Суровая Родина. Кемерово

Сергей Колков, 2022

Второе издание Нехорошего путеводителя города К. обросло новыми захватывающими историями и подробностями из жизни «сибирской Атлантиды».История России, как известно, творится в столицах, а что в это время происходит в Сибири? Автор показывает в деталях, как знаковые события новейшего времени выглядели из Кемерово. Сначала строили «город-сад», потом разочаровались в «охоте за призраком коммунизма» и кинулись в «джунгли капитала». Жизнь в Кемерово не стояла на месте. Рисковали, зарабатывали, а потом спускали капиталы по ветру – всё как везде, но с сибирским размахом.Маршрут, как и в первом издании, проложен в двух плоскостях: пространственное перемещение по культовым городским местам Кемерово (некоторые причем появляются неожиданно) и пристальный взгляд на них сквозь толщу лет – от 20-х годов XX века до современных дней. Каждый из них показан со своей «подпольной» историей» через честные рассказы очевидцев и свидетелей «славных дел».

День мармота

³⁰

— Есть у нас на заводе такая примета — если бригадир кричит, значит, опять не трактор собрали.

— А что тогда собрали?

— А вот что кричит — то и собрали…

Смесь голландского с кузнецким

Красная Горка

Автономная индустриальная колония «Кузбасс». Предприятие по добыче угля и выработке кокса с очень высоким уровнем хозяйственной самостоятельности, созданное в Москве Распоряжением от 25 декабря 1921 г. Инициаторы идеи — группа европейских и американских энтузиастов с левыми взглядами, которые находят горячую поддержку лично у Ленина. Мотивы их действий — повод для дискуссий, но эти титаны духа успешно реализовали всё задуманное в условиях полного экономического бездорожья 20-х.

С именем АИК связано первое широкое упоминание слова Кузбасс за пределами Сибири.

Прекратила свою деятельность 20 июня 1927 г. по политическим мотивам.

Начало и конец

«Мне не надо воз муки,

А всего полпуда.

Ленин продал немцам Русь,

Как Христа Иуда.

За Россию получил

Полный вагон злата

И пропил всё по дороге,

Отомстил за брата».

Так пел на Невском проспекте в августе 1917 года одноглазый солдат в грязной потрёпанной шинели под аккомпанемент самодельных гуслей. Прохожих было много, но денег ему бросали совсем редкие из них, сочувствовавшие тяжёлой судьбе калеки. Да и что теперь были деньги? Вот хлеба бы ломоть! Таких, как он, везде теперь были тьмы и тьмы. Война. Безрукая и безногая. Когда она начиналась в 1914 году, всем казалась маленькой и победоносной, а сейчас — без конца и без краю. Петроград жил слухами, что немцы уже близко, и никаких сил к сопротивлению не было.

К осени всё придёт в полный упадок. И большевики, воспользовавшись случаем всеобщего безразличия к своей будущности, 25 октября 1917 г. совершат переворот. В народе будут говорить, что вряд ли они продержатся до весны. Но против всех ожиданий, задержатся они надолго.

Весной 1918 года многим станет понятно, что это теперь и есть единственная законная власть.

В мире пойдут слухи о свершившейся в России пролетарской революции. И туда со всех концов света потянутся разные идеалисты и проходимцы, влекомые запахом перемен и открывающихся больших возможностей.

Так, в частности, и начнётся авантюрный бизнес-проект голландско-американского происхождения при личной поддержке Ленина — автономная индустриальная колония «Кузбасс» (АИК Кузбасс).

Главные действующие лица «с той стороны» — Себальд Рутгерс, Билл Хейвуд и Герберт Калверт. С нашей — быстро народившийся и сообразивший, что к чему, класс советских бюрократов.

Как виделась октябрьская революция 1917 года из Европы и Америки? Считалось, что в России после отречения Николая II власть фактически перешла к народу — солдатским и рабочим комитетам. Рабочие и крестьяне, во главе с загадочным большевистским лидером Лениным, взяли правление в свои руки с целью построения нового справедливого бесклассового общества. Вся летопись человечества до этого — однообразные переходы от одних форм угнетения трудящихся к другим, ещё более изощрённым. И вот в России свершилась пролетарская революция! Не привычный для истории дворцовый переворот, когда одна правящая династия эксплуататоров смещает другую! Там, в этом европейском захолустье, пустили под откос всю тысячелетнюю систему привычных отношений, в которой результаты труда многих присваивались кучкой избранных. Из задворок мира Россия превратилась в огромный пульсирующий котёл. Новости из неё поступали обрывочные и не всегда понятные, но было ясно, что там происходит что-то непостижимо грандиозное.

