Страшная сказка

Виолетта Векша, 2022

Что делать, если твоего любимого обвиняют в чудовищном преступлении? Что делать, когда твой привычный мир рушится и ты понимаешь, что все, что произошло с этим милым тихим городком – последствия твоей слепой, разрушительной любви? Софи предстоит сделать чудовищный выбор: либо внять голосу рассудка и послушать свою мать, отношения с которой уже давно балансируют на грани ненависти и далекого чувства детской привязанности, либо, отрекшись от семьи и правосудия, с головой окунуться в пучину темной страсти, в которую ее умело затягивает молодой человек. Только когда в ее любимом городе жертв становится все больше, Софи понимает, что у нее есть лишь один выход…

Глава 5

Дверь поддалась легко — кто-то, кто был здесь последним, не знал о маленькой хитрости нашего дома: чтобы дверь плотно закрылась, ее нужно было сильно, с большим нажимом, прижать к дверному косяку. В прихожей я увидела льющийся из гостиной яркий свет, из-под прикрытой двери доносились возбужденные голоса. Очень тихо я повернула налево и вошла на кухню. Там я налила себе клюквенного морса, который мать приготовила еще утром, залпом выпила целый стакан, подошла к окну и открыла его. Дул восточный ветер, приносящий на своих крыльях ароматы полевых цветов, ночь была тихая, ясная; чудесная ночь. Вдыхая пьянящий запах, я чувствовала приятную прохладу на коже.

Я готова была смотреть на эту ночь и на это небо вечно.

— Но мы должны предпринять хоть что-то! — услышала я сердитый возглас.

Бедный, бедный отец! Мать, как обычно, повесила на него плоды своего необузданного воображения.

— Но послушайте, мы делаем всё, что возможно! — пробасил ей в ответ не менее раздраженный голос.

Я замерла. Голос, хоть и был мужским, никак не мог принадлежать моему отцу. Я напрягла память и попыталась вспомнить, откуда его знаю. И потом, словно удар под дых, — черт, да это же Джек Моррис, шериф, как его за глаза окрестили жители Лаундервиля, полиции! Именно он два года назад спас меня, и именно он сейчас снова был вызван, чтобы найти меня!

Выругнувшись, я на цыпочках подошла к гостиной. Остановилась возле двери, схватилась за холодную ручку и прислушалась. Мать о чем-то спорила с шерифом: насколько я поняла, она заявляла о похищении и требовала послать отряд на розыски ее пропавшей дочери.

— Так, дамочка, послушайте, — шериф, явно на взводе, повысил голос. — Мы услышали ваше обращение. Наш отдел, занимающийся административными правонарушениями, уже нашел молодого человека, которого вы описали.

Пауза. Такая долгая, что…

— Его зовут Марк Аттье.

Твою ж… Я тихо застонала. В отчаянии закусила губу, зажмурив глаза и борясь с желанием закрыть уши руками.

Чтобы не слышать этого. Ничего не знать о том, что они…

— Наш сотрудник звонил ему на домашний телефон, который мистер Аттье оставил в полицейском участке, — продолжил мужчина спокойным голосом, тогда как я, застыв, с холодной липкой дрожью ожидала каждое его слово примерно так, как ждет оглашения приговора отчаявшийся преступник перед казнью.

— Так значит этот говнюк был замешан еще в каких-то гнусностях?!

— Не знаю, — медленно произнес шериф, хмуря брови. — Вроде бы, у него был штраф за парковку в неположенном месте и…

— И что? — перебила его мать. — Вы дозвонились ему?

— Нет, мы звонили весь день, с той самой минуты, как нашли его номер у нас в базе, но трубку никто не взял. — Моррис замолчал и откашлялся. А потом произнес такое, отчего я даже зауважала толстяка. Так нагло насмехаться над матерью даже я себе не позволяла.

— День сегодня погожий, — произнес он, чуть вздыхая. — Может, парень пошел на рыбалку или на охоту, сейчас как раз сезон оленей…

— Или же ублюдок похитил мою дочь и держит ее в каком-нибудь сыром подвале!.. — голос матери задрожал, и она всхлипнула.

Я почувствовала, как защемило сердце глубоко в груди. Неосознанно я закусила губу, и из нее уже потекла горячая струйка крови: я ощущала, как она сбегает по подбородку и крошечными каплями капает на футболку. Я боялась, я ужасно боялась того, что они могут сделать с Марком, в чем смогут его обвинить.

