Суровая Родина. Кемерово

Сергей Колков, 2022

Второе издание Нехорошего путеводителя города К. обросло новыми захватывающими историями и подробностями из жизни «сибирской Атлантиды».История России, как известно, творится в столицах, а что в это время происходит в Сибири? Автор показывает в деталях, как знаковые события новейшего времени выглядели из Кемерово. Сначала строили «город-сад», потом разочаровались в «охоте за призраком коммунизма» и кинулись в «джунгли капитала». Жизнь в Кемерово не стояла на месте. Рисковали, зарабатывали, а потом спускали капиталы по ветру – всё как везде, но с сибирским размахом.Маршрут, как и в первом издании, проложен в двух плоскостях: пространственное перемещение по культовым городским местам Кемерово (некоторые причем появляются неожиданно) и пристальный взгляд на них сквозь толщу лет – от 20-х годов XX века до современных дней. Каждый из них показан со своей «подпольной» историей» через честные рассказы очевидцев и свидетелей «славных дел».

Человек из Кемерово

У меня были проблемы,

Я зашел чересчур далеко:

Нижнее днище нижнего ада

Мне казалось не так глубоко.

Я позвонил своей маме,

И мама была права —

Она сказала: «Немедля звони

Человеку из Кемерова».

Борис Гребенщиков

Святочный рассказ

ДК «Москва», ул. Дзержинского, 2

Дом кино «Москва» открыт 15 июня 1937 г. Площадь — 4809,5 м2. Впервые в истории города выбор имени кинотеатра был вынесен на обсуждение обывателей. Общественность предложила варианты: «Буревестник», «Гигант», имени А. С. Пушкина, М. Горького и другие. Президиум городского Совета решением от 23 июля 1937 года присвоил кинотеатру название «Москва».

Кинотеатр располагал зрительным залом на 1000 мест, читальным залом, шахматным клубом и тиром. В его стенах была успешно реализована прогрессивная советская концепция «дома колхозника». А как иначе? В городе в предвоенные и даже в послевоенные годы сохранялся острый дефицит на общественные площади. В фойе и вестибюлях проходили художественные выставки, танцевальные вечера, торжественные сборы пионерских дружин и заседания партийно-хозяйственного актива, на которые собиралось до полутора тысяч человек.

С 1 июля 2005 года ДК «Москва» заброшен. Запутанная ситуация с «чемоданом без ручки», от участия в судьбе которого отказались собственники, долгие годы удивляет горожан, когда на их глазах медленно, но верно разрушается великолепное здание эпохи сталинского ампира. Никому не надо?

Глава 1

Ашот Вазгенович Торосян, владелец и основатель известного ресторана армянской кухни «Торосян», никогда и подумать не мог, что станет кемеровчанином. Отслужив в армии, он вернулся домой в Ереван и собирался начать трудовой путь в ресторане, которым руководил его отец — Вазген Аразович Торосян, но тот решил по-другому: «Ашот, сынок, если останешься под моим крылом, всегда будешь в тени большого дерева. А что там растёт? Правильно — мелкий кустарник. Ты же у меня — “надежда этого мира” (прим. — так переводится с армянского имя Ашот). Найди в себе смелость начать всё с чистого листа! Хочешь — поезжай к дяде Арену в Кемерово, получи там образование и прозвучи так, чтобы я гордился тобой!»

Сказано — сделано. Ашот уехал к дяде, поступил в КемТИПП, блестяще его окончил и, когда прогремели 90-е, открыл на берегу Томи настоящий армянский ресторан. Пока всё коллеги-рестораторы «сходили с ума» по итальянской кухне, Ашот твёрдо решил, что не будет мешать армянскую кухню ни с какой другой в угоду моде. Он просто попробовал придать некоторым устаревшим блюдам армянской кухни новый оттенок — современности в сочетании с той заботой, которую можно встретить только среди родных людей.

Реформатор древних традиций считал, что если взялся за дело, то делать его нужно так, чтобы каждый мог сказать: «О, какой молодец Ашот-джан! Так вкусно накормил, как будто в Ереване побывали!» В его ресторане не готовили еду, а сочиняли музыку вкусов, словно клиент — шах и весь мир дышит и живёт только ради его услады. Меланхолические звуки дудука сопровождали здесь и деловые встречи, и дружеские застолья. Последние длились по нескольку часов: в армянских традициях заказывать много еды, делить её со всем столом, а потом снова повторять заказ. Поэтому долгих поисков, как назвать свой первый и любимый ресторан, у него не было: «Назову своей фамилией, чтобы каждый знал — здесь за всё лично я отвечаю. Ашот сказал — Ашот сделал!»

