Суровая Родина. Кемерово

Сергей Колков, 2022

Второе издание Нехорошего путеводителя города К. обросло новыми захватывающими историями и подробностями из жизни «сибирской Атлантиды».История России, как известно, творится в столицах, а что в это время происходит в Сибири? Автор показывает в деталях, как знаковые события новейшего времени выглядели из Кемерово. Сначала строили «город-сад», потом разочаровались в «охоте за призраком коммунизма» и кинулись в «джунгли капитала». Жизнь в Кемерово не стояла на месте. Рисковали, зарабатывали, а потом спускали капиталы по ветру – всё как везде, но с сибирским размахом.Маршрут, как и в первом издании, проложен в двух плоскостях: пространственное перемещение по культовым городским местам Кемерово (некоторые причем появляются неожиданно) и пристальный взгляд на них сквозь толщу лет – от 20-х годов XX века до современных дней. Каждый из них показан со своей «подпольной» историей» через честные рассказы очевидцев и свидетелей «славных дел».

Маша и Медведь

Вот такая хренотень в моей деревне каждый день!

Русская заветная поговорка

Местная страшилка

Деревня Осиновка, 20 км от Кемерово

Те немногие старожилы, которые ещё помнят эту историю, не любят её рассказывать, но если пристать к ним с вопросами, то вы услышите страшное повествование, которое раз и навсегда изменит ваше отношение к медведям.

Возле деревни Осиновка, которая стоит на самом краю Великого Леса (или тайги) всего в 20 км от Кемерово, в 50-е годы располагался леспромхоз. Пилили понемногу лес, выполняли план, трудились на благо отчизны. Хозяйство было небольшое, но слаженное. Бригадира за успешное выполнение показателей направили на повышение, а на его место прислали задиристого работягу из Мариинска. Коллектив принял его хорошо, как и подобает принимать всякое сверху поставленное начальство, но он начал по любому пустяку гнуть свою линию, чем настроил против себя всю бригаду. Руководство не выбирают: смирились и стали трудиться дальше.

Долгие годы работал в леспромхозе лесник — Иван Макарович Стрельцов. Лет ему было на тот момент уже за 50, но мужчина он был ладный, собой пригожий и рукастый. В жены он взял Марию Андрееву, которая была его лет на 20 младше. Когда она появилась, то в Осиновке судачили разное: дескать, что она из семьи репрессированных, потому за старого и пошла, а кто говорил, что порченная, но жить они стали ладно, вот люди и успокоились.

А ещё с ними жил медведь. Было ему уже лет пять. Как-то охотники пошли в тайгу и напоролись на медведицу с медвежонком — мать зачем-то убили, а медвежонка притащили на потеху в деревню. Иван Макарович, когда увидал такое глумление над детёнышем, в ярость пришёл неописуемую и отобрал его у обидчиков. Выходил, как дитя, да у себя и оставил. Жил он от деревни отдельно, как бы хутором, потому и мог позволить себе такие вольности. Собаки к мишке привыкли и стали почитать его за своего, а он далеко от двора не отходил, только с Иван Макаровичем на охоту, если что.

Медведь, как известно, — животное, силой обладающее могучей и умом наделённое щедро. Хитрая бестия. Не зря его называют «хозяином тайги». Промеж коренных народов вообще считается, что человек не божье творение, а произошел от медведя. Братом его величают и отцом. Всяк его в наших краях боится, но и уважает одновременно. Бывалые охотники — и те избегают в тайге с ним встречи, а уж если она и приключится, то здесь шансы почти поровну.

Иван Макарыч мишку своего никакими кликухами и прозвищами типа «топтыгин» или «косолапый» не называл, поскольку считал это непотребным, а если говорил о нём или обращался к нему, то просто — «медведь».

Жил они не богато, но хозяйство у них было крепкое: Мария была не только собой хороша, но и руками способная, а уж муж-то и тем более — хозяин знатный.