Учение Маркса оказалось не гипотезой, а провидением:

«Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против неё это оружие, — современных рабочих, пролетариев.…Но с развитием промышленности пролетариат не только возрастает численно; он скопляется в большие массы, сила его растёт, и он всё более её ощущает.…Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной. Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией… Её гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны» (Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии, 1848).

Однако ни Маркс, ни тем более Ленин не очень-то представляли в деталях, как будет работать конкретный завод в эпоху победившего буржуазию пролетариата: откуда берётся сырьё, как устроен сбыт продукции и сколько должна составлять зарплата рабочим. В ленинском дореволюционном наследии вы не найдёте никаких мыслей об устройстве государства и общества после революции — главное её сделать, а там видно будет. Он рассуждает о ней исключительно в политической плоскости, вопросы же о том, как в этом новом мире будут выпекаться булки и чиниться башмаки, его не волнуют, да и она сама кажется ему далёкой мечтой… На конференции в Цюрихе в январе 1917 года, за несколько дней до Февральской революции, он писал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции» (Ленин В. И. Доклад о революции, 1905).

И вдруг над Российской империей взорвалось бочка с порохом, и всё закрутилось: убийство Распутина, отречение царя, политическая каша, война с немцами, надвигающийся голод и, наконец — октябрьский переворот.

В этот момент, когда кругом кольцо врагов и при этом нужно ещё как-то управляться с этим огромным хозяйством — страной Россией, в двери Кремля стучатся незваные гости — западные социалисты, к которым Ленин до 1917 года относился брезгливо-пренебрежительно. У многих них, в отличие от самих большевиков, были вполне земные профессии и большой жизненный опыт работы на настоящем производстве. Сам-то Ленин тяжелее ручки в своей жизни ничего в руках не держал, разве что Наденьку. Он профессиональный революционер-«теоретик», деньги которому сначала шлёт маменька, а потом — партия. Вся его трудовая биография — это в 1892-93 гг. помощник присяжного поверенного. Среди его соратников людей «от сохи» тоже нет — не их стезя. Они соображают в подпольных типографиях, как взбаламутить рабочих и, если нужно, организовать вооруженное нападение на почтовую карету с целью пополнения партийной кассы. Одним словом — не менеджеры высшего и среднего звена.

Себальд Рутгерс — голландец с социалистическими взглядами, который горел идеей быть полезным русской революции и принять личное участие в построении нового мира. К моменту встречи с Ленным в 1918 году ему уже около 40 лет, он опытный специалист, повидал мир, имеет массу полезных знакомств в Америке и хорошее резюме — образованный инженер-железобетонщик, работал на ответственных должностях в больших фирмах в Америке и Европе на строительстве дорог и мостов.

У Рутгерса, в отличие от Ленина, был конкретный план и управленческие навыки — как построить завод и управлять им. Он профессионал и знает, что «булки не растут на деревьях»: где закупить необходимое оборудование, как привлечь из-за рубежа квалифицированных специалистов и устроить коммунальную жизнь в этом «царстве справедливого труда». Немаловажное в этом плане — найти горячую поддержку у социалистов и лидеров рабочего движения в главной цитадели капитализма, Соединённых Штатах Америки.

Классическая мечта американца в начала ХХ века — максимально эффективно проявить себя в сложных обстоятельствах и в ходе упорной, а часто и неравной борьбы с природой или конкурентами взять «джек-пот» — выйти из неё победителем с крупным счётом в банке. Бандитская романтика Дикого Запада, когда героем становился самый дерзкий и наглый — тот, кто быстрее других выхватывал из кобуры кольт, — больше не в цене. Недавние иконы Америки — старатели на Клондайке. Золотая лихорадка воспета в рассказах Джека Лондона, персонажами которых восторгается вся страна. Новые идеалы общества — удача и честный труд. Главное — найти в себе силы на выход из зоны комфортной бедности. Всё решают только личные качества и провидение (божья воля). У каждого есть шанс совершить это головокружительный прыжок «From Zero to Hero» (англ. — из ничего в герои). Для этого нужно быть гибким и сообразительным, и вовремя решиться на авантюрное приключение, отправившись на тот край света, где сейчас открывается «окно возможностей».

