Дары леса

Алексей Бачаев, 2019

Однажды в комнате моряка поселяется необычная лесная гостья. Это событие взбудораживает весь городок, ввергая его жителей в пучину сомнений и страстей. Что страшнее – пьянство и разврат или вера в невозможное? Мужчину ставят перед выбором: либо он живет с людьми и прогоняет прочь от себя то создание, которое стало для него дороже солнечного света, либо сам убирается прочь. Выбор оказывается не простым.

Двое мужчин, один с густой рыжей щетиной и в потрепанной кожаной куртке, другой в рваной рубашке и с очками, подошли к двери старого каменного дома. Дом стоял на узкой улице, насквозь пропахшей гнилью и дымом дешевых сигарет. В нескольких распахнутых окнах горел огонь. Помимо этого огня улицу освещал один единственный фонарь, чей тусклый свет падал на почерневшие стены и на взгорбленую, словно хребет собаки, каменную мостовую, вырисовывая их очертания среди тьмы и вечерних звезд. Также среди тьмы вырисовывалось две физиономии мужчин. Они Улыбались, как обычно всегда улыбаются пьяные угрюмой улыбкой. Толкнув ногой деревянную дверь, мужчина в куртке нырнул в дверной проем и исчез во тьме лестничного пролета. Его друг постоял еще несколько мгновений, словно чего-то дожидаясь, а потом исчез там же. Лежавший у дверей пес приоткрыл глаза, но почти тут же закрыл их обратно.

Оказавшись внутри, мужчина в куртке поджег спичку. В свете огня появились очертания его друга и узкой винтовой лестницы. Она так резко уходила наверх, что удобнее всего взбираться по ней было на четвереньках. Помимо лестницы спичка осветила еще и старика с взъерошенными волосами, который стоял с выставленным вперед карабином почти пред гостями. Прикурив папиросу, мужчина потушил спичку и бросил ее в сторону. Очертания лестницы и старика с карабином тут же исчезли, остался лишь огонек сигареты.

— Там кто-то есть! — объявил старик. Лица его не было видно, и пьяный голос его словно рождался темнотой.

— Где? — уточнил мужчина в куртке хриплым голосом.

— В темноте. — ответил старик.

— Темнота это… это как стоять рядом с зеркалом. — просветил всех мужчина в очках.

— Почему?

— В темноте и в зеркале никогда ничего нет, но там всегда что-то есть.

— Так есть или нет? — уточнил мужчина в куртке. Папироса его нервно шевелилась во тьме.

— Скорее есть. Да, там всегда что-то есть. Должно быть.

После этих слов друга, мужчина в куртке достал револьвер и два раза выстрелил наугад в темноту.

— Все, теперь там больше никого нет. — заключил он и издал похожий на смех звук. После этого мужчина стал взбираться по лестнице, то и дело хватаясь рукой за что-то противное и чертыхаясь. Старик тоже издал похожий на смех звук и больше ничего.

Через пару пролетов сигарета мужчины в куртке столкнулась еще с одной сигаретой. Она горела в темноте и не шевелилась. Она была так бездвижна, словно ее приколотили к стене. Сигарета мужчины, напротив, дергалась из стороны в сторону, словно бьющийся об окно мотылек.

— Джо здесь? — спросил мужчина в куртке.

— Какой Джо? — спросил его в ответ тонкий женский голос.

— Тот единственный Джо, который живет здесь. В этом вонючем доме.

— Я не знаю никаких Джо. А как тебя зовут? — ответил голос с нежностью.

Мужчина в куртке опять достал спичку и зажег ее. В тусклом свете огня вырисовалось лицо женщины с коротко стриженными волосами, наивной улыбкой и с усталым взглядом. Она курила, опершись о стену. Курила и улыбалась.

— Элейн, ты? Что значит, что ты не знаешь никаких Джо?

— То и значит, что я никого не знаю. И не собираюсь знать, сколько бы их здесь ни было, этих Джо.

— Джо поэт — подсказал мужчина в рубашке. Его очки поблескивали в свете горящей спички. — Он здесь живет.

— Ах, поэт! — рассмеялась девушка так, как будто это было невыносимо смешно — Не люблю поэтов, от них всегда становится тошно. Еще тошнее, чем от мятных сигарет.

— Так он здесь? — ответил ей мужчина в куртке. Спичка его погасла, догорев до конца. На лестнице опять стало темно.

— Что вам от него нужно?

— Поцеловать хотим.

— Может ты меня лучше поцелуешь?

Мужчина в куртке ничего не ответил, он развернулся и подошел к одной из дверей, после чего несколько раз ударил в нее кулаком.

— У Джо подружка, не думаю, что он будет вам рад. Если хотите, можете выпить со мной. Правда Боб выкинул меня сюда, так что присесть я вам скорее всего не предложу. — проговорила девушка, затягиваясь. В глазах ее тускло отражался огонек сигареты и клубящийся над ней дым.