— А прийти к нему домой вы не можете? — спросила мать с заметной обреченностью в голосе. — Клянусь, я…

— У нас нет его адреса, — спокойно перебил ее Моррис. — У нас в тот день была неразбериха в отделе, новый сотрудник проверил все не должным образом и… короче, мистер Аттье оставил у нас только номер для связи.

Я услышала судорожный вздох, будто женщине разом перекрыли доступ к кислороду, потом был протяжный крик бессилия, а после до моего слуха донеслось что-то уж совсем невозможное — судорожные, надрывно-истерические рыдания.

— Дорогая, успокойся, — услышала я отца.

Его голос дрожал, и я почувствовала укол совести, кольнувший меня по лопаткам.

Ну же, Соф, открой эту чертову дверь.

— Я вас понимаю, — сказал Джек мягко, уже без всякого зубоскальства. — У меня самого подрастают две девочки, и я знаю, каково это. Полиция, конечно, сделает всё возможное, но… — он помолчал, потом неуверенно продолжил: — На днях я видел вашу дочь. Она выходила из кафе поздно вечером, и она — она была не одна, вы меня понимаете? С ней шел молодой человек, по вашему описанию очень похожий на мистера Аттье.

Я слышала, как ахнула мать. Сама я прислонилась к стене и закрыла глаза. Неужели в этом чертовом городишке нельзя сходить в кафе с парнем, чтобы потом об этом не было известно всему городу?

— Также, миссис Майер, — продолжил Моррис, видимо, выбрав для себя девиз «лучшая защита — это нападение», — стоит заметить, что вы не в первый раз к нам обращаетесь. Помнится… — мужчина нахмурил лоб, — помнится, пару лет назад ваша Софи также убежала из дома.

— Что вы хотите этим сказать?!

— Ничего, — невозмутимо ответил шериф. — Я только хочу обратить ваше внимание на то, что ваша дочь импульсивная девушка и ей свойственны необдуманные поступки.

— Тогда был другой случай, а сегодня я своими глазами видела, как этот подонок против воли затащил мою дочь в машину, — с чувством возразила мать. Ее голос все повышался, как бы предупреждая, что душившая ее материнское сердце буря не за горами. — Запомните, Моррис, я его из-под земли достану, я добьюсь его ареста, даже если у вас, полицейских, кишка тонка!..

Дальше медлить было просто невозможно. Я набрала в грудь побольше воздуха и открыла дверь гостиной.

* * *

Три пары глаз разом уставились на меня. Мать с шерифом стояли друг против друга, словно два бойца на ринге, отец сидел на диване, подперев голову рукой — было ощущение, будто он пытался решить непосильную для его ума задачу.

— Соф?!.

Мать глядела на меня, словно бы я была каким-то духом, восставшим из мертвых, кем угодно, но только не ее дочерью. Да, пожалуй, ради такой минуты стоило побыть в роли «похищенной».

— Всем добрый вечер, — сказала я, оглядывая присутствующих. — По какому случаю собрание?

Наверное, мне стоило промолчать. Или лучше всего — броситься к родителям на шею и умолять их простить меня. Наверное, мне нужно было извиниться. Если и так, то знайте, что я не сделала ничего подобного.

— Софи… Бог мой, где ты была?

Мать выглядела насмерть перепуганной, на ее щеках виднелись дорожки слез, а ее волосы, всегда такие блестящие и опрятные, были растрепаны и взлохмачены, словно она не один час неистово дралась с разъяренным хищником, и только сейчас, одержав наконец победу, поняла, насколько глупо вела себя всё это время.

— У нее кровь! Боже, ты только посмотри на нее, — она повернулась к отцу.

Черт, кровь… А я про нее забыла совсем. Ну и видок у меня небось сейчас, подумала я, в душе даже забавляясь сложившейся ситуацией.

Отец — очень спокойный, с застывшим, окаменевшим лицом — встал, подошел ко мне и, не отрывая глаз от моего лица, очень серьезно спросил:

— Ты в порядке, дочка?

Я кивнула. Отцу, кажется, больше ничего и не требовалось. Он подошел к Моррису и, прямо и ровно смотря в лицо начальнику полиции, сказал:

— Джек, приносим свои извинения. Ваша помощь нам больше не нужна.