АИК была задумана её основателями как воплощение в Сибири «идеального мира» — на передовом предприятии мирового уровня должны были работать за хорошее вознаграждение сознательные пролетарии из разных стран. Цель — построить «город солнца», где главное — счастье всех вместе и каждого в отдельности. Однако с первого дня у иностранцев есть и принципиальные расхождение во взглядах с Советами, которые приведут потом к разводу с битьём посуды и тяжёлым расставанием. Зарплата. Они считают, что вся эта затея должна быть в интересах рабочих. А зачем, если иначе? Поэтому тратят колоссальные деньги на зарплату приехавшим специалистам и обустройство быта, а у властей при взгляде на эту «бесхозяйственность» рука постоянно тянется к нагану.

На момент основания АИК это были уже не дикие места. В 1912 году франко-немецко-бельгийское акционерное общество «Копикуз» получило право на монопольную разработку ряда угольных месторождений в Сибири. В 1915-1917 годах в Щегловске на средства общества была построена канатная дорога через Томь для транспортировки угля от шахт к комплексу углеподготовки. За короткое время была запущена железная дорога Юрга — Кольчугино с веткой на Кемеровский рудник. Развернулось строительство шахт на Кемеровском и Кольчугинском каменноугольных рудниках, с которых и началась промышленная деятельность Копикуза. В 1915 году была заложена шахта «Центральная». Началось сооружение Кемеровского коксохимзавода, построены две пламенные батареи, каждая по шесть камер. На них выжигали 30-60 тонн кокса в сутки. У управления Копикуза возникла идея строительства крупного металлургического завода на юге близ Кузнецка.

19 февраля 1920 г. «Копикуз», как и все угольные предприятия на территории Советской России, было национализировано. Акционеры тяжело вздохнули и пошли считать убытки. А инженеры упаковали чемоданы и поехали домой в Европу. Шахты и коксовые батареи остались стоять на кузнецкой земле, поскольку «жадность фраера сгубила».

Рутгерс после нескольких лет активных контактов с Советами прекрасно представлял хаос и разруху в головах новых лидеров государства в области экономики и не хотел быть их цирковой собачкой, поэтому выбил у Ленина особенное положение для своего детища: «Но только условие: как угодно, что угодно, когда угодно, но чтобы это была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!»*

АИК не подчинялась, как обычные советские тресты, ВСНХ (Высшему Совету Народного Хозяйства) и контролировалась только высшим органом той поры — Советом Труда и Обороны. Цель сотрудничества с иностранцами изначально декларировалась как помощь европейскими и американскими пролетариями русским братьям воссоздавать индустрию. Существует предположение, что на первом этапе истинная задача АИК была сложнее — ввезти в страну по частным каналам дорогостоящее западное оборудование, потому что официальные отношения с Европой и Америкой ещё не были налажены. «Частник» Рутгерс, с его фамильными связями в голландском банке, оказался необходимым звеном между европейскими предпринимателями и СССР. Точно таким же, как и Арманд Хаммер.

Хозяйственные операции АИК часто были непрозрачны: Рутгерс выступал и как продавец, и как покупатель в одном лице. Ему дали доступ к фантастическим по тем временам финансовым потокам, обеспеченным золотом и бриллиантами. И всё это оседает в Европе именно у тех людей и банкиров, которые лично знают Рутгерса. Вполне возможно, что в начале пути предназначение АИК и было стать «фирмой-насосом» для перекачивания советских денег в «тихие западные гавани» на случай фиаско советской власти в личных интересах партийных лидеров. В определённые критические моменты среди кремлёвского руководства возникали сильные страхи, что оно не удержит власть в стране надолго. В условиях политической нестабильности в России знакомство с Рутгерсом, у которого была записная книжка с нужными людьми на Западе и счета в голландских банках, вполне могло рассматриваться «кремлёвскими мечтателями» как гарантия сытой жизни в какой-нибудь Швейцарии или Аргентине на случай падения Советов.