Деревенские сначала рот раскрывали, что, дескать, медведь скотину будет драть, да и ходить теперь по деревне небезопасно, но, видя, что характер у мишки на удивление добрый и незлобливый, поутихли, а со временем и совсем пообвыклись, и никто уже супротив такого соседства не возражал.

Новый бригадир, как появился, сразу заприметил Марию и стал при всяком удобном случае оказывать ей знаки внимания. Видимо, считал он, что Иван Макарович ей не ровня. Баба-то она и в самом деле была видная: щёки румяные, осанка статная, коса русая в пояс. С такой и генералу не стыдно бы в свет показаться, а тут нате — жена лесника. Повстречает он её как бы случайно на пути домой и давай предлагать: «Добрый день вам, Мария Ивановна, а вот сумочки-то ваши тяжёлые, давайте вам подмогу донести». Вроде как и просто дружеская помощь, но, как известно, просто так и прыщ на жопе не вскочит. Мария отвечала на эти подкаты холодно, но, чтобы не обижать человека, резко ему от ворот поворот не давала — всё-таки мужнин начальник.

А Семён Филькин, так звали этого бригадира, меры в своих желаниях не знал и задумал-таки заполучить себе желанное любым путём, а чтобы муж — т. е. Иван Макарович — под ногами не болтался, услать бы его куда подальше. Времена-то были уже после разоблачения «культа личности», и если бы раньше, то написал бы он куда надо какой надо донос, и решённое дело, а сейчас такие номера уже не проходили. Действовать нужно было с умом, да осторожно.

Договорился он в областной конторе, чтобы новые пилы выписали, и тут же вызывает к себе в вагончик Иван Макарыча:

— Иван, есть у меня для тебя важное поручение. Нужно съездить в командировку в Новосибирск да получить пилы для бригады.

— Семён Ильич, я же не по этой части. Как там с этими пройдохами на базах разговаривать, не обучен. Лучше уж ты кого другого пошли.

— Иван, де некого. Я бы и сам поехал, да вот что-то в боку третий день ломит — еле хожу. А пил новых не будет — план завалим. Выручай!

Делать нечего, собрался Иван Макарович и на следующий день уехал по поручению, а хитрая бестия бригадир тут как тут у его порога с букетиком и бутылкой сладкого муската:

— Мария Ивановна, день рождения у меня. Не окажете ли любезность составить мне компанию?

Делать нечего, пустила она его в дом.

Посидели немного, да выпроводила она его — сказалась больной головой.

Медведь за всем этим из-за стайки тихонько наблюдал, да звука никакого лишнего не издавал — только ушами шевелил.

Через три дня вернулся домой Иван Макарович радостный, с поручением исполненным. А медведь ему навстречу. Обнялись. И давай он ему что-то на ухо шептать да языком шершавым его вылизывать. Погрустнел хозяин и спрашивает у жены:

— А что, гости у нас были незваные?

— Да бригадир заходил вчера вечером. День рождения у него был, оказывается. А он здесь ни с кем не дружный. Вот и припёрся ко мне зачем-то.

— А ты?

— Ну не выгонять же его было, раз праздник такой у человека. Ну пустила. Отметили чуток, да выпроводила его по-быстрому.

Иван Макарыч крякнул, мотнул головой, но больше тему не поднимал.

Время идёт, а Семёну пуще прочего охота залезть Марии под юбки. Вот и думает он, как бы спровадить ещё раз куда-нибудь подальше мужа. А тут и случай подвернулся — в Красноярске объявили конкурс на лучшего лесника со всякими ихними соревнованиями для рукастых: изготовление деляночного столба, искусственных гнездовий, тушение условного пожара да посадки саженцев. Вызывает он к себе Иван Макаровича и говорит:

— Иван, тут дело такое важное нарисовалось. В Красноярске конкурс на лучшего лесника по Сибири организовали. Считаю, тебе надо участвовать. Ты же лучший, я тебя знаю!

— Семён, да зачем мне это?