Ашот Вазгенович, а для друзей — просто Ашотик, искренне считал, что ни одно важное событие в истории человечества не произошло без участия армян. «Вот взять хотя бы “всемирный потоп”. Каждый армянин знает, что Ноев ковчег причалил у горы Арарат. И голубь, который принёс Ною масличный лист, сорвал его на армянской земле. Значит, можно с уверенность сказать, что коньяк “Арарат” — это священный напиток! Сегодняшний вечер — божественный, но безбожно короткий. За наши новые встречи!» Поэтому, когда он впервые услышал песню Бориса Гребенщикова «Город золотой», то воскликнул: «Бан, это же песня про Ереван! Вы только послушайте: “под небом голубым есть город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой. А в городе том сад, все травы да цветы; гуляют там животные невиданной красы”. Борис Борисович-джан поёт точно про Ереван! Вам каждый армянин это подтвердит!»

Все попытки объяснить ему, что песня совсем не про это, были обречены на полный провал. Он начинал волноваться, нервничал и, показывая собеседнику какую-то затейливую комбинацию из пальцев, грозно рычал: «Вы ничего не понимаете! Вы вообще были в Ереване? Нет! Тогда молчите, слушайте эту великую песню и восторгайтесь!»

Шли годы, и желание привезти на свою вторую родину — в Кемерово — великого «армянского» певца Бориса Гребенщикова только крепло. «Повелитель толмы» мечтал подарить своему второму дому «маленькое чудо» — концерт БГ.

Деньги на воплощение мечты у него имелись. И с площадкой — ДК «Москва» — он тоже уже давно договорился. Осталась только одна загвоздка — БГ. Вернее, даже не сам артист, а его концертный директор Таточка, которая всякий раз, когда Ашот интересовался, не появилось ли гастрольное окно у пионера русского рока, говорила однозначно:

— Ну, Кемерово пока пусть дозреет. У нас тут Москва в очереди стоит, потом Владивосток, а дальше мы в Америку!

С Америкой Кемерово тягаться, конечно, не мог. Хотя доллары и здесь тоже были, но далеко не в тех количествах, как там. Собственно, Ашот Вазгенович уже и не надеялся на чудо, но однажды в августе 1998 года зазвонил серый, слышавший немало всякого телефон и сообщил неожиданно сладким голосом Таточки:

— У нас тут Самара слетела, а вы всё ещё хотите концерт БГ в Кемерово?

«Гений лаваша» даже встал со стула и зачем-то поправил галстук:

— Конечно, ждём!

— Хорошо, вечером пришлю райдер¹, — быстро попрощалась Таточка и первой повесила трубку.

Не до конца осознавший только что услышанное, он тут же позвонил любимой жене и, потея всеми частями своего идеально сложенного тела греческого бога, сообщил ей неожиданное:

— Греточка, тут у нас такое происходит…

— Что, налоговая наехала?

— Нет, наехал БГ, точнее, скоро к нам наедет, то есть приедет с концертом.

— Милый, ты шутишь?

— Да какие шутки! Только что звонила Таточка — у них дырка в Самаре, через три дня он у нас.

Весь остаток дня коньяк и шашлыки уже не шли ему в голову. Он мечтал.

Вечером, как и обещала Таточка, факс выдавил из себя недлинный райдер БГ.

Из него стало ясно, что БГ приедет один, без «Аквариума», и даст единственный концерт. Далее следовал список требований для принимающей стороны: гостиница, трансфер, питание, гонорар, концертная аппаратура…

Ашот вызвал Рюшу, для всех других — Андрея Ростиславовича, главного по разным очень ответственным поручениям, и вручил ему райдер:

— Рюша, чтобы всё от сих до сих, ну ты понимаешь, как для себя и даже лучше!

Рюша пробежал взглядом по скрученному свитку и спросил:

— А «это» где будем брать?

— Что «это»? Там же всё ясно написано!

— Ашот, тут в конце райдера стоит «настоящий сибирский самогон».

— Ну-ка, покажи, — шеф не поверил, что такое может быть напечатано в факсе «чёрным по белому».

— М-да… Действительно…

— Вот я и уточняю, где брать-то будем? У меня дядька в деревне, конечно, тот ещё гонщик, но тут-то случай особый…

— Рюша, ну какой ещё дядька, тут же написано «настоящий»! Ты читал?!!