Деньги потекли, нужные люди закрутились в поисках оборудования, дело осталось за малым — привлечь кадры. Никто и предположить не мог, что это будет непростым вопросом. Однако заманить иностранцев в Сибирь оказалось не так-то просто. Именно поэтому на Западе была развёрнута широкая рекламная компания. Слово «KUZBAS» не сходило со страниц «The New York Times», «Chicago Tribune», «The Daily Telegraph» и других массовых заморских газет. Подобно тому, как Ленин в 1917 году надул русских крестьян Декретом о земле, теперь уже американские пропагандисты щедро расхваливали своим соотечественникам дивный новый мир русского социализма. Масштабы их обещаний были, конечно, более приземлёнными чем у Ильича: спецам — хорошая зарплата и социальные удобства, женщинам — ещё и плюсом освобождение от предрассудков традиционного американского общества. Конечно, как всякие пропагандисты, они приукрашивали действительность, но на то она и реклама.

Всего в Кемерово приехали 750 рабочих и инженеров из Америки и Европы, чтобы построить посреди тайги «Город Солнца». Примечательный факт: в некоторых заявлениях будущие колонисты писали, что едут «в район Америки». Планы у организаторов кампании были на тысячи переселенцев, а вышло иначе…

Кто же были эти люди?

Дж. Микенберг делит американцев, отправившихся в страну Советов в 20-30-е гг., на три категории: «возвращенцы» русского происхождения, искренне преданные идее «советского эксперимента», энтузиасты и те, кто искал стабильную работу за достойную оплату, т. к. Великая депрессия и массовая безработица в США совпали с Первой пятилеткой и нехваткой рабочей силы в России.

Колонистка Рут Кеннелл прожила в Кемерово два года — с 1922 по 1924 — и писала как очевидец: «Самые разные бунтари против американского общества — начинающие коммунисты, ветераны-социалисты, члены Индустриальных Рабочих Мира, пропагандисты, мечтатели, неудачники, невротики и просто искатели приключений — все они косяком потянулись в Россию после войны».

Первая партия колонистов отбыла из Нью-Йорка в Кузбасс 8 апреля 1922 г. на пароходе «Адриатик». Они плыли трансатлантическими линиями по маршруту: Нью-Йорк — Роттердам или Нью-Йорк — Либава (современный г. Лиепая в Латвии). Там к ним присоединялись колонисты из европейских стран и на более мелких судах дошли до Петрограда. Дальше до Кемерово они ехали в специальном железнодорожном составе. Кроме личного багажа, колонисты везли с собой продукты, материалы, инструменты, оборудование и семена.

Письмо Рут Кеннел жене Кальверта:

«… в составе нашего поезда 19 товарных вагонов. В нескольких из них устроены нары, а в остальных еда и вещи. Света нет, пользуемся свечами. Воду приходится кипятить. Жажду утоляем только кофе. Есть у нас вагон-прачечная с ваннами для стирки мылом и горячей водой. В специальном вагоне-кухне повара готовят еду. Первое время печь дымила, как при большом пожаре, и было жалко поваров, по лицам которых текли слёзы. Надеюсь, что в будущем году для путешествия в Кемерово будут специальные вагоны-кухни, чтобы готовить пищу".

В распоряжение колонии были переданы шахты Кемеровского рудника, коксохимические печи и 8000 га лесных угодий.

Административным центром стал Кемеровский рудник — здесь находилось Правление АИК, жил директор и ведущие специалисты. Территория рудника была главной экспериментальной площадкой для внедрения европейской архитектуры голландским архитектором Йоханнесом ван Лохемом. Построенные им четыре рабочих посёлка принадлежали к одним из первых в мире образцов благоустроенного социального жилья. Невиданными чудесами были санузлы внутри жилища: душ, ванна, унитаз. Но такое новаторство вызвало большое недовольство у местных партийных бюрократов. За то, что голландец приучал русских рабочих к элементам буржуазной культуры, его раскритиковали в газете «Кузбасс» и даже хотели исключить из партии. И правильно критиковали: в Сибири дощатый уличный туалет с дыркой в полу — до сих пор надёжный друг человека.

Руководству колонии доставались удары и сверху, и снизу, и в пах, и в печень. Кураторы от партии требовали быстрее и больше промышленной продукции и не отвлекаться так сильно на все эти буржуазные «бытовые удобства». Рабочие из местных считали, что эти американцы жируют, получая по сравнению с ними баснословные зарплаты. Некоторые заграничные спецы, видя этот бардак, уезжали домой раньше срока. В силу языкового барьера иностранцы жили достаточно изолированно от местных и образовалась своеобразная «немецкая слобода», что ещё больше злило местных: «Понаехали тут!»

