В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова

Николай Лейкин, 1889

Мастер сатиры XIX столетия Н.А. Лейкин выводит яркие людские типажи – самые узнаваемые и по сей день – в своем смешном, драматичном и нравоучительном романе из петербургской жизни. Купеческий сын Костя Бережков без ума от хорошенькой кафешантанной актрисы Надежды Ларионовны и готов для нее на любые подвиги. Дама сердца требует подношений в качестве доказательств его любви: шубу, лошадей с кучером, бриллиантовую брошку, постоянные угощения в ресторанах. Вот только денег-то у незадачливого влюбленного и нет. Но ведь его богатый дядя тяжело болен и со дня на день умрет, а значит, можно набрать долгов…

Глава II

— Ушел? — спросила Надежда Ларионовна тетку, когда та вернулась из прихожей.

— Ушел.

— Ну, что он?

— Совсем как бы не в себе. Меланхолия такая в глазах и даже слезы… Вот пять рублей мне в руку сунул… «Уговорите, — говорит, — ее, Пелагея Никитишна, чтоб она по-прежнему… Ротонду, — говорит, — я ей завтра или послезавтра привезу». Так его и надо, милочка. Чего его жалеть-то! Поверь, что захочет, так найдет денег.

— Все-таки мне его жалко. Он такой простой да глупенький, а я таких люблю. Такие-то лучше, — сказала Надежда Ларионовна.

— Да ведь при тебе же останется, — отвечала тетка. — Ты только его пугнула. Поверь, что прибежит с ротондой. Только ты на одну ротонду не соглашайся, а чтоб и лошади были. Ведь это, в сущности, полтораста рублей в месяц, не больше, если взять у извозчика.

— Ему таких денег не найти. Он ужасно глупый и неопытный.

— Да ведь, в сущности, за лошадей можно потом заплатить, по окончании месяца. Извозчик подождет. У того же Булавкина и возьмем лошадей и экипаж, у которого он тройки берет. Пусть только Костя скажет ему, что это он будет платить, что это на его счет. Да мы вот что сделаем:

как только твой Костюшка привезет сюда ротонду, я сейчас съезжу за извозчиком Булавкиным, и здесь мы это все и оборудуем. Пускай расписку выдаст. За расписку извозчик всегда согласится.

Надежда Ларионовна вздохнула.

— Ах, ему и на ротонду денег не найти по его глупости! — произнесла она. — Он совсем на манер какой-то овцы. Ведь денег нужно искать умеючи. Вы думаете, дешево ротонда-то черно-бурая стоит?

— Ничего! — подмигнула тетка. — В дядин сундук слазает. Ты думаешь, теперь-то он не лазает, что ли? Конечно, лазает, но берет понемножку. А теперь сразу возьмет.

— Да ведь сразу-то может быть заметно. Вдруг попадется? Ведь на черно-бурую-то ротонду тысячу рублей надо.

— Ну, хочешь я ему ростовщика подсватаю? — сказала тетка.

— А у вас разве есть такой на примете? — спросила Надежда Ларионовна.

— Да вот Шлимович, что с Лизаветой Николаевной путается. Он многим дает деньги на проценты.

— Конечно же, подсватайте. А то Костя сразу залезет к дяде в сундук, ну тогда все и откроется. Мне же хуже будет, если ему дядя крылья обрежет. Тогда уж прощай и квартира, и все. Да мне и самого Костю жаль. Он сколько раз мне говорил, что понемножку он может из лавки денег брать, чтоб незаметно… А сразу нельзя.

— Изволь. Я сбегаю к Лизавете Николаевне и поговорю с ней насчет Шлимовича.

— Съездите, тетенька, и поговорите. Ей-ей, он сам такой глупый, что никаких этих ростовщиков не найдет. Похлопочите. Ведь деньги у Костюшки верные, только он не может сразу… А тут можно сделать так, что деньги он займет сразу у Шельмовича этого, а потом ему по частям отдавать будет. — Шлимович, а не Шельмович, — поправила Надежду Ларионовну тетка и прибавила: — Ты смотри не проговорись при встрече с ним. Его уж и так Шельмовичем дразнят, и он ужасно сердится.