Ашот Вазгенович был человеком крепких армянских традиций, поэтому, кроме настоящего армянского коньяка, капли чего-нибудь другого в рот не брал. Тот, который в магазине, он, конечно, за коньяк не считал — «это так, баловство для пионэров». Настоящий ему привозили из Армении, из запасов «для своих», на каждой бутылке которого было аккуратно написано карандашом — выдержка и завод. Об армянском коньяке он рассказывал такую легенду: «В начале нашего века в Армении, в ущелье Аревацаг жил один старик. Такой старый был, что уже совсем забыл сколько ему лет. Звали его Апавен. Выращивал он виноград и готовил, так для себя, немного коньяка. И вот как-то раз шёл мимо его скромной хижины прохожий, сел на камень у тропы и застонал от боли. Апавен-джан вышел и спросил его: «О уважаемый, что тебя беспокоит?» Тот рассказал ему, что на ногах у него появились такие противные язвы, которые не проходили уже много лет, и никакие лекарства ему не помогали. Апавен-джан попросил показать их ему, покачал головой и сказал: «Давай попробуем сделать компресс из моего коньяка. Я не гарантирую тебе, что это пройдёт, но нужно попробовать, я так считаю.» Сделали компрессы, человек ушёл и вернулся через несколько дней с богатыми подарками и словами небесной благодарности. Все язвы у него практически исчезли. Слава пошла об Апавен-джане и его чудесном коньяке. Многим людям он облегчил страдания и исцелил тех, кто уже потерял всякую надежду. Такой был великий сын армянского народа! Когда он оставил наш беспокойный мир, многие пытались повторить его уникальный метод, но у них ничего не получилось. Коньяк… Это душа мастера, его талант. Как его скопировать? Не получится. Им можно только восторгаться или воздержаться. Друзья, я поднимаю свой бокал за то, чтобы этот коньяк хоть немного исцелил наши загрубевшие души, как это делал Апавен-джан. Этот тост за вас, друзья!»

Несмотря на то, что он уже много лет жил и работал в, напротив, сильно уважающем самогон Кемерово, слова «первач» и «настоящий сибирский самогон» были для него почти что словами на языке эскимосов.

— Вот напасть-то! Зачем ему этот первач? Коранам ес! У меня есть такой армянский коньяк, который я только для брата берегу. Ну что делать, если нужно — найдём! Рюша, обзвони всех, найди самый лучший первач — завтра дегустация. Проверять качество будем на себе, по-живому…

Глава 2

Вечером следующего дня в кабинете Ашота Вазгеновича на столе стояли аккуратно в ряд и играли в лучах заката 15 образцов кемеровского первача в разнокалиберной и разноцветной таре — от прозрачно-белой с наплывами серой дымки до загадочно-зелёной, видимо, из-под чебурашки². На тарелочках томилась домашняя и «готовая на всё» разнообразная местная закусь «под самогон»: торчали пупырчатыми боками тёмно-зелёные солёные огурчики, томно переливались под сметаной с тонко порезанным лучком тёмно-серые грузди, призывало к себе только что вынутое из морозилки деревенское сало с нежной хрустящей корочкой. Он мог бы приготовить для собравшихся лучшие армянские закуски, но всё должно было быть в соответствии, и если уж «первач», то и закусывать его нужно не лучшими горными сырами, а хрустящим местным огурчиком.

До приезда БГ оставалось 48 часов.

Начальник «чисто армянской кухни» зашёл в кабинет и окинул строгим взглядом дегустационную комиссию. Рюша собрал пять человек — самых проверенных знатоков сибирского первача в Кемерово. Дегустацию решили проводить по модному заграничному сценарию — «вслепую». По этим правилам распорядитель разливает объекты исследования по рюмкам, не показывая бутылок и этикеток и не называя марок и производителей, а эксперты оценивают «продукт» по заранее согласованным критериям, не зная ничего о тестируемом продукте и доверясь только «внутреннему голосу».

— Значит так, не увлекаемся. Наша непростая задача — выявить лучший самогон в Кемерово для дорогого гостя, — подвёл Ашот Вазгенович черту, как на планёрке. Что он смыслил в самогоне? Увы, ничего, а зря — сегодня это бы сильно пригодилось! Вот если бы это был коньяк… Про него он знал всё и мог легко определить, купаж каких спиртов играет в бокале. Поэтому вся надежда сейчас была только на знатоков. — Дело у нас ответственное. От вас, коллеги, зависит репутация города на всероссийском уровне! Как сегодня выпьем, — он вздохнул, — так и войдём в ро́ковую историю…

Мужики стояли навытяжку — раньше пить с такой высокой ответственностью и в компании такого уважаемого человека им ещё никогда не приходилось.

Рюша подготовил первую партию образцов и объявил:

— Ну что, собратья-дегустаторы, приступим! Не пьянства ради, а исключительно гостеприимства для! — произнёс он открывающий тост, разряжая напряжённую атмосферу.