Несмотря на эти, как потом покажет жизнь, непреодолимые противоречия, дирекция АИК смотрела в будущее с неиссякаемым оптимизмом и действовала не по принципу «после нас хоть потоп», а принимала такие дальновидные решения, за которые мы им сейчас должны поклониться в пояс.

Рудничный бор, который входил в состав отданных АИК на эксплуатацию территорий, не был на тот момент защищён никакими охранными грамотами. И его не тронули! Несмотря на то, что потребность в деловой древесине была огромная.

Среди планов «аиковцев» было сооружение моста через Томь. Всерьёз рассматривались две идеи: привлечь шахтёров и прорыть тоннель под рекой (но от этого проекта отказались из-за его дороговизны), а вторая идея принадлежала американскому инженеру Коттеру, предложившему соорудить висячий мост — наподобие знаменитого моста «Золотые ворота» в Сан-Франциско. В 1925-м начались подготовительные работы, но уже на следующий год строительство прекратили.

Несмотря на успешную деятельность, жизнь АИК «Кузбасс» оказалась недолгой. Внедряемые в колонии американские технологии, принципы управления и особый статус оказались, как «кость в горле» советской власти. Государство укрепилось в других подходах к организации производства и оплате труда — всё должно быть дёшево и сердито. А скоро, в 30-х, эти идеи уйдут ещё дальше — труд в ГУЛАГе станет и вовсе дармовым. Большевистская партийная машина впечатляюще победила всех военных и политических врагов и стала абсолютно уверенна в своём завтрашнем дне — НЭП и прочие эксперименты голодных лет стали токсичными.

Полгода — с декабря 1926 по июнь 1927 года — в Москве шли терзания в духе «и хочется, и колется», но принцип «казнить, нельзя помиловать» в итоге победил. Когда все вокруг уже учились ходить строем, такой рассадник вольностей в ключевом промышленном регионе был досадным недоразумением.

Рутгерс писал: «Москва смотрит на “Кузбасс” как на советское государственное предприятие, управляемое на основе американских методов и, к сожалению, нуждающееся в американцах».

20 июня 1927 г. было подписано постановление о полной ликвидации АИК «Кузбасс» — «Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!»³¹ И власти попросили иностранцев покинуть Россию. Эксперимент завершился и был признан напрасным: «Мы бы и сами справились!»

Мог ли у этой истории быть другой финал? Вряд ли. В том же 1927 году линия партии окончательно уйдёт по кривой резко влево. На съезде решат, что нужно укрупнение в аграрном секторе. И буквально через полгода начнут отбирать у крестьян землю, которую сами же раздали им десять лет назад, и сгонять в колхозы.

Помимо основной причины развода — «не сошлись характерами до степени “видеть тебя не могу”», — были, конечно, и другие, но уже из разряда «до кучи».

Лидеры большевиков окончательно разочаровались в способности мирового, и в первую очередь американского, пролетариата на решительные шаги. А на него было столько надежд!

После октябрьского переворота молодая российская республика была «беременна» идеей мировой революции. Революционерам казалось, что вот-вот начнётся мировой пожар, в котором сгорит, как учил в Манифесте пророк Маркс, весь «старый мир»: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Ленин в письме Свердлову и Троцкому от 1 октября 1918 г. указывал, что «международная революция приблизилась… на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших». 6 марта 1919 г. он же в заключительной речи при закрытии I (учредительного) конгресса Коминтерна заявил: «Победа пролетарской революции во всём мире обеспечена. Грядёт основание международной Советской республики».

Себальд Рутгерс появляется в России, когда ленинская команда только-только окопалась в Кремле посреди голодной страны, но «окрылена» скорой победой над миром капитала в мировом масштабе. В июле 1918 года Рутгерс прибывает во Владивосток и с большими трудностями добирается до Москвы. Здесь происходит его встреча с Лениным, у которого возникает идея приглашения в Россию прогрессивных американских рабочих, страдающих от оков капитализма. По его поручению Рутгерс едет в Голландию для организации Амстердамского бюро Коминтерна.

В 1918 году Ленин публикует «Письмо к американским рабочим»: «Мы знаем, что помощь от вас, товарищи американские рабочие, придёт…» — писал он, имея в виду мировую социалистическую революцию, но, когда Рутгерс предложил ему для начала помочь рабочими руками, тоже не отказался. На кремлёвской скамейке, прямо в тени Царь-пушки, были нарисованы потрясающие перспективы: Рутгерс сам в это поверил и убедил Ильича, что приедет 8 тысяч и более рабочих и специалистов. Ленин «увидел» масштабный исход в Россию американских работяг как зарницу мировой революции, видимо, представляя себя пролетарским Моисеем, который выводит их из кабалы, как Иова из чрева кита.

