слушать насчет девушки, — уточнил он. — А печень проверю.

— Мне наверное надо сейчас вскочить и радостно замахать руками? — зевнул я. — Честно говоря, мне все равно, что ты сделаешь. Только сначала отстегни эти «ремни безопасности», которыми меня твоя шизанутая подружка к креслу приклеила, а дальше хоть все с крыши прыгайте — вместе или по одному.

Он усмехнулся, надел перчатки. Отстегнул ремни.

— Не боишься оставаться со мной наедине без своей бодигардши и галоперидола? — оскалился я, разминая затекшие руки.

— Не-а, — он снова усмехнулся. Совсем страх потерял, что ли?! — Ты добрый. Вон, заботишься обо мне… Хотя и не помнишь моего имени.

— Это у меня на нервной почве.

— Хорошо, спрошу как меня зовут, когда тебе полегчает.

— Нет, я не об этом. Я о заботе о ближнем — это точно верный признак того, что я не в себе. А вот как раз не помнить имен тех, с кем я работаю — мое обычное состояние.

— Ну ты мудак!

— Именно. Помоги мне перебраться на диван. А ты что, не помнишь, как тебя зовут? И давно?

— Алекс, иди спать уже! — он подхватил меня под локоть, но я нагло повис на нем всем телом. Не то чтобы я совсем не мог идти, но… черт возьми, я действительно не спал трое суток! И эта истерика меня, кажется, доконала. Нервы у меня и так, мягко говоря, не очень, но сейчас они были даже не на пределе, а далеко за ним. Голова кружилась, ноги подкашивались, с пульсом творилось что-то невразумительное. У человеческих сил есть свой лимит. Кажется, сегодня я его исчерпал. Если не ушел в минус.

— Иду, — даже не стал спорить я. — Только давай твою фройляйн подождем. Я без нее все равно не усну.

— Я сейчас тебе морду набью, честное слово! — у него аж руки задрожали. Ничего себе она его зацепила!

— Ну чего ты взбеленился? — сложно говорить спокойно, вися на человеке, которого от тебя трясет, но я честно старался.

— Да то, что это моя девушка!

— Да хоть бабушка! Я, кажется, ясно дал понять, что мне абсолютно все равно, кто у вас тут чем, с кем, когда и в какой позе занимается… Ну кроме каких-нибудь необычных случаев — но это мне интересно с точки зрения науки. Также я ясно дал понять, что она меня как женщина не привлекает и на секс с ней я не претендую ни под каким предлогом. А теперь скажи, что в моих словах вызвало у тебя столь неадекватную реакцию.

Он сдавленно зарычал.

— Ты мудак!

— А ты повторяешься. И потом, ты нелогичен. То ты сходишь с ума от ревности, то злишься из-за того, что я не считаю твою женщину секс-символом.

— А с чего ты тогда сказал, что без нее не уснешь?!

— Колыбельную она мне споет, твою мать! — господи, ну почему я не ушел домой вчера вечером?! — А у тебя голос противный!

Он хотел что-то ответить, но я уже «поплыл» — его черты лица снова начали терять очертания, из-под кожи показались мышцы, кровеносные сосуды и прочие прелести. Ну только ведь успокоился!

— Слушай, ты, Ромео! — зашипел я. — Вы оба меня достали за сегодня, ты слышишь? Я не спал трое суток и, между прочим, не потому, что играл в игрушки или смотрел порнуху! Оставьте меня в покое со своей заботой и идиотскими разборками и уже займитесь делом! Твоя женщина меня не интересует — я не только ее имени не помню, я не помню, как она выглядит! Она меня волнует только как транспорт, который везет мне успокоительное, без которого я физически не могу заснуть!

Ему стало стыдно. Выражение его лица я не видел, зато видел, что сердце стало сокращаться чаще, надпочечники устроили вброс адреналина в кровь, сосуды слегка расширились, то есть он сейчас, судя по всему, должен покраснеть. Видимо, так и случилось — он попытался отвернуться, чтобы я не видел его лица. Гениальный ход!

Конечно же, у него ничего не получилось. Во-первых, трудно отворачиваться от человека, который на тебе висит и которого ты укладываешь на диван. Во-вторых, лица его я и так не видел. А в-третьих, оно мне было совершенно без надобности.

— Вы тут еще не поубивали друг друга? — ну наконец-то, я думал, этого никогда не случится!

— Тетя доктор пришла, нам колес принесла! — обрадовался я.

— Принесла, не ори, — она открыла ящик стола и поставила туда два коробка, за которые я сейчас готов был душу продать — хоть дьяволу, хоть Волан-де-Мору, хоть Уитцилопочтли.

— А почему туда? — не понял я. — Если для того, чтобы обрести надо мной власть, могу подсказать пару других симпатичных способов!

Она заперла ящик на ключ и ключ убрала во внутренний карман своего пиджака.

— Очень неразумно! — прокомментировал я. — Даже если бы ты его проглотила, я бы его все равно достал. Пусть даже пришлось бы тебя резать.

— Открою тебе секрет — есть много способов достать инородный предмет из человеческого тела, не разрезая его.

— Можно и фисташки есть очищенные, — парировал я. — Только вот какой смысл? А удовольствие?

— Ты маньяк!

— Нет. Просто я не признаю полумер. И потом, я не терапевт. Ну и маньяк, наверное, тоже, — подумав, согласился я. — Ты вот мне другое скажи — ты ключик убрала во внутренний карман, ты реально думала, что меня это остановит?

— Нет, — улыбнулась она, — я на это даже не надеялась.

— Тогда… На что?

— Я также не думала, что тебя остановит тот факт, что я — девушка твоего друга. Но зато тебя остановит вот это, — она снова достала шприц.

— Это я тут маньяк?! — завопил я. — Да ты сама — маньяк!

Я попытался вскочить с дивана, но ее сообщник вцепился в меня с силой киношного зомби. Я подумал, что в кино обычно герой в такой момент «восстает из пепла» и расправляется с целой толпой зомбяков одной левой, даже если правую у него вообще оторвали. Выглядит эффектно. И в принципе, это можно объяснить с точки зрения медицины — мол, адреналин хлынул в кровь и все такое… Не просто же так в экстремальной ситуации люди делают то, что вообще кажется невозможным. Одно «но». Когда я смотрел такие фильмы, мне вот всегда было интересно — а что, до того, как героя уже почти сожрала толпа зомби, ситуация была недостаточно экстремальной? Где был весь его адреналин, когда они его мочили, как котенка? И почему этот прилив сил он ощутил уже тогда, когда от него уже почти ничего не осталось?

Так вот, то ли у меня больше не осталось адреналина, то ли сценарий моей жизни писал какой-то неудачник, ни хрена не смысливший в законах жанра, но никакого прилива сил я не ощутил. Нет, рвануться-то я рванулся, но только для того, чтобы повиснуть кулем на руках своих пленителей. В ушах зазвенело, в глазах потемнело и… все. Что было дальше — понятия не имею, так как я уже при этом не присутствовал.