Гости, немного робея от самой мысли — пить первач в просторном и светлом кабинете «большого человека», неуверенно протянули руки к рюмкам.

— Градус, кажись, маловат, — отметил Евгений Павлович, мужчина с большим опытом гаражных дегустаций, пригубив вариант номер один.

— И привкус какой-то смурной, — поддержал шахтёр на пенсии Иван Тихонович.

— Сплёвывать будем, как по правилам, или глотать, как по старинке? — уточнил молодой электрик Петруха с хитрым смешком.

— Как пойдёт. Хороший продукт мой организм никому просто так не отдаст, — отреагировал Евгений Павлович и дёрнул по второму кругу.

Первый, второй и третий дистилляты были единогласно исключены из отбора по разным признакам из разряда «уже неплохо, но ещё не то».

К четвёртому мужики уже освоились в барских стенах, не стесняясь, хрустели огурцами и практически не оборачивались на схоронившегося на диванчике ресторатора.

На пятом образце Ашот Вазгенович не выдержал своего положения алко-неудачника на празднике мужской мечты и протянул резервную рюмку Рюше:

— Ну-ка и мне плесните, самогонщики. Приму участие с риском для жизни.

К седьмому пошли анекдоты про рыбалку и секретарш.

— Короче, мужики, пьяные челябинские рыбаки ночью поймали русалку. А наутро оказалось, что это сом, и всем стало стыдно!

Ашот похлопал по Рюшу спине:

— Рюша, а ведь хорошо идёт! Конечно, это не армянский коньяк, но что-то самобытное в этом есть!

— Эка ты загнул про «самобытное», надо тюкнуть!

— А давай за то, чтобы не забывать поднимать бокал за хороших людей!

— Давай, Ашотик, дорогой! — согласился Рюша.

В тот вечер комиссия смогла оценить только 12 из 15 соискателей на звание «самого главного первача из Кемерово».

Безусловным лидером был признан экземпляр под номером «7» от какого-то никому не известного Иваныча из деревни Пугачи.

Утро следующего дня. До приезда БГ осталось 24 часа.

Ашот Вазгенович появился на работе не к 8 утра, как обычно, а к 10 и сразу вызвал Рюшу, который без лишних вопросов, понимая всю специфику ситуации, возник на пороге кабинета с литровой банкой полупрозрачной золотистой жидкости со скрюченным огурцом на дне.

— Рюша, ты как? Нормально? Я тоже ничего, но знаешь, пьянство — это, оказывается, тяжёлый труд. Но в целом мы с ним справились! Какой же замечательный у нас в Кемерово народ! Гонит на совесть, без халтуры — хоть этой выдающейся черты советская власть не смогла искоренить в наших людях.

Рюша в это время аккуратно разлил рассол по классическим гранёным стаканам с богатым советским прошлым, в которых он заиграл ещё жизнерадостнее:

— Ну, экспериментатор, за здоровье тех, у кого оно ещё осталось!

— Мы там вчера какой выбрали в «экспортном исполнении»? Из Пугачей? Выводи оставшиеся из конкурсной программы. Берём в дело, как его, — «от Иваныча»! Проверено на родном коллективе, не щадя живота и его! — он, похрюкивая, засмеялся своему каламбуру.

— Будет сделано, — отрапортовал Рюша и, как кот Бегемот³, растаял в воздухе.

До вечера Ашот Вазгенович был плотно занят суетой вокруг концерта. Нужно было проконтролировать рекламу, аппаратуру и многое другое, из чего складываются все публичные мероприятия. Уйти домой пораньше, как он планировал, не случилось.

— Котэ, ну что же ты так поздно! Ты же вчера так нагружался на этой дегустации, — кинулась к нему с порога ангел-Греточка.

— А ты знаешь, сегодня у меня сил даже больше, чем обычно, и настроение какое-то звёздное было весь день. Всё-таки наш первач — это сила земли сибирской. До армянского коньяка ему, конечно, далеко, но пусть растёт — я не возражаю, — парировал любящий муж, обнимая жену.

Глава 3

Самолёт из Москвы прилетел без опозданий. Ашот Вазгенович в длинном белом плаще встречал у трапа драгоценного пассажира с большим букетом белых роз:

— Борис Борисович, приветствуем вас на кемеровской земле! — он хотел добавить «и хвостами машем», но не стал.

БГ оказался совсем не барином, и с первых минут разговора Ашот Вазгенович, к своей радости, почувствовал, что как будто знаком с ним давным-давно.

В машине БГ поинтересовался:

— А где у нас будет концерт, милейший Ашот Вазгенович?