Но вот внезапное откровение. Американский пролетарий оказался и не пролетарием вовсе, а какой-то мелкобуржуазной сволочью. Кто бы мог подумать! Он упорно не хотел соединяться с советским ванькой в борьбе за дело Маркса-Ленина, а всё бы ему сладко есть и спать. За два года масштабной агитации таких добровольцев в США нашлось только 566 человек…

Это было жёстким разочарованием советской власти в скатившемся в бытовой конформизм гегемоне Соединенных Штатов. Утрата веры в сознательность и силу трудящихся случилась и после провала социалистической революции в Германии. Что-то с этим миром было явно не так…

21 января 1924 г. случилось «страшное»: в Горках под Москвой умирает главный друг трудящихся всей Земли — Владимир Ульянов (Ленин). После его смерти у идеи мировой революции больше нет такого же фанатичного покровителя, как он. Вчерашние товарищи по партии оказались очень прагматичными ребятами. Фактически Ильич выпал из руководящей обоймы после резкого ухудшения здоровья в марте 1922 года, но всё-таки, пока был жив, создавал центр сдержек и противовесов между ними. Теперь его больше нет, и все увлечены одним общим делом — как поделить власть между собой и при этом не прогадать.

До 1925 года работа АИК при всех трудностях складывалась вполне успешно. К тому времени она сработала с прибылью в 1 млн рублей — так эффективно не работал ни один советский трест. Провал произошёл, когда колонистам принудительно передали промышленные мощности южных районов Кузбасса — Ленинск-Кузнецкого, Прокопьевска и Гурьевска. Вникнув в дела, они пришли в ужас. Зарплата не выплачивалась по несколько месяцев, оборудования практически не было. Все свои заработанные деньги руководство колонии тратило на выплату долгов по зарплате и на технику, потом оно брало кредиты у государства, чтобы развиваться дальше. При этом содержание заграничного персонала обходилось по-прежнему недёшево — ну не хотели американцы «кузбасить!». В своём большинстве колонисты не были голозадыми романтиками и приехали работать не за кусок мыла, а за хорошую зарплату. Бытовые условия жизни, близкие к стандартам «американской мечты», которые старалось воплотить руководство — тёплые дома с большими окнами, водопровод, хорошее питание, — стоили немалых денег. И эти деньги закончились.

Так «сошлись все звёзды», и АИК «Кузбасс» превратилась в воплощённую на короткий срок утопию. Сгорела в огне русской революции, но оставила в ней яркий след.

Некоторые из колонистов после ликвидации АИК остались в СССР и были объявлены шпионами — их отправили в ГУЛАГ, где они и сгинули. Ирония судьбы в том, что они побоялись возвращаться в США, потому что были коммунистами и опасались преследований.

Заразные идеи немыслимо живучи. Их почти невозможно выкорчевать из сознания романтиков. Плодовитые семена могут годами лежать в перегное истории, а потом бурно прорасти в новом неожиданном месте. Соединенные между собой эфирными связями, они, как корни крапивы, обладают суперсилой, которая помогает им плодиться и воскресать вновь и вновь.

В 1928 году Генри Форд, самый богатый на тот момент человек в мире, вдохновился идеями АИК и решил сделать что-то подобное, но гораздо лучше и уже без капризных русских коммунистов.

Всё та же «проклятая» цель — построить идеальное общество. Руководитель отдела по работе с персоналом Форда однажды и вовсе заявил, что автомобили для его босса были лишь «побочным продуктом для настоящего бизнеса, а именно создания людей». На территории США Генри Форд не захотел реализовывать свой замысел: слишком много вокруг было соблазнов и слишком усердно потреблялись крепкие напитки.

Решено было создать общность целомудренных работников в отдельно взятом районе и подальше от грешной американской публики. Выкупили 14 тысяч квадратных километров земель в Бразилии, у реки Тапажос — в самом что ни на есть полюсе недоступности Южной Америки. Иначе говоря, это были наиболее далекие от цивилизации и транспортных узлов земли на всём континенте. Специалистов собрали и отвезли в дебри Амазонки. Без женщин, которые всегда отвлекают мужиков от великих дел. Исключение было сделано только для редких благочестивых жён колонистов. К ним прибавились местные, соблазнённые слухами о высоких зарплатах в долларах. Производственная задача — сбор каучука, необходимого в колоссальных объёмах для конвейеров Форда.