— Иван, ты что, не советский человек? Тебе, может, и не надо, а для коллектива — важно! Премия, показатели. Собирайся. Через два дня едешь.

Ну что делать: если для коллектива, то надо ехать. И уехал он на цельную аж неделю.

А хряк бесстыжий, бригадир, тут как тут у его крыльца и нате соловьём заливаться про душу-то его одинокую, никем не понятую, да жизнь его тяжёлую холостяцкую. И так каждый вечер. Мария его в дом уже не пускает, а на крылечке с ним беседует, чтобы компроментаций никаких не было. Медведь за всем этим непотребством из-за угла в полглаза наблюдает да сопит недовольно, ноздри, как желваки у человека, ходят.

Прошла неделя. Вернулся хозяин с почётной грамотой, место занял он там какое-то высокое. Мишенька к нему со всех лап. Обнялись, и давай он ему на ухо всё излагать в подробностях. Пуще прежнего Иван Макарович закручинился, да опять разговор начинает нелюбый с женой своей ненаглядной:

— Марьюшка, а что, опять бригадир приходил?

— Мимо шёл да заглянул пару раз. Но внутрь я его не пущала, как ты и учил. Так, на крылечке беседовали. Говорит, надо мне работу искать хорошую, вот он меня политической грамоте и обучал — все новости, которые знал, мне пересказывал, да как на вопросы мудрёные отвечать, если что, подсказывал. Может и правду мне, Ванечка, занятие подыскать денежное, а то годы идут, а я всё дома да дома.

— Ладно, после поговорим.

И опять завершил разговор Иван Макарыч, чтобы ссоры на пустом месте не раздувать. Живут дальше, как будто бы ничего и не было.

А у бригадира елдак прям дымится, чисто пар от него идёт. Днём и ночью только об одном и думает, как бы оседлать жену пригожую, да некстати чужую. Неделю целую ходил и думал, как бы спровадить бы мужа в края далёкие да на подольше. И вот случай угораздился подходящий — пришла разнарядка на обучение передовым методам ведения лесного хозяйства с командировкой ажно во Владивосток, да на целых два месяца. Как увидал он это бумажку, аж подпрыгнул от удовольствия и сразу гонца послал за Иван Макарычем:

— Иван, тут такое дело — надо тебе во Владивосток съездить на обучение.

— Я же только что из Красноярска. Совесть имей!

— А кого я ещё пошлю? Вечно у тебя личное идёт поперёд общественного! Одумайся! У тебя вот и грамота почётная, и хозяйство образцовое, а мыслишь ты как частник заскорузлый, не по-государственному. Вот сам посуди — ты у меня лучший работник. Партия в таких, как ты, вон каки силы да деньжищи вкладывает, чтобы знаний дать вам, дуракам, новых, а ты отказываешься! Не хорошо это, не по-нашему — не по-коммунистически…

— Ладно, когда ехать?

— Да хоть завтра!

Собрался по-быстрому, с Марией попрощался скупо, коротко, с медведем обнялся дюже крепко, по-товарищески, и был таков.

На следующий день бригадир опять у крыльца Марии с букетом пышным, а сам нарядный, при галстуке:

— Мария Ивановна, позвольте вам от всей души презент.

— Ой, да не надо.

— Обидеть хотите, а я ведь хотел вам от всей души…

Постояли, поговорили, а потом бригадир засобирался домой и, быстро попрощавшись, пошел к околице, да не дошёл. Ойкнул, присел и как застонет:

— Нога! У-у-у-у! Ногу подвернул.

Ну, Мария к нему кинулась, притворцу, а как не помочь человеку, если у него горе приключилось такое недужное. Попробовала его поставить на ноги, а он вопит, как змеёй ужаленный:

— Ой, ступить не могу. Боль резкая, невыносимая.

Так, опершись на её плечо, он до хаты и доковылял. Вошли внутрь, а медведь за всем этим представлением смотрит пристально и сопит уже совсем не по-доброму.

