Солнце больше солнца

Игорь Алексеевич Гергенрёдер, 2016

В романе показано неожиданное: случай заражения простого селянина идеей мирового господства. Она превращает человечка в гордеца, который презирает себе подобных, делается беспощадным убийцей. При этом с ним счастливы женщины, знающие о его злодеяниях. Он становится свидетелем воссозданных по документам испытания атомной бомбы на населении Оренбургского края 14 сентября 1954 года и катастрофы в засекреченном Челябинске-40 29 сентября 1957-го. Книга предупреждает о том, что на пресловутом комбинате «Маяк» продолжаются аварии, которые пока удаётся скрывать, но пруды-отстойники переполняются ядерными отходами, ввозимыми из-за границы, и в любой момент может грянуть катастрофа, ужаснее предыдущих, включая Чернобыль. Случившееся ныне в Норильске придаёт роману особенную злободневность. Содержит нецензурную брань.

4

Неделяев, сидя в седле, смотрел на тело под дубом с затаённым торжеством. У командира отряда, по-молодому несдержанного, исказилось лицо, лошадь под ним подалась назад гладким крупом.

— Ты зачем голову отрезал? — парень вглядывался в Маркела с гадливо-злой подозрительностью.

Тот молчал, презрительно думая: «Нет в тебе переживания за идею мировой силы и оттого нет моих чувств».

Командир сошёл с лошади, нагнулся над обезглавленным телом, осмотрел.

— Он был раненый и ничего не мог. Куда ты голову дел?

Неделяев объехал дуб, указал рукой на лежащую на земле голову.

Командир, подойдя и поглядев, с враждебностью приказал Маркелу:

— Возьми, отнеси к трупу, положи вверх лицом!

Съехавшиеся курсанты наблюдали, как Неделяев, спешившись, поднимает одной рукой за волосы голову, огибает дуб и опускает её у обезображенного тела — в кровь, натёкшую из перерубленных сосудов шеи.

Командир отряда, приняв важный вид, произнёс:

— Это действительно Кережков! — и обратился к курсантам: — Кто ещё видал его раньше? Это он?

Двое после осмотра подтвердили; о том же говорили документы, найденные в карманах кителя.

Неделяеву было приказано сдать оружие — один из курсантов взял его винтовку, шашку и принадлежавший Кережкову пистолет.

— Разберутся с тобой, откуда у тебя интерес — вытворять… — объявил Маркелу командир.

Он вынул из планшета бумагу, карандаш и записал: «28 сентября 1920 г. в 2 часа дня 10 минут в 5 верстах от деревни Маховки, где примечаема группа дубов, под самым большим обнаружен труп Кережкова, убитого самовольно и без свидетелей курсантом Неделяевым».

Положив документ в планшет, командир вскочил на лошадь, приказал троим курсантам охранять тело и отправился с отрядом в деревню Елшанку. Там Маркела заперли в сарае около избы ревкома, поставили часового, а за останками Кережкова была послана подвода. Через два дня их осмотрели приехавшие в деревню следователи уездной и губернской ЧК и распорядились закопать не на кладбище, а в степи.

Неделяева допрашивал следователь с двумя помощниками. Его интересовало, почему Маркел отделился от отряда.

— Тут значение идейное… — медленно проговорил Неделяев и многозначительно умолк, выдерживая взгляд следователя.

— Отвечайте яснее! — приказал тот.

— Я понимал, что от этого врага — самый большой вред. Такое у меня понимание вредных идей, — убеждённо уведомил чекиста Маркел. — И я знал, что достану его… — он ушёл отвлёкшимся взглядом в недоступную другим даль и счастливо улыбнулся.

Затем проговорил рассудительным голосом:

— Они двое от нас уходили — Кережков и его ординарец. И я как увидал лошадь без ездока, а недалеко — дубы, — ну, думаю, он под ними захотел скрыться.

— Почему не мог быть ординарец? — въедливо сказал следователь, не сводя глаз с допрашиваемого.

— Ординарец — это не то. Дубы подходят Кережкову! — произнёс Неделяев как о чём-то, понятном именно ему, лицо тронула самодовольно-хитрая улыбка.

Следователь переглянулся с помощниками. На вопрос, стрелял ли в него Кережков, Маркел ответил:

— Да нет, у него уже патронов не было. А дамский пистолетик он для себя приберегал. — Малый вдруг привстал с табуретки, отводя в сторону правую руку, глаза побелели: — О-о-ох, принял бы он от меня…

— Ты, не имея приказа, хотел его убить?

Маркел шмыгнул носом, как-то враз ослабел, опустился на табуретку.

— Ты коммунист и не сознаёшь — от него живого было бы больше пользы, чем от мёртвого? А как его потом покарать — есть кому принять решение! — проговорил следователь хлёстко, отрывисто и добавил с ледяной угрозой: — С какой целью ты хотел устранить его от суда?

