Солнце больше солнца

Игорь Алексеевич Гергенрёдер, 2016

В романе показано неожиданное: случай заражения простого селянина идеей мирового господства. Она превращает человечка в гордеца, который презирает себе подобных, делается беспощадным убийцей. При этом с ним счастливы женщины, знающие о его злодеяниях. Он становится свидетелем воссозданных по документам испытания атомной бомбы на населении Оренбургского края 14 сентября 1954 года и катастрофы в засекреченном Челябинске-40 29 сентября 1957-го. Книга предупреждает о том, что на пресловутом комбинате «Маяк» продолжаются аварии, которые пока удаётся скрывать, но пруды-отстойники переполняются ядерными отходами, ввозимыми из-за границы, и в любой момент может грянуть катастрофа, ужаснее предыдущих, включая Чернобыль. Случившееся ныне в Норильске придаёт роману особенную злободневность. Содержит нецензурную брань.

29

Парням изо дня в день попадались жёлто-коричневые лисички, беловатые маслята, сине-жёлтые сыроежки, красноватые рыжики и разные другие грибы, а потом пошли всё больше золотисто-медовые зимние опята. Холодеющие ночи упреждали о близящейся зиме, в камельке до утра горел валежник. Какая-нибудь из подруг, в то время как остальные трудились по хозяйству, привозила хлеб, сливочное масло, яйца. И новости.

31 октября 1918 года наступавшая со стороны Самары 24-я Симбирская дивизия красных, которую они именовали Железной, вошла в Бузулук. Парни узнали: красные показались в Саврухинской волости, а, значит, белым вряд ли до того, чтобы ловить нежелающих идти в их армию. Придут комиссары — объявят свою мобилизацию, но всё же нельзя не навестить дом. И ждут дела, для каких надобны мужские руки, и не отмахнуться от ясного, как день: красные, застав в доме одну девку, непременно уведут коней, зарежут корову, а односельчане довершат опустошение. Само собой понятно, что и при хозяевах-мужиках коммунисты не постесняются с реквизицией, но им можно будет сказать про Москанина, — имущество парням и Марии выделила советская власть.

И парни, через неохоту, возвратились из леса домой, стали чистить хлев и конюшню, домолачивать хлеб.

Прошло с неделю; в холодный, с порхающими снежинками ноябрьский полдень Илья и Маркел на гумне оправляли омёт, а когда вышли из-за него, увидели троих военных около конюшни. Приблизившись к ним, парни заметили у них на папахах красные звёздочки. Два красноармейца придерживали рукой ремни висевших за плечом винтовок, третий был в офицерской, со срезанными погонами, шинели на меху, винтовки не имел, кобура чёрной кожи на поясе сбоку окончательно подтверждала, что он не рядовой. Этот человек уже успел заглянуть в конюшню и стоял, поджидая Илью и Маркела. Шинель была для него чересчур длинна, на большом лице печатью лежала строгость.

— У белых в какой части служили? — спросил он парней придирчиво-грозным тоном, переводя с одного на другого требовательный взгляд.

— Не-е, мы у них не служили, мы скрывались, товарищ, — сказал с теплом в голосе Илья и улыбнулся.

— А не врёшь? — отрывисто бросил военный, явно любящий устраивать выволочку.

Обреев, став собранно-сосредоточенным, произнёс:

— На такие вопросы я не вру! — и убеждённо-сурово добавил: — Нельзя!

Он напустил на себя почтительный трепет перед красным начальником, что тот принял как должное и привычно повысил голос:

— Я провер-рю!

Упёр тяжёлый взгляд в Маркела:

— Сам не богатырь, а шея толстая, что молчишь? Робкий?

— Я не по робости к белым не пошёл, — твёрдо заявил Маркел и заключил пренебрежительно: — Нужны они мне!

— А им ты так о нас говорил! — произнёс красный, напирающе крикнул: — А-аа?! Не-ет?!

— Никогда! — крикнул вдруг и парень в душевном подъёме. — У них на уме элеваторы, дороги, ну, может, больницы тоже. А идея мировой силы?!

Красный начальник, не вникая, обрезал:

— Ладно! Проверю!

Пошёл по двору, кивнул на баню и флигелёк, которые стояли без крыши, чернея обугленными поверху стенами.

— Почему горело?

Илья заговорил доверительно-сердечно:

— Мы тут были батраками, а когда весной пришли красные товарищи, они дали нам пользоваться, — он указал взглядом на конюшню, на хлев, пояснил: — нам двоим и кухарке — двух, значит, лошадей и корову. Ну, прочих лошадей, скот и хлеб взяли. А при белых, — продолжил парень уже мрачно, с нотой осуждения, — здешние богачи по своей зависти сделали поджог.

— А хозяин-то где? Сбежал? — произнёс начальник резко, со злобой на хозяина.

Илья потупился — вмешался Маркел.

— Расстрелян! — сказал он с важностью. — Красный командир товарищ Москанин исполнил.

Начальник уставился на парня.

— Ну что, — обронил в затруднении, не находя, видимо, повода прикрикнуть на него, но тут же нашёл, на кого излить гнев: — Кто поджигал — покар-раем!

Он обернулся к двоим красноармейцам:

— Поглядите, сколько зерна в амбаре!

И кинул Илье и Маркелу:

— Пошли в дом!

В горнице, расстегнув шинель, достал из внутреннего кармана свёрнутую пополам пачку листков, карандаш, положил на стол, рядом поместил пояс с кобурой. Илья принял у строгого пришельца шинель, под ней на том оказалась тужурка серой замши.

Усевшись за стол, начальник записал фамилию парня, имя и «как по отцу», вывел дату рождения. Стоявший по другую сторону стола Маркел проговорил тоном некой особенной серьёзности:

— Вот тут, где вы, сидел товарищ Москанин Лев Павлович. Вы его знаете?

Пришелец поднял от бумаг испытующий взгляд:

— Когда он тут был?

— В самую весну, с ним было много товарищей, он у нас проводил революцию… — начал Маркел воодушевлённо, в порыве говорить, говорить о Москанине, но сидящий за столом перебил:

— Весной мы далеко отсюда воевали! — держа карандаш короткими пальцами, приказал: — Отвечай по вопросам!

Он записывал ответы Маркела и, услышав, что тому недавно исполнилось восемнадцать, выкрикнул грубо и едко:

— Сколько?! Тебе по лицу — полных двадцать два!

Парень молча вышел, принёс из своей комнаты метрическое свидетельство. Начальник прочитал его, сказал:

— Ты, умный, и ты! — глянул на Илью. — Завтра в семь утра вам быть на площади! Там все годные соберутся. Пойдёте за мной в село Боровое, там дадут назначения.

Надев шинель, сказал как выбранил парней за проступок:

— Сейчас прибудут наши с подводами — сдадите продразвёрстку! И одну лошадь мы заберём!