— Ну вот… С какой же стати нужного человека дразнить! А я думала, что его настоящая фамилия Шельмович.

Он жид?

— Да, должно быть, из жидов. Уж эти, которые по денежным делам, все из жидов.

— Так съездите, тетенька, поскорей и узнайте. Я буду новые куплеты учить, а вы съездите, — еще раз сказала Надежда Ларионовна.

— Хорошо, хорошо, — отвечала тетка. — Только где же мы твоего Костюшку сведем с этим Шлимовичем?

— А пусть Лиза привезет его к нам в театр. Да забегите и к Косте в лавку. «Надя, мол, вам кланяется и просит вас приехать в театр и прийти на сцену. Она, мол, в последний раз хочет поговорить с вами». То-то обрадуется он! — прибавила Надежда Ларионовна, улыбнувшись. — На крыльях прилетит. Ежели Лиза привезет Шлимовича, то после театра мы сведем их. Костюшка пусть пригласит Лизу и Шлимовича ужинать, за ужином и переговорим.

— Стало быть, и ты поедешь с Костюшкой ужинать?

— Ну его к черту! Поеду…

Тетка покачала головой.

— Эх, Надя, Надя! Не выдерживаешь ты себя. Нет у тебя этого самого характера, — сказала она. — А вот помяни мое слово: он увидит, у тебя душа размякла, да сейчас и на попятный насчет ротонды.

— Странное дело… Вспомните, что вы говорите, тетенька. Я только из-за этого и еду с ним ужинать, чтобы он для меня денег занял у Шлимовича, — проговорила Надежда Ларионовна. — Как же иначе устроить-то? Ну, не захочет он занимать денег, так уж тогда я его совсем от себя прогоню.

— Не прогонишь. Ты в него влюбимшись, как кошка.

— Я-то? Пф… Мне просто его жалко, потому что я люблю глупых. Да и так… Что ж его гнать-то очень? Умри у него дядя, так посмотрите, какой он будет выгодный кусок!

Тетка накинула платок, надела капор.

— Так я пойду, — проговорила она. — Ну, давай на извозчика.

— На какого извозчика? — вскинулась на нее Надежда Ларионовна. — Ведь Костюшка дал вам сейчас пять рублей на извозчика.

— То не на извозчика, а за хлопоты, чтобы я тебя уговорила.

— Стыдитесь! Живете у меня, пьете, едите даром, всякими обносками пользуетесь, да еще каждую минуту хотите с меня же сорвать. Сорвали с Костюшки — и будет с вас.

— Ну хорошо, хорошо.

Тетка отправилась в прихожую. Надежда Ларионовна провожала ее.

— Послушайте, тетенька… А не заберет этот Шлимович Костюшку в лапы? Ведь ростовщики тоже как забирают в лапы эдаких разных неопытных юношей.

Тетка улыбнулась и отвечала:

— А тебе-то какое дело? Да пущай.

— Ну, не скажите. Он все-таки человек нужный, и даже очень нужный. Зачем? Его нужно беречь. Зачем уж совсем-то в яму пихать? А ростовщики — народ ой-ой! Курлин, вон, из-за них, подлецов, застрелился.

— Пусть глядит в оба. Ведь Константин Павлыч — не дурак.

— В том-то и дело, что совсем дурак.

— Поди ты! Это тебе так кажется, а в сущности, он хитрее тебя.

— Все-таки вы, тетенька, скажите Лизавете Николаевне, чтобы она сказала Шлимовичу, чтобы тот уж не очень Костюшку-то обдирал. «У него, мол, деньги верные, но только он не может сразу»…

— Да уж ладно, ладно.

Тетка ушла. Надежда Ларионовна подошла к зеркалу, полюбовалась на себя, потом зевнула, потянулась, взяла тетрадку и принялась учить новые куплеты.