— О, Борис Борисович, это очень особенное место — ДК «Москва». Можно сказать — наше место силы! Одна из старейших достопримечательностей Кемерово. Построен в 30-е годы. Проявили особое отношение — сначала объявили конкурс на лучший проект. В нём участвовали архитекторы из Новосибирска и Кемерово. Кузбасс в 30-е годы быстро набирал вес как мега-промышленный центр Сибири, в городе было населения уже более ста тысяч, а из культурных учреждений в Кемерово почти ничего — только Дворец Труда. По тем временам тоже, конечно, здание гигантское — 84 комнаты и зрительный зал на тысячу человек, но масштаб всё же не тот. Вся культура Кемерово там была. На первом этаже — филармония, на третьем — музей, где-то сбоку драматический театр, снизу — культснаб и радиокомитет: короче, все сидели друг у друга на коленях.

— Ну хоть не стояли на коленях, и то хорошо, — пошутил БГ.

— Да! А население в Кемерово было уже свыше ста тысяч, я об этом уже говорил. Нужно было рвануть вперёд, сделать что-то замечательное. Нет, грандиозное! И вот — «Москва»! Главный фасад с тремя арочными окнами, широкий балкон опирается на столбы портиков и центральные колонны. Внутри — огромные площади вестибюлей, лестницы, как во дворцах. Попадая в него, труженик проникался величием и державностью столицы. Ощущения были — почти как на Красной площади постоять. Я сам впервые оказался в нём в 80-е, когда пионером был. Тридцатые и восьмидесятые — дистанция космос, но впечатления, конечно, были, как от «Титаника»: плывёт по городу исполин, окружённый зеленью парка. Чувствовалась в нём сила эпохи гигантов. Ну а для тех лет — вообще…

Наш «экскурсовод» не преувеличивал, в те годы это был настоящий центр культурной жизни Кемерово: пионеры, шахматы, партактив, кино и тир «Ворошиловский стрелок» для полного комплекта — жизнь в «Москве» кипела.

— Представляете, там играли джаз! — воскликнул слегка перевозбуждённый «краевед». — Вокруг грязь — где по колено, а где и по уши, и две бани на город, в которые ещё и не попадёшь. Я вот посмотрел в Сибирской Советской Энциклопедии: в Щегловске — а так до 1932 года назывался Кемерово — официально было в 1929-м два с полтиной квадратных метра жилой площади на человека. В 1937-м «Москву» открыли. Первый киносеанс — звуковой фильм «Зори Парижа». Кто бы мог подумать: в Кемерово, во глубине сибирских руд — кино про Париж! Вера Марецкая там играла. Купить билеты на сеанс было — как в Большой театр попасть: бронь для партийцев, для ответственных работников исполкома, трестов. Простые работяги туда так запросто и не пролезали. Очереди выстраивались за билетами громадные, как за водкой.

— Выпивали? — спросил БГ, хитро прищурившись.

— Я? Да что вы, я с утра не пью и вообще я только коньяк…

— В «Москве».

— А, было дело. Власти хитрили — денег у рабочих была уйма, а купить нечего. Поэтому в Кемерово часто завозили вместо водки коньяк. Ну, а водка, конечно, всегда была «королевой бала». В народе говорили, что «борются с водкой как с социальным злом до полного его истребления!». Продавалась в таре 0,1 литра и называлась «пионер», 0,25 — «комсомолка» и 0,5 — «партиец». Настроение у людей в конце 30-х было такое радостное, все ждали перемен к лучшему, дома стали строиться многоквартирные — жили-то кемеровчане в основном в бараках и землянках, с продуктами получше стало… И вот вдруг — война, всё разом переменилось! В войну «Москва» работала практически круглосуточно — до четырёх утра. Люди падали от усталости на производстве, работали сверхурочно — давали стране угля, кокса, но хотели и культурно отдохнуть. Как ни крути, а человеку потанцевать с красивой девушкой иногда важнее, чем узнать из газет о запуске новой домны. Ну нельзя всё время быть на войне, даже когда судьба страны висит на волоске. Днём там — кино, после последнего киносеанса — клуб и ночные танцы. Дамы приглашали дам. Кавалеры — на фронте. С гастролями в «Москву» приезжали всякие знаменитости союзного масштаба — Шульженко, Орлова. И даже в войну в «Москве» играли джаз — в Кемерово гастролировали Эдди Рознер, Утёсов. Вот теперь и Вы в «Москве» прозвучите!

— А «Питера» у вас ещё случайно нет? — задал смешливый вопрос БГ и затянулся сигаретой.