Джек Моррис удивленно поднял брови, перевел взгляд с отца на мать, потом на меня и спросил:

— София, где ты была? Мы все ужасно волновались.

Мать хотела что-то сказать, но шериф не дал ей вмешаться.

— Мне нужно знать, что там произошло. Это, черт его дери, моя работа… По вашей просьбе к вам в дом пришел я, а не тот, кому государство непосредственно платит за это деньги, также вы, — обратился он к матери, — устроили переполох во всей округе, и теперь за это нужно кому-то отвечать.

Мать поджала губы, открыла было рот, но благоразумно промолчала. Боже, храни тебя за это молчание!

— Я слушаю, — шериф обратился ко мне официальным, лишенным какого-либо окраса голосом — так мог бы судья зачитывать в зале суда смертельный приговор.

Я прошла на середину комнаты, села на диван, закинула ногу за ногу и равнодушно спросила:

— Что вы хотите знать?

— Где ты была? Что этот подонок сделал с тобой? Почему твое лицо в крови? — тут же засыпала меня вопросами мать.

— Ну-ну… — начальник полиции, бросив взгляд на мать, качнул головой. — Вопросы здесь задаю я.

Мужчина повернулся в мою сторону, мать жадно впилась в меня взглядом, а отца допрос и вовсе не интересовал: он дернул плечами и торопливо вышел из гостиной.

— Итак, София… Я попрошу тебя отвечать мне по возможности честно — тогда ни у меня, ни у твоих родителей не возникнет нелепых недоразумений. На прямые вопросы отвечай строго «да» или «нет». Это понятно?

Мать удивил холодный тон его голоса, я же просто кивнула.

— Хорошо… Я постараюсь тебя не задерживать, ты наверняка устала, — он откашлялся и, вроде, смутился (а может мне это только показалось?). — Вопрос первый. Ты знаешь парня по имени Марк Аттье?

— Да.

Краем глаза я видела, как мать приложила руку ко рту.

— Прекрасно, прекрасно… Уже хоть что-то. Этот день ты провела с ним, так?

Я против воли опустила под его натиском глаза.

— Да.

— Вышеупомянутый молодой человек вел себя с тобой неподобающе, проявлял насилие или принуждал к чему-либо?

Один вопрос — и я уже там, вернулась на нашу поляну, к краю обрыва. Впивающий, вбирающий, кажется, саму жизнь из моей глотки поцелуй, его руки, обхватившие меня, словно клешни, и грубые движения его губ, не позволяющие ни вздохнуть, ни оказать сопротивление.

— Нет, такого не было, — с запозданием ответила я, комкая слова.

— Ты уверена?

Черт, похоже, мужчина заметил паузу перед моим ответом.

— Абсолютно.

— Это значит «да»?

— Да, — я закатила глаза.

— Хорошо. Откуда на твоей футболке свежая кровь?

— Я прокусила губу… У меня такая дурацкая привычка.

— Дурацкая привычка… Чудесно.

В этот момент вошел отец. В одной руке он нес дымящийся чай, в другой держал пару бутербродов.

— Спасибо, пап, — я улыбнулась отцу, взяла из его рук пылающую жаром чашку и с удовольствием сделала большой глоток.

— Х-м-м… продолжим. У меня к тебе, Софи, последний вопрос, — сказал шериф, и я невольно напряглась.

— Я хотел бы переговорить с твоим знакомым, может, ты знаешь адрес, по которому проживает мистер Аттье?

Ох. А не жирно ли вам будет, а, мистер Я Хочу Всё Знать?

— Это имеет отношение к делу?

— Разумеется, — прищурив глаза, медленно произнес мужчина.

— Софи, — встрял отец, подсаживаясь ко мне, — если тебе что-то известно, все, что угодно, любая мелочь, лучше скажи нам это. Для нас всех так будет лучше.

Я почувствовала, что краснею, и опустила глаза в пол.

Черт, папа!

Солгать полицейскому, пусть и главному, или матери — это одно, а вот отцу… Я сглотнула.

— Мне ничего не известно, — сказала я наконец, не глядя в глаза отцу. — Я ничего не знаю… ни его номер телефона, ни адрес, мне неизвестно ничего, — ответила я, почти ощущая, как исписанный рукой мужчины чек с его адресом в одну секунду прибавил в весе пару сотен фунтов, отягощая карман куртки лживым свидетельствованием.