— У Джо подружка? — удивился мужчина в рубашке. — Наверное и корабли уже по небу поплыли…

Все не понимая уставились в темноту, откуда доносился голос мужчины в рубашке.

— Это аналогия такая.

— Чего?

— Аналогия. Слово такое.

— Красивое слово. Только непонятное. Энни сказала про подружку, я сама не видела. И не слышала. Слышно всегда только Джо и больше никого не слышно.

— Джо, открывай, сукин ты сын! Мы пришли веселить тебя, и ничерта ты от нас не отделаешься, пока не высунешь сюда свою кислую рожу. — прохрипел мужчина в куртке. Сгоряча он так ударил по двери кулаком, что та открылась. Воцарилась тишина. В этой тишине слышалось лишь потрескивание сигареты, ерзание, засунутой в карман, руки мужчины в рубашке и мерный мужской голос, который едва слышно доносился из открытой двери:

— А вчера заплелось в гости солнце

Сверкать в моем окне.

Я сжарил его с перцем и виски

На чугунной сковороде.

Голос был хриплым, важным и невероятно выразительным.

— Упаси нас боже от этой чертовщины… — простонал мужчина в рубашке.

Гости протиснулись внутрь и стали пробираться через темный коридор на голос.

— Жалко только, что океан

Не научился ходить.

Не то бы я и его

Успел за стол усадить…

Дойдя до небольшой, прокуренной комнаты, в которой стоял стол, маленькая кровать и два кресла, укрытых старыми заплатаными тряпками, гости остановились. Следом за ними вошла и девушка, которая тоже остановилась. Все они замерли. Тусклый свет керосиновой горелки плясал на их остановившихся в изумлении лицах, словно на каменных изваяниях. Даже рука мужчины в рубашке перестала ерзать и застыла в кармане, неестественно согнувшись, словно подстреленная шиншилла.

Перед гостями, растянувшись в одном из кресел, сидел Джо. Его сутулые плечи покрывал сотню раз заплатанный, растянутый пиджак. Босые грязные ноги были протянуты и водружены на валявшийся подле ящик. Вся его несуразная фигура была словно насмешка над естеством. Но одновременно с этим в фигуре этой читалось и прежнее, утерянное благородство. В глазах Джо горел огонек, и от одного огонька этого вся комната наливалась жизнью. Его длинная, немытая шевелюра была собрана в пучок за головой, а борода выстрижена. В руках его были блокнот с записями и сигарета. Рядом с ним, в другом кресле, сидела женщина небольшого роста. Сидела она не как сидят люди, а поджав ноги под себя. Она была худа и едва одета. Весь ее наряд состоял из одного тонкого платья, которое свисало с хрупких плеч и едва доставало до колен. Волосы ее были совершенно белыми, и кожа у нее тоже была белой, какая всегда бывает у лесных дриад. Глаза ее были ярко зеленого цвета и, казалось, сияли во мраке комнаты, словно два лесных огонька. Она смотрела на гостей взглядом, встревоженной среди сна, лисицы.

Мужчина в рубашке сначала пробовал смотреть на девушку, но потом зажмурил глаза и окрестил себя святым знамением. Элейн удивленно улыбалась и не могла оторвать взгляд от дриады. Мужчина в куртке переложил сигарету из одного уголка рта в другой.

— Она что, фея? Такая красивая! — не сдержалась наконец Элейн.

— Это не фея, это сатана. — осведомил ее мужчина в рубашке. Он опять открыл свои глаза, и они заметались по комнате, словно застигнутые врасплох мыши.

— Это какая-то лесная шлюха. — заключил мужчина в куртке, еще раз переменив положение своей сигареты.

— Я называю ее Анни. — заявил Джо спокойным голосом. Он вел себя так, как будто рядом с ним никто не сидел. — так звали одну из моих кошек, и у нее были точно такие глаза.

— Так ты что, фея? У тебя такие красивые волосы! — обратилась Элейн к Анни. Но та ничего не ответила, и даже лицо ее не переменилось.

— Она ничего не говорит. — объяснил Джо, убирая в сторону блокнот.

— Где ты взял ее? Я знал, что твои стихи тебя до чертей однажды доведут, но это перебор… — усмехнулся мужчина в куртке.

— Я нашел ее в лесу, когда охотился. Она попалась в капкан, прямо ногой…

— Ножки у нее ничего… — перебил мужчина в куртке.

— Я помог ей, а потом она увязалась за мной, как репей. Так и дошла до дома. Я не стал ее прогонять, с чего… Пускай… Она сидит, не мешает. Она ведь прекрасна, что скажешь, Берн? Она красива, как цветок.

— Она прекрасна, Джо, но она лесная тварь. — ответил мужчина в куртке, которого все звали Берн.

