Страшная сказка

Виолетта Векша, 2022

Что делать, если твоего любимого обвиняют в чудовищном преступлении? Что делать, когда твой привычный мир рушится и ты понимаешь, что все, что произошло с этим милым тихим городком – последствия твоей слепой, разрушительной любви? Софи предстоит сделать чудовищный выбор: либо внять голосу рассудка и послушать свою мать, отношения с которой уже давно балансируют на грани ненависти и далекого чувства детской привязанности, либо, отрекшись от семьи и правосудия, с головой окунуться в пучину темной страсти, в которую ее умело затягивает молодой человек. Только когда в ее любимом городе жертв становится все больше, Софи понимает, что у нее есть лишь один выход…

Глава 8

Сидя следующим утром на кухне в ожидании чая, я всем нутром ощущала волнение, я улыбалась — совсем каплю, но мать заметила мою полуулыбку, или, быть может, ей не внушил доверия блеск моих сияющих глаз.

— Ты почему такая счастливая?

Я оторвала глаза от тарелки с овсянкой.

Ах-х, а я так надеялась, что ее «обет молчания» затянется на недельку-другую.

— Сегодня воскресенье, — буркнула я неопределенно.

Мать с подозрением посмотрела на меня. Потом она подошла к окну, открыла дубовые ставни, на которых еще виднелась необлупленная вишневая краска, и заглянула во двор. Я увидела, что небо было чистого голубого оттенка — оно так и манило пройтись пешком или погонять на велосипеде пару миль.

— Ты никуда сегодня не пойдешь. Захочешь подышать свежим воздухом — выйдешь во двор. И ни шагу за калитку, поняла?

Я повела бровями и ничего ей не ответила. Как скажешь, мама.

По радио снова играла классика — на этот раз Людвиг ван Бетховен, Девятая симфония, если не ошибаюсь (почему-то именно классическая музыка шла по радио без помех и перебоев). Нужно сказать, что слова матери нисколько не убавили моего оптимизма. Я-то знала, что Марк свое обещание выполнит, что он человек слова, что он не такой, как остальные мужчины.

— Я буду следить за тобой весь день, девочка, — сказала мать, поддергивая мышцами лица. Можно было подумать, что у нее начался нервный тик или что-то в этом роде. — Не сомневайся, я прослежу, чтобы в девять вечера ты лежала в своей постели.

Я прослежу, чтобы в девять вечера ты лежала в своей постели… Как будто с узницей разговаривает, честное слово.

Мать прошлась по кухне, потянулась было к чашкам, но, увидев, что они чистые, отпрянула от них. Ее глаза с лихой скоростью перебегали с одного предмета на другой, она будто боролась с чем-то внутри себя. До меня донеслось что-то похожее на «это слишком, слишком… хотя почему бы и нет?»

Вдруг она резко остановилась посреди кухни, так и не присев на стоящий рядом стул. Женщина уставилась в одну точку, ее глаза широко расширились — так, будто она пришла к какому-то решению.

— Я запру тебя на ночь, — сказала она, глядя по-прежнему пустым взглядом перед собой.

— Что?

Что, блин?

— Сегодня в девять часов вечера я запру тебя на ночь в твоей комнате. Утром, в восемь, открою, — повторила она, не сдвигаясь с места.

Взгляд остекленевший, глаза поддернуты мглистой пленкой.

— Что ты сделаешь? Повтори, пожалуйста, — сказала я, все еще надеясь, что это шутка.

— Ты слышала. А сейчас доедай кашу и иди помоги мне на улице.

Я не шевельнулась.

— Ты не имеешь на это права.

— Я твоя мать, и у меня достаточно на это прав!

— Мне девятнадцать, я — совершеннолетняя. У тебя нет таких прав, — возразила я, чувствуя, как колотится всё внутри.

Так она мне мстит за пощечину, догадалась я.

— Ошибаешься, дорогая. Пока ты живешь под моей крышей, ешь еду, которую я готовлю, и носишь одежду, которую я для тебя покупаю, я имею на тебя любые права.

— Я прекрасно могу питаться и одеваться за свои деньги.

— Можешь, конечно, но ведь не делаешь этого, — сказала она, с триумфальным вызовом усмехаясь.

Усмехаясь! Да она издевается надо мной.

Я сжала челюсти так сильно, что у меня от напряжения начала болеть голова. Горячая ирландская кровь матери в одно мгновение взбурлила в моих жилах, бросившись в лицо волной раскаленного жара.

Конец ознакомительного фрагмента.