Солнце больше солнца

Игорь Алексеевич Гергенрёдер, 2016

В романе показано неожиданное: случай заражения простого селянина идеей мирового господства. Она превращает человечка в гордеца, который презирает себе подобных, делается беспощадным убийцей. При этом с ним счастливы женщины, знающие о его злодеяниях. Он становится свидетелем воссозданных по документам испытания атомной бомбы на населении Оренбургского края 14 сентября 1954 года и катастрофы в засекреченном Челябинске-40 29 сентября 1957-го. Книга предупреждает о том, что на пресловутом комбинате «Маяк» продолжаются аварии, которые пока удаётся скрывать, но пруды-отстойники переполняются ядерными отходами, ввозимыми из-за границы, и в любой момент может грянуть катастрофа, ужаснее предыдущих, включая Чернобыль. Случившееся ныне в Норильске придаёт роману особенную злободневность. Содержит нецензурную брань.

7

Спозаранок придя в сельсовет, Авдей Степанович Пастухов направился в кухню через холодную прихожую, постучал в дверь и, открывая её с пожеланием доброго утра, осёкся. За столом сидели друг против друга Неделяев и Обреев, у которого за спиной были связаны в локтях руки. Перед ним стояла кружка, в которую Неделяев опустил сухарь, поднёс ко рту связанного: тот откусил, стал жевать, меж тем как волостной милиционер повернул голову к вошедшему:

— У меня к вам дело, товарищ председатель сельсовета. Нужны запряжка и тулуп. Я свою лошадь под хомут не дам.

Кружка, по-видимому, с кипятком, стояла и перед Маркелом, рядом лежал второй сухарь. На Пастухова от печи наплывало тепло, за чугунной дверцей потрескивали горящие поленья. Дивясь на картину, он спросил милиционера, не сумев скрыть недовольства:

— Далеко ехать хотите? — и тут же нетерпеливо заговорил: — Что тут случилось-то? Надо бы мне знать, расскажите! Тулуп — куда ни шло, а лошадь и телега не стоят наготове…

Неделяев взял свой сухарь и, погружая его в кружку, принялся есть, не отвечая на вопросы Пастухова, сообщая лишь, что повезёт арестованного на ближнюю железнодорожную станцию, где стоит красноармейское подразделение и имеется ЧК. Авдей Степанович потоптался и, не услышав более ни слова, ушёл, решая, у кого из мужиков потребовать лошадь, у кого — телегу. Зима была в самом начале, снега выпало мало: сани не годились.

Спустя часа полтора из села выехала запряжка. Правил, сидя на передке, Илья Обреев, за его спиной полулежал в телеге Неделяев в тулупе поверх шинели, в казачьей с коротким серым мехом папахе, держал руку на положенной рядом винтовке.

День был облачный, тихий, с морозцем, колёса звонко дробили ледок мелких лужиц на окаменевшей дороге, которая уходила к горизонту по равнине, бело-сероватой от тонкого слоя снега, местами чернеющей островами пашни. До железнодорожной станции было двадцать пять вёрст.

Илья обернулся, выдохнул парок:

— Маркел! С охотой меня на смерть везёшь?

— А ты правильно сказал: вроде ты меня везёшь, а везу-то тебя я! — ответил, ёрничая, Неделяев. — И не надо меня трогать пустыми вопросами. Я знаю дело. Ты — вредный элемент!

— Какие слова-то узнал, да-а… этими словами тебя Москанин купил, — бросил, вновь обернувшись, Обреев. — Образованный человек жевал и тебе в рот клал, что пришёл твой праздник.

— Он и для тебя пришёл, но в тебе души не хватило на перемену жизни, — сказал с презрением Неделяев.

— Злобы у меня не было на тех, кто не виноват, — Илья предоставил лошади идти шагом и, глядя назад на полулежащего в телеге Маркела, выкрикивал:

— Кто виноват, что отец умер и оставил на мать меня и трёх девок? И что взял меня к себе дядя, который бить не уставал? Я от него убежал к чужим и учился и на плотника, и на шорника, и на кузнеца. Не все хозяева были злы, но только от Данилова я узнал справедливость. Скажи, что я вру и он не платил по договору? не кормил тем, что и сам ел? И этим он заслужил…

— А ну замолкни! — крикнул Неделяев, с угрозой берясь обеими руками за лежавшую рядом с ним винтовку.

Ему было против души слушать то, чего коснулся Обреев. Не то чтобы Маркел старался забыть март 1918 года. Претило, как может быть вывернуто происшедшее и подсунуто под нос.

Сырой ветреной мартовской порой в Саврухе заговорили, что поблизости объявились красные дружины, которые поступают с жителями как враги, ищут, у кого что можно забрать, и забирают.

Раньше в ходу была мысль, что красные воюют только с казаками. Кто из селян вникал, почему Оренбургское казачье войско во главе с атаманом Дутовым признавало Временное правительство законной властью, а коммунистам, совершившим Октябрьский переворот, не подчинилось? Коммунисты кричали, пели, трубили о революции, а против них был создан Комитет Спасения Родины и Революции.

В Оренбуржье, помимо казаков, русских крестьян и горожан, жили переселенцы с Украины, башкиры, татары, казахи, другие народности, и от каждой, от каждого местного самоуправления вошли представители в Комитет. Как и представители всех партий — от конституционных демократов (кадетов) до эсеров и меньшевиков.

При этом, однако же, многим жителям изобильного края было невдомёк, что спасение Родины и Революции означает спасение, по меньшей мере, уклада жизни, без которого твоё жильё, твоё имущество уже не будет твоим, как прежде.

В то время дом Фёдора Севастьяновича Данилова глядел на обширный двор всеми пятью окнами, жестяная крыша была выкрашена зелёной краской. В хлеву мычал бык, из свинарника доносилось хрюканье.

Около полудня Маркел повыгреб из овчарни помёт, пошёл было в дом, как вдруг во двор въехал всадник в городском пальто, в беличьей шапке, за ним ещё несколько: те в шинелях, за спиной — винтовки. Человек в пальто сошёл с лошади на тающий снег, поглядел на амбар, конюшню, овин, на другие добротные хозяйственные строения, после чего окликнул Маркела, который следил за ним с любопытством:

— Парень! Ты кто?

— Работник.

— Тогда дай пожать тебе руку, — сказал незнакомец без улыбки, неспешно стягивая с правой руки перчатку, стоя на месте.

Конники разъезжали по двору, один поторопил парня:

— Позвали — подойди!

Тот с опаской приблизился к человеку в пальто, который взял его чуть приподнятую руку, крепко пожал.

— Как зовут?

Парень назвался.

— Погляди, Маркел, — человек указал взглядом на конников: — Видишь красные повязки у них на рукавах? Уважай и люби этот цвет. Это знак борьбы за права рабочих и всех бедняков.

Из дома вышел Данилов во всегдашней поношенной поддёвке, направился к незнакомцу лёгким скорым, несмотря на годы, шагом.

— Здравствуйте! — он на миг чуть наклонил голову, не протягивая руки. — По какому делу?

— Покамест посторонитесь! — приказал, мотнув головой вправо, человек в пальто, и Данилов уступил ему дорогу.

Он неторопливо пошёл к крыльцу.