Неделяев прижал к груди руки, сморщил лицо, обращаясь к троим:

— Товарищи, я со злостью на него не совладал! не осознавал тогда, а теперь сознаю ошибку…

Чекисты помолчали, следя за ним. Следователь произнёс:

— Учитываем твою молодость, незрелость характера. А что ты ему голову отрубил — это был у тебя припадок.

Маркел надулся:

— Я не припадочный.

— Отрубил, понёс за дерево — для чего? зачем?

— Ну, нашло на меня!

— То-то и оно! — кивнул следователь и опять переглянулся с двумя своими.

Неделяева освободили. На собрании партийной ячейки секретарь, сжимая кулак и постукивая им по столу, говорил Маркелу:

— Ты по молодости сделал глупо и должен понять свою глупость. Вот узнали бы в деревне, что ты сделал, и стали бы разносить: коммунисты мёртвым отрезают головы…

Неделяев, потупившись, твердил, что признаёт ошибку, при этом думая о секретаре и других собравшихся, которые тому поддакивали: «Вы — коммунисты сегодняшнего дня, и все ваши заботы и мысли — в этом дне. А я — человек завтрашних сил коммунизма, и то, что я такому врагу голову отсёк, будет тогда правильно пониматься как боль за идею всемирного могущества!»

Из партии его не исключили, но ошибочный поступок поставили ему на вид. И по окончании курсов, хотя он был одним из лучших на занятиях, ему не присвоили командирское звание. Секретарь партийной ячейки позвал его к себе, и Неделяев узнал, что должен завтра в три часа зайти в губчека. Глядя в бумажку, секретарь назвал номер кабинета и фамилию человека, к которому надо явиться.

Человек, сидя за столом, читал бумаги; он был вроде бы нестар, но с морщинистым лбом и седыми висками. Бегло кивнув вошедшему Маркелу на стул, снова занялся чтением, затем убрал бумаги в стол.

— Вы нам известны, — произнёс удовлетворённо, как если бы ему было очень нужно узнать что-то о Неделяеве и он это узнал.

В кабинете повисло молчание. Маркел двинулся на стуле, потёр ладонями колени.

— Я вашим товарищам на всё ответил полностью, — сказав это, он душою перенёсся в те минуты, когда объяснял следователю своё понимание особо вредных идей, а самого обуревала заветная великая идея. Сейчас то же чувство подзадорило его: — Сколько ещё вокруг врагов! Примите меня к вам служить, поручите уничтожать их! — он глядел на чекиста широко раскрытыми глазами, стремясь выразить самую истовую преданность.

Тот ведал кадрами и как раз и собирался дать Неделяеву должность: выворачивать у арестованных нутро, приговорённых оделять последним шлепком. Но Маркел своей резвостью подвёл себя под поступающие сверху предостережения: о вреде излишеств в страстях (в садистских — тоже).

— Люди у нас имеются, — сухо сказал нестарый человек с морщинистым лбом.

Неделяев в обиде ждал, что тот скажет ещё. Хотелось выказать гордость и ум, но не хватало духа: был неодолим страх от того, где он находится.

— Никто не видел, как вели себя вы и Кережков перед его смертью. Всё ли так, как вы рассказали? — промолвил чекист с едкостью недоверия.

Маркел всё время помнил о прокламациях, которые взял из руки Кережкова и сунул в карман. Он не сказал о них командиру отряда, молчал и потом и произнёс сейчас клятвенным тоном:

— Как оно было, так я отвечал и могу повторить!

— Что же, если вдруг что-то припомните — такое бывает, — придите и скажите нам. Для вас это будет лучше, — неспешно и властно проговорил чекист.

У Маркела взыграло ретивое от чувства, что он недооценён.

— Вы вот говорите — у вас имеются люди против всех опасных врагов. Но те идеи, которые сеял Кережков, живут! И чтобы их победить — очень много надо устроить! Нужно установить всемирное могущество — только тогда идеи Кережкова посрамятся!

Чекист подумал: «Ишь, как тянешься к роли повыше!» Бросил жёстко:

— Не надо себя считать умнее других! Мелко плаваешь пока! — и заключил с неприязнью: — Свободен!

Неделяев из губчека сразу же пошёл к секретарю партийной ячейки. Тому было весьма любопытно, зачем Маркела вызывали. Передав краткий разговор с чекистом, парень нервно и оскорблённо пожаловался:

— Я служить хочу, и что мне теперь — землю пахать или на рабочего учиться? Я же оружием владею!

Секретарь сделал значительное лицо:

— Я поговорю с партийными товарищами в милиции. Я знаю — им нужны непьющие.

И вскоре Неделяев получил документ «уполномочен надзирать за порядком в волостном селе и во всей волости…» Село, куда, по его просьбе, он был послан, была его родная Савруха.