В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова

Николай Лейкин, 1889

Мастер сатиры XIX столетия Н.А. Лейкин выводит яркие людские типажи – самые узнаваемые и по сей день – в своем смешном, драматичном и нравоучительном романе из петербургской жизни. Купеческий сын Костя Бережков без ума от хорошенькой кафешантанной актрисы Надежды Ларионовны и готов для нее на любые подвиги. Дама сердца требует подношений в качестве доказательств его любви: шубу, лошадей с кучером, бриллиантовую брошку, постоянные угощения в ресторанах. Вот только денег-то у незадачливого влюбленного и нет. Но ведь его богатый дядя тяжело болен и со дня на день умрет, а значит, можно набрать долгов…

Глава X

Наутро Костя Бережков проснулся совсем без денег. Ста с чем-то рублей, которые были у него вчера в кармане, ему еле хватило рассчитаться за ужин и за вино. Надежда Ларионовна хоть и не требовала в кабинет цыган, но не удовольствовалась одной «Аркадией», а захотела прокатиться на тройке еще дальше — в «Озерки». В «Озерках» пили вино, и там также пришлось заплатить за три бутылки шампанского. Когда Костя на обратном пути подвез Надежду Ларионовну к дому, где она жила, в кармане его была только одинокая трехрублевка, которую он и отдал ямщику на чай.

— Ну, с Богом! А за тройку останется за мной. Послезавтра зайди сюда за деньгами. Получишь. Деньги будут у швейцара. Получишь и еще на чай! — скомандовал Костя.

Ямщик что-то хотел сказать, но только почесал затылок и тронул лошадей.

— Зачем же ты его отпускаешь? Он довезет тебя домой, — сказала Надежда Ларионовна.

— Я хотел, Надюша, к тебе… — робко заметил Костя и вошел было уже в подъезд.

— Нет, нет, ко мне нельзя теперь, — отстранила его Надежда Ларионовна. — Я уже сказала вам, чтоб без ротонды вы не смели ко мне показываться.

— Тише… Ну зачем ты при швейцаре-то? Швейцар слышит, — тихо заметил Костя.

— Плевать мне на швейцара! Уходите, уходите.

Костя не уходил и переминался с ноги на ногу.

— Ступайте же! — возвысила голос Надежда Ларионовна.

— Ну, прощай. До завтра.

Когда он вышел из подъезда, тройка уже уехала. В кармане у него не было даже мелочи на извозчика, и он поплелся домой пешком. Пьян он не был, но в голове его изрядно шумело. Что-то подмывало его вернуться обратно, позвониться в подъезд, ворваться к Надежде Ларионовне, но он побоялся окончательного разрыва с ней после такого скандала, а потому удержался. От борьбы с самим собой слезы душили его, подступали к нему к горлу.

— Что это за жизнь такая! Помилуйте… Такая жизнь хуже каторги. Нет, надо во что бы то ни стало доставать денег, — шептал он.

Утром, когда Костя явился к старику-дяде и поздоровался с ним, дядя подозрительно посмотрел на него и с одышкой проговорил:

— Что больно долго конкурсное-то заседание вчера продолжалось? Я не спал. Бьет двенадцать часов — тебя нет, бьет час — тебя нет, наконец, два — и все-таки не слыхать твоего звонка.

— Я, дяденька, по черной лестнице вернулся, через кухню, чтобы вас звонком не тревожить, но я не поздно вернулся.

— Врешь, около часу ночи заглядывала ко мне Настасья. Я спросил ее о тебе, и она сказала, что тебя еще нет дома.

— Я в час пришел-с. В начале второго…

— Неужто так до второго часа конкурсное управление и продолжалось?

— В двенадцать часов кончилось, но я с председателем конкурса присяжным поверенным Ягняевым зашел в Палкин трактир чайку напиться.

— В трактир! Дядя еле дышит, а ты по трактирам шляешься! — ворчал старик.

— Глаз на глаз с ним переговорить хотелось. В заседании неловко. Там дутые кредиторы из родственников и все на свою руку тянут.

— Ой, врешь!

— Денно и нощно для вас стараюсь… Вот уж верный-то раб!.. А вы все ничему не верите. То есть, кажется, собаку за такую службу и то ласкают, а вы…

— В каком же положении дело? Что конкурс?

— Мое воображение так, что и по двугривенному за рубль не очистится.

Старик покачал головой и прибавил:

— Ну, иди в лавку.

Костя переминался.

— Хотел у вас денег попросить… — начал он.

— Давно ли я тебе дал пятнадцать рублей!

— Одиннадцать рублей за сапоги заплатил. Четыре рубля туда-сюда ушло. Вы дайте уж мне пятьдесят рублей. Я целый месяц не буду просить.

— Что-о? — протянул старик и закашлялся. — Да ты никак с ума сошел! Пятьдесят рублей! Портному за тебя только что заплатили, а ты…

— Перчатки требуются-с, галстух… Надо тоже быть чисто одевшись… Часы почистить следует… теплые калоши…

— На вот десять рублей… И уж больше у меня чтобы не просить в этом месяце!