Новый поселок в 10 тыс. человек назвали Фордландия. Здесь было совершенно запрещено курение и спиртные напитки. А как же тогда быть с краткими перерывами в работе? Теми, что называют перекурами? Устроили вместо них по 15 минут читки поэзии. Пусть рабочие тренируют свою память и развивают культуру. Читали каждый день новые стихи.

Форд первым в мире установил восьмичасовой рабочий день. Но чем теперь занять рабочих по вечерам, что можно противопоставить пивным? Правильно — библиотеки! Построили градообразующее здание церкви с библиотекой. Для гармонии — рядом бесплатная школа и больница. Сам Форд с женой любил музыку и танцы. Значит, возводим отдельно стоящие танцевальные залы. Но чтобы без джаза! Целомудренно двигаемся в вальсе.

Идиллия в отдельно взятом бараке не получилась. Рабочие восстали против регламентации их быта и взялись за мачете. Бразильцев воротило от американской еды — этих хот-догов, гамбургеров, пиццы и колы. Спустя шесть лет большая часть переселенцев покинула этот рай.

Поразительное сходство АИК и Фордландии начинается с того, что оба проекта просуществовали около 6 лет.

В каждый из них рассчитывали привлечь около 10 000 переселенцев.

Бытовые блага в Фордландии, как и в АИК, тоже делились не поровну. Водопровод и прекрасный вид на простирающийся пейзаж были только в «американской деревне» — районе, где жили выписанные из Штатов специалисты, которые жили здесь с семьями. Большая же часть рабочих состояла из бразильцев и жила скромнее ниже по холму.

Финансовое фиаско — в Кузбассе из-за присоединения убыточных предприятий, а в Бразилии — каучуконосные деревья (гевеи) ни дали ни капли каучука: заболели и погибли.

Вот ведь какие параллельные вселенные!

Дома-Колбасы

Вместе с Рутгерсом в Кемерово приехал и другой наивный романтик — Йоханнес Ван Лохем. В 1921 году ему уже 40 лет. Он известный в Голландии архитектор, у него признание клиентов и богатая «практика». По его проектам построено 25 вилл для состоятельных заказчиков, но душа просит «большого и настоящего дела». Скучно! Жить в бюргерском рае, где все ложатся спать в девять вечера, невмоготу. А в это время передовая мысль «заболела» органической архитектурой, согласно которой в основе проектирования зданий должна быть гармония между человеком и окружающей его природой.

В рамках «старого света», стеснённого и в деньгах, и в свободных землях, а главное — в желании реализовать эти идеи, развернуться с этим замыслом в полную силу проблематично. Масштаб не тот. Вот в России, где только что случилась пролетарская революция, — другое дело. Именно здесь возможно реализовать все новейшие градостроительные идеи на все сто. Солнце встаёт на востоке!

Ван Лохем спроектировал и построил для АИК много уникальных проектов, самые известные из которых — «дома-колбасы» и школа.

Жилые дома, построенные для специалистов АИК, получили народное название «дома-колбасы». Расположены близи ул. Абызова, 4. Сегодня такие жилища называют таунхаусами. Постройки сблокированы, чтобы у соседних домов была общая стена. Получились длинные, вытянутые секции. Сохранились два комплекса — на 22 и на 24 квартиры. Здесь впервые в Сибири была использована кладка кирпичных стен по системе Герарда: для улучшения теплоизоляции полые стены заполнялись шлаком. Это первые в городе дома европейского типа с коммунальными удобствами. Ван Лохем проектировал их для пролетариев из разных стран, приехавших в Сибирь строить коммунизм. Увлечённый социалистическими идеями, архитектор считал, что рабочий достоин жить в собственном доме с садом. Согласно официальной позиции, по нормам того времени на одного человека полагалось 2,5 м2 жилой площади. Фактически же было гораздо меньше — около одного квадратного метра. А в этих домах — шик и роскошь: чуть ли не по 10 «квадратов» на человека.