— Питерские нам не по карману, — предвидя будущее, парировал Ашот Вазгенович. — Когда в 1946-м партия сочла джаз вредным — «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст», — в ДК «Москва» продолжал выступать местный джаз-банд. Замаскировали его под «эстрадный квартет» без опасного слова «джаз»: на сцену выходила солистка в длинном платье с декольте и музыканты, которые играли уже «подпольный» джаз. Выступали перед вечерними сеансами кино и по выходным; изнурённые войной кемеровчане танцевали под музыку «толстых». Потом смотрели американские фильмы, которые нам присылали союзники. Ну и, конечно, заходили в буфет.

Я, кстати, подготовился, вот у меня тут есть цитатка из статьи «О музыке толстых» пролетарского писателя Максима Горького в газете «Правда», послушайте:

«Но вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек — раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рёв, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздаётся хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту-две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом.

Это — радио, одно из величайших открытий науки, одна из тайн, вырванная ею у притворно безгласной природы. Это — радио в соседнем отеле утешает мир толстых людей, мир хищников, сообщая им по воздуху новый фокстрот в исполнении оркестра негров. Это — музыка для толстых. Под её ритм во всех великолепных кабаках “культурных” стран толстые люди, цинически двигая бёдрами, грязнят, симулируют акт оплодотворения мужчиной женщины.

Нечеловеческий бас ревёт английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая крики обозлённого верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая уши, крякает и гнусаво гудит саксофон. Раскачивая жирные бёдра, шаркают и топают тысячи, десятки тысяч жирных ног».

— Сильно он их приложил, — оценил БГ вклад буревестника революции в битву с джазом.

— После такого хочется выпить! — подытожил Ашот Вазгенович.

— Не правда ли, славно, что кто-то пошёл за вином! — процитировал БГ самого себя.

— За коньяком, Борис Борисович, за настоящим армянским коньяком! Да! И за всем этим лично следил товарищ Сталин. Он стоял в сквере перед кинотеатром в длинной шинели и с той самой газетой «Правда» со статьёй Максима Горького в руке. После смерти Хозяина и развенчания культа личности демонтировали его не сразу, а, кажется, только в 1959-м — в Сибири всегда присматриваются к событиям в Центре. И этих сталиных по городу стояло штук двадцать. Незадолго до этого местные шутники — а репрессированных и их потомков в Кемерово, считай, каждый второй — засунули под мышку «вождю всех индейцев»⁴ непочатую бутылку водки. Не пожалели для Иосифа Виссарионовича стратегический дефицит — буквально оторвали от сердца. Так он и стоял перед «Москвой» целых три дня с водярой. Возник, как говорится, экзистенциальный конфликт — «казнить нельзя помиловать». Милиция охраняла днём и ночью, но не решалась отобрать пузырь у Вождя. После этого случая его быстренько демонтировали, поколотили на куски и упаковали в утиль, чтобы впредь шалить неповадно было. Юмористов особенно не искали. Что им теперь предъявишь? Раньше бы — сразу к стенке и: «Враг народа. Расстрелять, чтобы не повадно, глядь!», а сейчас: «Все о Сталине рыдали — аж мороз по коже! А теперь они сказали: “Слава ж тебе, боже!”»

— А что писатели?

— Писали. И не только доносы на коллег по цеху. Александр Волошин в 1950 году за роман «Земля Кузнецкая» был удостоен Государственной Сталинской премии второй степени. Роман прогремел на всю страну, был переведён на десятки языков. Денег у него было два больших чемодана и ещё маленькая тележка — на мелкие расходы, а душа широкая. Как-то вечером в декабре выходят зрители с вечернего сеанса из «Москвы», а перед кинотеатром стоит ёлка, которую Волошин нарядил палками колбасы и бутылками водки. А время голодное — послевоенное, товары в магазинах появились в избытке, это даже потом вспоминали как «сталинское изобилие», но денег у народа не было, а он приглашает: «Налетай, честной народ, сталинскую получил — отметим всем миром!»

— Во благо всех живых существ!⁵

— Ом мани падме хум!⁶ Тут чуть-чуть оттепель, потом заморозки. Как-то пережили. В 70-е наша «Москва» — снова центр городской пижонской жизни, и снова можно джаз. И, что немаловажно, сюда завозят дефицитное бутылочное пиво, которого в магазинах в те годы вовек не купишь. Выпить его, пенное, прохладное, стоя с товарищами в костюмчике из кримплена⁷ на открытой веранде «Москвы» с видом на площадь перед кинотеатром и ещё не шумную улицу Дзержинского, было солидно! В малом зале показывали редкие советские и заграничные ленты: фестивальное кино, Тарковского.

— А что же с акустикой в этом прелюбопытнейшем заведении?

— Звук в зале очень приличный. Проектировал какой-то «кулибин» из столицы — специально приглашали.