— Отлично. Так я и думал, — Джек повернулся к моей матери. — Я узнал всё, что было необходимо. Составлением рапорта я займусь уже завтра. Если Софи захочет с вами поделиться, — он с легкой улыбкой взглянул на меня, — я уверен, она посвятит вас во все подробности сегодняшнего дня.

И мужчина, попрощавшись, вышел из гостиной. Хлопнула входная дверь, и комната погрузилась в тяжелую тишину.

Пережитый стресс утроил мой аппетит. Не чувствуя вкуса, я проглатывала кусок за куском, запивала всю эту мешанину приторно-сладким чаем и чувствовала себя такой уставшей, просто ужасно вымотанной.

— Итак… — мать уже отошла от шока. Ее ноздри раздувались, в глазах пылал чистый огонь, в руке, точно снаряд, готовый в любое мгновение выстрелить, зажат желтый карандаш, которым она до моего прихода марала безжалостно измятые листы бумаги.

Она встала передо мной, уперев руки в бока. Вкрадчивый, по-змеиному шипящий голос пополз по гостиной.

— Ита-ак. Рассказывай… дорогуша, — мать выплюнула мне это слово в лицо так, словно долгое время сдерживала в кровоточащих деснах свой змеиный яд.

— По правде говоря, у меня нет желания что-либо говорить сейчас, — ответила я, стряхивая крошки с колен и демонстративно позевывая.

— Нет, Соф, довольно! — карандаш полетел куда-то за диван. — Хватит с меня этого позора, что был здесь сейчас. Говори живо, где ты была.

Я устало подняла на нее глаза.

— Последнее, что я видела — это как здоровенный верзила хватает тебя за задницу, словно обезумевший зверь, и насильно заталкивает в машину. Соф, да меня чуть удар не хватил!

Я перевела взгляд к открытому настежь окну — небо было уже совсем черное, с улицы не доносилось ни звука, будто весь мир уснул под угольным, в белых крапинках, покрывалом.

— Ты позволила себе… А это что такое?! — она совершенно обезумевшим взглядом впилась в надетую на мне кожаную куртку.

— Это его, да?? Того ушлепка? — взвизгнула женщина, потом вдруг протянула ко мне руки и стала яростно срывать с меня черную косуху.

— Прекрати! Ты что, спятила? — вскричала я, вскакивая с дивана и вырываясь из цепких пальцев.

— Ну всё, хватит. — Отец встал между нами.

— Хватит? Разуй глаза! Ты что, не видишь, во что превращается наша дочь?!

— Вижу, — отец устало потер переносицу. — Только Софи устала, ты тоже измотана. Это был тяжелый день, и нам всем нужен отдых… Утром Софи всё нам расскажет.

— Но…

— Завтра. Ты поговоришь с ней завтра.

Твердость, даже какое-то упорство, несвойственное отцу, поразило меня. Видимо, и мать тоже. Потому что она вдруг потупила взгляд, словно первокурсница, тяжело выдохнула, сжала губы, а потом со стоном отяжелила диван. Явно изо всех сил сдерживая себя, она молча скрестила руки на груди.

И что же это, черт побери, значит?

— Софи, иди в постель, — скомандовал мне отец.

Я тупо смотрела на них. Идти спать? А как же долгий допрос, нудные вопросы и бессмысленные, никому не нужные проповеди?

— Или ты решила остаться и поведать нам с мамой о своем приключении сегодня?..

— Нет, пап. Я иду спать, — быстро ответила я, пожелала родителям спокойной ночи (что было немного неуместно) и выскочила из гостиной.

Захлопнув дверь спальни, я завалилась на кровать, с головой накрывшись одеялом. Сил хватало, чтобы просто лежать. Лежать, вглядываясь в танцующий тенями потолок, и просто слушать жужжащий рой в голове. А мысли все равно возвращались к нему.

К его рукам.

Вдруг захотелось их почувствовать.

В низ живота хлынула горячая волна жара. Втянув ноздрями воздух, я плотно сжала губы. Остановись, Соф. Прекрати это. Прекрати это сейчас, пока это еще можно остановить.

Застонав, я повернулась набок и подложила ладонь под горящую щеку. Мне предстояло о многом подумать — и прежде всего о том, почему Марк вдруг занял в моей жизни настолько важное место, что я стала ради него лгать представителю закона и отцу, которому до знакомства с мужчиной я всегда говорила только правду.