Проектировались кемеровские «дома-колбасы» в соответствии с концепцией, популярной и сегодня: жить нужно в единении с природой, а не в изолированных квартирах многоэтажек. Однако ван Лохем был идеалистом, он считал, что если русские люди будут жить в его таунхаусах, то перестанут пить водку и начнут читать умные книги. Народу не понравились такие новшества! Вот что ван Лохем писал в одном из писем в Голландию: «(таунхаусы) вызвали большое сопротивление у рабочих, привыкших жить в отдельно стоящих лачугах и считающих цепь сомкнутых домов отвратительной».

Всего было разработано около 30 проектов домов разного типа. По его проектам или по их переработкам по всему Кузбассу было построено порядка 850 домов. Похожие дома-«колбасы» в 1930-е годы появились в Прокопьевске и Ленинске-Кузнецком.

Школа ван Лохема

Редкий случай, когда памятник архитектуры в Кемерово действительно является объектом мирового значения. По той же причине — находится в плачевном состоянии.

Место на Красной горке, отведённое под школу, было самым высоким в районе, поэтому Ван Лохем счёл целесообразным вписать в центр здания водонапорную башню. Кстати, неподалёку размещалось пожарное депо, и бак был рассчитан таким образом, чтобы напора воды хватало для тушения любого пожара в районе.

Отношение к строительству и организации школ в России и Нидерландах в 20-е годы прошлого века сильно различалось. В Европе, например, возникло движение «школа под открытым небом», в которых занятия проводились на природе: учащиеся получали пользу физическую и умственную от чистого воздуха и солнечного света. А если строили, то продумывали всё до мелочей: инсоляцию, отопление, планировку и коммунальные удобства. В России было принято использовать для школы любое помещение, где была крыша.

Школа АИК спроектирована углом. Дело в том, что в Голландии таким образом строятся все школы. Классные комнаты имеют юго-западную и юго-восточную ориентацию — так, чтобы солнце было весь день. На северную сторону выходят коридоры. Окна огромные — 2 на 4 метра. В то время стекло выпускалось максимальным размером 60 на 60 сантиметров, поэтому окна имеют решётчатый вид. Ван Лохему запретили размещать внутри здания школы туалеты, хотя по проекту они планировались в конце коридоров.

Первоначально школа выглядела не так, как сейчас. Башня у школы была выше на 5,5 метра, в ней находился бак, который вмещал больше 150 тонн воды. Глядя на это деревянное здание, задаёшься вопросом, как оно может выдержать такой вес. Но дело в том, что внутри башни спрятан железобетонный каркас: это четыре колонны, которые сходятся наверху под углом 45 градусов, на них лежит монолитная тарелка с бортиками, а на тарелке стоял бак. Его демонтировали в 1960-е годы, когда провели центральное водоснабжение. Для того чтобы снять бак, разобрали башню, но восстанавливать её в первоначальном виде потом никто не стал.

В записках о посещении Щегловска в 1929 году нарком Луначарский особенно отмечает школу Ван Лохема:

«… здесь я видел школу, какой давно уже не видел в пределах нашего Союза. Это фабрично-заводская семилетка, построенная из дикого камня, очень просторная и светлая. Она имеет значительное количество классов с большими окнами американского типа, с образцовыми столами и стульями вместо надоевших и отвратительных парт. Классы эти не отнесены к какой-нибудь определённой группе учеников, а оборудованы для соответственных предметов, т. е. строго проведена система кабинетов. Иные из этих кабинетов (например, физический) оборудованы вполне удовлетворительно, другие приближаются к этому удовлетворительному оборудованию. Школа располагает громадным гимнастическим залом, который может служить для всякого рода лекций, спектаклей и т. п. Школа (вот счастливые-то ребята!) работает в одну смену, и дети, таким образом, не подвергаются тому недопустимому, возмутительному систематическому отравлению, которому мы их подвергаем, благодаря нашей нищете во всех почти школьных зданиях. Поэтому и дети тут веселее, розовее, ярче блестят их глаза и как-то ярче и веселее их речи. Детишки горняков и рабочих химического завода очаровали меня своей непосредственностью и живостью. В течение нескольких минут они сумели приветствовать меня и по политической, и по культурной линии и рассказать мне о кабинетной системе, о коллективных заданиях, которые они разрешают, о многочисленных кружках, которые у них возникли».

Примечания

30

Мармот (гол.) — сурок.

31

«Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!» — цитата из «Собачьего сердца» М. А. Булгакова. Разговор профессора Преображенского с ответственным лицом по телефону.