— Отлично! Немного отдохну с дороги и сделаем саундчек.

— Конечно, Борис Борисович.

День пролетел, как один миг: обед, экскурсия по городу, концерт.

Это был полный аншлаг. О концерте объявили всего за три дня, а продали полный зал.

Ашот Вазгенович с удивлением отметил, что публика пришла самая разнообразная: много людей за тридцать, и в то же время немало совсем молодых лиц — студентов и школьников.

— Да, некоторые люди светят, какие-то греют, а БГ и светит, и греет, — вздохнул он. Всё получилось так, как он и мечтал.

После концерта — ужин. «Великий декантинатор» с сожалением повесил на двери своего ресторана табличку «Извините, дорогие клиенты, сегодня такой особенный гость, что приходите завтра!» и был в буквальном смысле — везде.

Чем планировали угощать гостя? Королева стола — толма. Рубленую телячью вырезку сначала заворачивают в почти прозрачный ломтик мяса, а уж затем в маринованный виноградный листок. В компании мацони с зёрнами граната она оказывается сочной и живой. Вкусно, и всё тут. Это и про тушёного с помидорами и эстрагоном козленка, и про ршта — толстые армянские спагетти, сваренные и затем обжаренные с помидорами, орехами, армянским базиликом, баклажанами и шампиньонами. Необходимо признать, что, как и всякий гостеприимный армянский хозяин, Ашот был немного тиран и деспот. Он запрещал менять хоть что-то в своих рецептах, не позволял ставить солонки и перечницы на столы, ибо считал свои блюда идеально сбалансированными. В общем, проявлял темперамент. Прелесть его блюдам придавали сладковатые акценты, отсутствие которых, как он считал, испаряет из еды волшебство.

На белоснежные хрустящие скатерти, где источали немыслимо аппетитные ароматы всякие вкусности, Ашот Вазгенович выставил две запотевшие тёмно-зелёные бутылки без этикеток:

— Им арев (арм. — моё солнце), Борис Борисович, вот — как заказывали!

— А, не забыли — знаменитый сибирский первач, наслышан! Ну, давайте, за ваш гостеприимный Кемерово!

— Борис Борисович…

— Давай — просто Борис.

— Борис, армянское радио спросили: «Правда ли, что смех — это лучшее лекарство?» Оно отвечает: «Да, если у вас закончился армянский коньяк!» Но сегодня мы сделаем исключение! К первачу рекомендуем солёные закуски — всё домашнее: капустка квашеная, огурчики… И обязательно попробуйте солёный папоротник. Из тайги!

Ужин прошёл легко и весело. Борис уже обращался к Ашоту на «ты», а тот чувствовал себя на седьмом небе.

— Ашот, а кто сотворил сию амброзию⁸? — спросил БГ.

— Иваныч! Живёт в деревне Пугачи, это недалеко от Кемерово.

— А давай махнём к нему, в эти ваши Пугачи! — предложил БГ.

— А давай! — легко согласился уже лёгкий на подъём Ашот Вазгенович.

Дело было уже к ночи, и когда БГ, Ашот и Рюша приехали в Пугачи, Иваныч собирался ко сну.

— Доброй ночи, Иваныч! Ты уж извини, что мы на ночь глядя, но артист завтра в Москву улетает и хотел с тобой познакомиться как с творцом настоящего сибирского первача!

Лицо Иваныча потеплело:

— Ну заходите, доброму человеку у нас всегда двери открыты!

— Меня зовут Борис, а вас как звать-величать, хозяин? — поинтересовался БГ.

— Уже лет адцать как все в деревне Иванычем кличут, и ты не робей!

На столе появилась знакомая запотевшая бутыль первача, и он, как будто взмахнули скатертью-самобранкой, украсился простой деревенской закуской.

— А вы по какой части артист-то будете?

— Это же тот самый, который «Город золотой»! — поспешил вмешаться Ашот Вазгенович.

— Артист как артист. Редко народный — частично инородный. Иваныч, а в чём секрет вашего творения? — спросил БГ.

— Ты про первачок? Да какой уж тут секрет, что бабка даст, на том и ставлю — тут калинка, там малинка, тут кака лесна травинка.

— Ну, может быть, вода какая-то особенная?

— Умный ты человек! Вода — да. Её специальные ходы под землёй ведаю.

— Ашотик, а гитару-то захватили? — спросил БГ.

— Конечно!

— Давай сюда.

И БГ спел про Ереван — «Город золотой», и про старика Козлодоева, а потом ещё и ещё.

Иваныч внимательно слушал и предложил:

— Давайте-ка и я вам наше представлю — праздничное, — взял гармонь, развёл меха и сыграл что-то озорно-переливчатое.