Старик полез в карман халата, вынул оттуда денег, отделил десятирублевку и подал Косте. Костя взял, поклонился и вышел из спальной.

— Ну, какие это деньги! — вертел он бумажку в руках и горько улыбался. — На одну бутылку шампанского тут только да слуге на чай. Эх, жизнь! Около богатого дяди живешь, а насчет денег бьешься как рыба об лед! Да что рыба! Хуже.

Костя отправился в лавку, переговорил со старшим приказчиком и занял у него шестьдесят рублей. Ему нужно было сегодня же заплатить долг кассиру «Увеселительного зала». Он просил сто рублей, но приказчик не дал.

«Ведь ворует, шельма, около кассы, положительно ворует, а со мной делиться не хочет, — думал Костя. — Надо будет с ним как-нибудь решительно переговорить, наступить на него, сказать ему, что я вижу его хапунцы, отлично вижу, и что ежели он хочет, чтобы все было шито и крыто, то пусть делится со мной, иначе я скажу старику. Ведь поймать-то его, мерзавца, на хапунцах не могу — вот в чем мое горе! Хитер, шельма!» — прибавил он мысленно.

Часу в третьем дня в лавку явился Шлимович. Костя сидел в верхней лавке, когда лавочный мальчик привел Шлимовича к нему. Шлимович был, как и всегда, одет франтом, в дорогом меховом пальто с седым бобровым воротником и в таковой же бобровой шапке. На указательном пальце правой руки и в галстуке сияли крупные бриллианты. От него так и несло крепкими английскими духами. При приходе Шлимовича Костя сконфузился, засуетился, стал ему предлагать садиться.

— Чаю не хотите ли? Здесь уж у нас угощение лавочное. Я сейчас пошлю за чаем. Прикажете? — предлагал он.

— Нет, нет. Ничего не надо. Вот только папироску закурю, — отвечал Шлимович.

Шлимович был осторожен. Он сел на стул, осмотрелся по сторонам и тихо спросил:

— Здесь можно говорить не стесняясь? Никто не услышит?

— Никто, никто. Говорите. Я в верхней лавке один. Ну, как наши дела?

Шлимович опять осмотрелся по сторонам, сделал свою обычную гримасу, искривил рот, почесал указательным пальцем с перстнем пробритый подбородок и отвечал:

— Дела как сажа бела. Знаете что… Я вам даже не могу рекомендовать и таких торговцев, которые могли бы вам поверить под вексель меховую ротонду и бриллианты…

— А денег? — спросил Костя.

— Денег уж и подавно ни под каким видом. Все сжались. Нынче время такое. Ужасное время. Бескорыстную любовь легче под вексель найти, чем денег, — шутил Шлимович.

Костя побледнел. Нижняя губа его затряслась.

— Как же это так? Но вы обещали… Вы обещали ежели не денег, то товаром… Мне нужно ротонду… Мне нужно брошку… Вы слово дали… Мы ударили по рукам и даже запивали все это, — растерянно говорил он. — Я уже обещал Надежде Ларионовне. Она ждет… Ждет с нетерпением. Господи! Что же это такое!

— Успокойтесь, успокойтесь, молодой человек, — усмехнулся Шлимович. — Ротонда и бриллиантовая брошка у Надежды Ларионовны могут быть завтра же, надо только вам согласиться несколько на иную комбинацию.

— На какую? Я на все согласен! Ротонда мне нужна до зарезу! — воскликнул Костя. — Говорите, что такое?

— А согласны, так, стало быть, и разговаривать нечего. Завтра же повезете ротонду Надежде Ларионовне.

— Но что же я должен сделать?

Шлимович опять сгримасничал и опять почесал пальцем подбородок.

— Мехового торговца и бриллиантщика я вам рекомендовать не могу, но могу свести с одним торговцем, который даст вам под вексель роялей и музыкальных инструментов. — Как роялей? Как музыкальных инструментов? Помилуйте! Да на кой черт мне музыкальные инструменты! — возвысил голос Костя, чуть не плача.

— Те-те-те… Остановитесь… Не раздражайтесь… — остановил его Шлимович. — Музыкальные инструменты всегда можно продать, и я берусь это вам устроить. Вам ведь деньги нужны.

— Конечно же… — проговорил Костя.

— Ну вот… Я и устрою.

— Голубчик, Адольф Васильевич, устройте.

Костя схватил Шлимовича за руку и спросил:

— Когда это можно все сделать?

— Чем скорее, тем лучше. Если вы имеете теперь свободное время, то едемте сейчас к этому человеку, который торгует музыкальными инструментами.

— Так едемте, Адольф Васильич, едемте! — засуетился Костя. — Я сейчас… Я только скажу старшему приказчику, что мне надо отлучиться.

Через десять минут Костя и Шлимович ехали на извозчике.