— Место ее в огне преисподней. — добавил мужчина в Рубашке, только что придя в себя и дочитав молитву. — Такие как она выпивают души и превращают людей в мертвяков. Джо, ведь ты еще не мертвяк?

— Что ты несешь, Гарди? Какой еще мертвяк?

— Мертвый мертвяк. — ответил Гарди.

— Она — зло. — добавил Берн, ухмыляясь с одобрением.

Да бросьте. — успокоил всех Джо. — Какое, к черту, зло? Вы на свои рожи посмотрите. Да в сравнении с вами сам сатана ребенок! С вами, демоны, одним переулком идти бояться. Посмотрись в зеркало, Гарди, на тебя с минуту посмотришь — так точно с душой расстанешься.

— Ее место в лесу, Джо. А твое — с нами, в кабаке. Роджер всех угощает сегодня, так что давай поднимай свой зад.

— Не навлекай проклятие на род человеческий, Джо. Я слышал кучу историй. Стоит тебе связаться с этими лесными исчадьеми — и все, крышка. Эта тварь сейчас только и думает, чтобы высосать твою душу. Всю до донышка.

— Еще раз ты назовешь ее тварью, Гарди, и я тебя отсюда вышвырну, будешь под дверью проповедовать. — ответил Джо. Рука его уже дрожала.

— Джо, это не меня ты должен выкинуть, а ее. Ты хоть слышишь себя, что ты несешь? Это все ее чары, я говорю тебе, Джо, это все она. Очнись, пока не поздно.

— А мне она нравится. Она милашка. — подала голос Элейн.

— Красота. — подтвердил Берн.

— Помилуй нас всемогущий. — окрестил себя знаменем Гарди. — Да она только и хочет тебя очаровать, Берн, а потом засунет тебе свои щупальца прямо в глотку и вывернет наизнанку, как рубаху. Старый Грем однажды пошел в лес и пришел оттуда без обоих глаз…

— Старый Грем даже не дошел бы до леса. Он дошел до Уны, вот оттуда и приполз без глаз. Все это знают.

— Ты не слушаешь меня, Джо, а зря. Помянешь ты еще святое писание, а…

— С каких пор ты стал таким святошей, Гарди? — перебил Джо. И с чего ты взял, что я чего-то боюсь? Чего мне бояться, Гарди, да у меня и так уже никакой души не осталось. Этот проклятый город уже вытащил из меня всю душу и оставил там одну только грязь и плесень, так что можешь за меня не печься. Когда черти бросят меня в огонь, во мне и гореть будет нечему. Будь спокоен, Гарди, и не сомневайся, я уже пропал и еще сильнее мне не пропасть. Мне просто нравится, что она сидит здесь. Не знаю даже, для чего. С ней мне хорошо. Она слушает мои стихи в отличие от всех вас. Всем я нужен только с деньгами и с выпивкой, а ей ничего от меня не нужно.

— Это так мило! — улыбнулась Элейн.

— Ты совсем свихнулся, Джо. Хорошо видно тебя эта тварь обработала. — заключил Гарди.

— Пойдем с нами Джо. Пойдем напьемся, и все отойдет. Ты, видно, давно не напивался. — предложил Берн. — Какая — то даже рожа у тебя стала не та, смотрю и не узнаю.

— Давай вышвырнем эту тварь и напьемся. — в свою очередь предложил менее сдержанный Гарди.

После этих слов Джо встал, взял за шиворот Гарди и выволок его из своей комнаты, выкинув за дверь. Потом он вернулся и сел обратно в кресло, как ни в чем не бывало.

— Убирайтесь, или я вас тоже отсюда выкину. — объявил он сдержанным голосом. Нимфа все так же сидела, застыв в кресле и не подавая никаких звуков. Лицо ее было напуганным. Огонь плясал по изумленным лицам оставшихся гостей, придавая им все новые и новые очертания.

— Пойдем, Элейн. — прохрипел особенно злобно Берн. Он прикурил еще одну сигарету и пошагал к выходу.

— Она очень милая. — проговорила Элейн, а потом тоже развернулась и направилась к выходу, исчезнув в темноте коридора.

***

Солнце поднялось над черепичными крышами домов и пробудило город. Всюду началась возня. Торговцы и рыбаки перекрикивались на пристани, а по узким, сырым улочкам, над которыми клубился пар, метались повозки и прохожие. Все вокруг наполнилось жизнью, и даже стены домов, казалось, зашевелились и заговорили.

На одном единственном окне, сквозь которое Джо мог смотреть из своей комнаты на всю эту утреннюю возню, сидела Анни. Она как всегда поджала ноги под себя и заслоняла от Джо серую картину городских крыш. На лице ее горела наивная улыбка. Зеленые глаза ее метались поочередно то к кипящему чайнику, то к стоящему у мольберта Джо.

Конец ознакомительного фрагмента.