— Иваныч, это же почти Сантана — Самба пати! — восторженно зааплодировал ему БГ.

— Сам ты — сатана. Витька это, тракторист наш, придумал, на свадьбах играет. Людям нравится. А я у него перенял!

— Ну, поздравляю ваши Пугачи с мировым уровнем! — БГ так рассмеялся, что у него даже выступили слёзы.

До третьих петухов пили они самогон, закусывали хрустящими огурцами и пели песни. И было им хорошо.

Под утро, когда Ашот Вазгенович с Рюшей уже приткнулись на стареньком чёрном кожаном диване с большими деревянными накладками по бокам и мирно посапывали, БГ обнял Иваныча за плечо и спросил:

— Слушай, а что это за книга — «Заветный корабль мёртвых»? Слышал про такую?

— А ты про неё откуда знаешь? Это же только для «своих».

— Вот видишь, значит, и я — «свой».

— Есть такая книга. Ещё на пергаментах писанная. Сколько ей лет и откуда она к нам пришла, никто не ведает. Писана кириллицей по-старому. Окована в оклад тяжёлый, да на замке мудрёном, чтобы всякий несведущий нос туда не совал без спросу. Хранят её светлые люди — есть их у нас. А сказывает она, как родится человек, да как уходит обратно к Свету.

— Ну и как же? — заинтересовался БГ.

— Да просто всё. Ты каплю видел? Пока ползёт по стеклу — это жизнь человеческая, а в лужицу упала, да в ручеёк попала — вот и к Свету вернулась. Так всё и вертится. А книга учит, как приготовиться ко встрече со Светом, не забояться.

БГ обнял его ещё крепче и спросил:

— Встретимся ещё?

— А то! Ты как устанешь там в столицах колесо сансары крутить — приезжай к нам в Пугачи, отомлеешь, — Иваныч оказался неожиданно сведущ в вопросах буддистской мысли.

На пути в аэропорт БГ уже через полусон заметил:

— А Иваныч-то наш — вылитый Де Ниро…

Через неделю БГ прислал Ашоту Вазгеновичу новую песню — «Человек из Кемерова».

Когда ему говорят, что это про него, он всегда сердится:

— Да при чём тут я? Это же он про Иваныча… — а потом шутит: — А про меня будет особенная песня — «Человек из Еревана в Кемерово»!

Примечания

1

Райдер — перечень условий и требований, предъявляемых артистом или музыкантом к организаторам выступлений.

2

Чебурашка — обобщённое название зелёных бутылок из-под лимонада объёмом 0,5 литра. Возникло от названия популярного сладкого напитка «Чебурашка».

3

Бегемот — персонаж романа «Мастер и Маргарита», кот-оборотень и любимый шут Воланда. Как и чеширский кот, умеет по собственному желанию телепортироваться, быстро исчезать или, наоборот, постепенно растворяться в воздухе, оставляя на прощанье лишь улыбку.

4

Вождь американских индейцев — высокое звание Сталина, присвоенное ему в 1941 после битвы за Москву индейской конфедерацией Америки. Головной убор вождя (роуч) был выполнен из перьев, украшен лентами, бисером и шитьём. «Как символ нашего единства в борьбе против Гитлера и нашего восхищения его руководством в этой борьбе мы подносим нашему брату — Иосифу Сталину убор вождя, который он должен надевать как почётный вождь наших племен», — цитировала послание индейцев газета «Нью-Йорк таймс».

5

«Во благо всех живых существ» — БГ почти цитирует буддистскую мантру Всеблагого Ченрезига: «В Будде, Дхарме и наилучшей Сангхе я принимаю прибежище до обретения просветления. Благодаря благим заслугам, рождённым созерцанием и чтением мантры “Да достигну я состояния Будды на благо всех живых существ”».

6

«Ом мани падме хум» — Ашот Вазгенович отвечает БГ другой буддистской мантрой, тем самым показывая, что он тоже «в теме». Одна из самых известных мантр в буддизме: «Богатство (Бог, Всё — Ом) во всех его формах (драгоценных, ценимых, значимых — Мани) приходит (растёт, цветущий лотос — Падме) к тому, кто готов его принять всем своим существом (сердцем — Хум)».

7

Кримплен — популярная в СССР в 1970-е французская легкостирающаяся и немнущаяся синтетическая ткань. Любая случайная искра или пепел с сигареты мгновенно прожигали в ней жирную дырку, приводя модника в глубокую печаль и постижение мимолётности всего сущего.

8

Амброзия (др.-греч. — «бессмертие») — в Древней Греции легендарная пища богов, дающая им молодость и бессмертие.