Усадила она его на лавку. Сняли сапог, размотали портянку. Сидит он охает, а сам всё по сторонам оглядывается да жарким взглядом к хозяйке примеривается. Тут дверь распахивается, и на пороге объявляется нежданный хозяин — Иван Макарович:

— Семён, ты что здесь делаешь?

— Да вот, мимо проходил и ногу подвернул. А ты, что не уехал?

— Убирайся вон из моего дома, — с этими словами сгрёб он бригадира и вышвырнул его на улицу, и нога прошла сразу волшебным образом.

— Ты что творишь, я с тобой разберусь!

Изменился лицом Иван Макарович и отвечает ему не зло, а так с усмешкою:

— Разберёшься? Хорошо. Завтра дуэль. Стреляемся на ружьях. Не зассышь?

— Какая дуэль, ты что спятил?

— Честная. Честная дуэль. А не придёшь, не быть тебе больше бригадиром. Всякий будет знать, что ты ссыкло трусливое и слово твоё гроша не стоит ломанного.

Мария к Ивану кидается, пытается его успокоить, а медведь её удерживает — дескать, не суйся баба, когда мужики разговаривают по серьёзному.

Назавтра прислал Иван Макарович к нему секунданта — лесоруба Кузьму Пронина и обозначил место и время, где и будет проведена дуэль.

Стреляться условились с 50 шагов. Зарядили ружья жаканами. Первому по правилам полагалось стрелять Семёну. Встали они в позицию. Бригадир прицелился, и был уже готов прозвучать выстрел, как выбежала из лесу Мария и кинулась к ним. Встала промежду них и как заголосит:

— Что ж вы придумали, окаянные! В мирное время, да стреляться. Прекратите немедленно!

— Уйди, Мария. Это дело чести. Только один из нас должен остаться в живых, — попытался урезонить её Иван.

— Нет! Не допущу! — в этот момент палец Семёна случайно нажал на спусковой крючок, и прогремел выстрел. Мария медленно осела, а на белой её блузе расплылось красное пятно.

Иван бросился к жене, а Семён в недоумении от произошедшего растерянно опустил ружьё.

Между тем медведь, который тихо сидел всё это время на краю поляны, буквально в два прыжка настиг Семёна и в один момент оторвал ему голову. Секунданты, видя сей ужас, в панике бросились прочь. А мишка, издав страшный рык, спокойно сел рядом с обезглавленным телом, из рваной шеи которого затухающими пульсациями продолжала вытекать дурная кровь.

Иван Макарович опустился на землю рядом с ним и держал на руках Марию, которая погибла мгновенно — пуля попала прямо в сердце.

Мужики-секунданты, когда добежали до деревни, от ужаса сначала толком не могли рассказать, что произошло, а когда пришли в себя и поведали о страшной дуэли, то односельчане послали в село Елыкаево за участковым — своего-то им не полагалось. Участковый приехал где-то через час. Осмотрел место дуэли. Труп бригадира лежал на том же самом месте, где он и упал, а голова, оторванная страшным по силе ударом, отлетела аж на семь метров. А тела Марии нигде не было. Пошёл милиционер арестовывать медведя и Иван Макаровича, да только пусто было в доме лесника. Не нашел он там ни хозяина дома, ни хозяина тайги. Спешно собрались подельники и ушли в лес. Тело несчастной Марии забрали с собой. Больше их никто никогда не видел.

Об этом инциденте газета «Кузбасс» опубликовала короткую заметку: «Случай на охоте», в которой написали, что 25 июля 1958 г. трагически погиб на охоте бригадир леспромхоза №56 Семён Ильич Филькин. Родным и близким соболезнования. Про Марию — ни слова. И всё.

Родных у него не оказалось, или никто не проявил интересу к событию его смерти. Селяне наотрез отказались забирать труп для похорон. Какое-то время провалялся он в морге, а потом закопали его за казённый счет в безымянной могиле. Собаке — собачья смерть. Хотя почему так говорится и при чём тут эти благородные животные, я не знаю.