Тайна с глазами, полными любви

Василий Дыш

У нее есть имя, но ее нет.У нее есть тело, но ее нет.У нее есть жизнь, но ее нет.Такие условия ей были поставлены для беспрекословного выполнения.Она Тайна, она есть, и у нее есть любовь.

Глава 7

Иногда муж начинал разговоры о том, как он сильно любит ее и любил все эти десять лет. Просил на коленях прощения. Но она была очень холодная и строгая. Она не прощает. Мацид умолял дать ему шанс — второй шанс. Он говорил, что даже вены себе резал, раскаиваясь за то, что он сделал с ней тогда. Чтобы простила. Простила, и тогда будет легче им жить.

Но она знала, что он подонок! Он не резал никакие вены. Этого не было — она видела. Он опять лгал!

Рами твердо стояла на своем. Она дает второй, третий, четвертый шанс только тем, кого она безумно любит, иначе даже полшанса — нет! Как можно это простить! Как?

Она выбрала себе манеру поведения. Она определила ее как защиту с нападением. Стала «строить себя». В буквальном смысле. Она была красавицей, от которой сходил с ума весь город, мужская его часть. Женщины ей завидовали. Ее положению, богатству, которым она не дорожила абсолютно. Она занялась спортом — поддерживала свою красоту, фигуру. Волосы ее были настолько шикарны, что вызывали волну восхищения. Когда она заходила в зал, где были люди, все поворачивали голову ей вслед.

Она устроилась на работу в больницу. Стала совершенствовать свои знания и практику. Вскоре она стала лучшим врачом.

Отношения с мужем были никакие. Вообще. Она всячески избегала близости с ним. Муж, видимо, что-то понимая, хотя он, наверное, считал тот давний «инцидент» исчерпанным, иногда начинал разговор о причинах своего поведения тогда. Как бы пытаясь оправдаться. Обвинить ее в каких-то действиях или поведении, вызвавших все то, что произошло тогда. Но для нее это было совсем недавно. Напоминание — перед ней.

Он укорял ее красотой, фигурой, телом. Длинными волосами. Даже ее зелеными глазами. Утверждал, что именно то, что она стала сопротивляться, его только больше заставило причинять ей боль. Шрам от осколка стакана он показывал ей, как подтверждение ее вины в его действиях.

Ей было мерзко и противно. Она уже с ним, она не «грязная еврейка» — эти слова напоминала ему часто. Она издевалась над ним. Семейной жизни не было вообще. Во всех смыслах. Они даже спали в разных спальнях. Отец купил ей богатый престижный дом с большим участком земли. Со множеством комнат. Но и там, в огромном доме, она не находила своего пристанища для времени побыть одной. Она нарочно дразнила его своей недоступностью. Наверняка вызывая злость у мужа, ее насильника, но ей это было все равно. Она жила в злости вокруг себя всю жизнь. Она мстила. Мстила за детство. Наказывала его за преступление, которое он совершил. За разбитые мечты, за ложь, за боль.

За время их семейной жизни у них родилось двое детей. Мальчик и девочка. Когда она признавалась папе, при редких встречах с ним, что не любит своего навязанного им ей мужа, папа ухмылялся и спрашивал с иронией в голосе:

— Если не любишь, то откуда дети?

Она сама не может точно это осознать. Все-таки она стала законной женой, со всеми отсюда следующими обязанностями, которые были ей отвратительны до омерзения. Всегда, когда он ложился на нее, она превращалась в камень. Без чувства и эмоций. Закрывала глаза. И исчезала в себе. От насильника, сменившего статус для всех, кто знал о случившемся тогда, но не для нее самой. И признавалась себе, что два раза всего и было, наверное. Не больше.

Падчерицу она приняла как кару в своей разбитой судьбе. Рами сама знает, что такое жить, быть без мамы, и пыталась относиться к падчерице как можно роднее и заботливее. Так, как, ей казалось, она хотела, чтобы относились тогда к ней в детстве.

Девочка была очень худенькая. Рами смотрела на нее и вспоминала себя тогда же. Она кормила ее, занималась с ней, заботилась, но отчуждение было — оно нарастало.

Падчерица сразу возненавидела мачеху. Про себя обвинила ее в смерти своей мамы и в то, что папа, взяв ее в жены, как бы предал память мамы, давшей ей жизнь. Ревновала отца к мачехе. Рами пыталась стать ближе к падчерице, но всегда натыкалась на стену неприятия, отторжения. После рождения своих детей неприязнь ее падчерицы стала в разы сильнее. Возраст падчерицы не располагал к какой-то самостоятельности, но она стала врагом. Домашним врагом. Она видела, что мачеха, и так ненавистная, не любит ее папу. Она это понимала, не зная о причинах такого отношения и нелюбви. К тому же мачеха была красива. Падчерица никогда себе самой не призналась бы в этом, но она пыталась всю жизнь копировать свою нелюбимую мачеху. Она копировала мачехину прическу, длину волос, украдкой повторяла макияж, походку, движения, выражения лица.

Конечно, все, что было раньше, произошедшее тогда в том кошмаре, который совершил ее отец, было покрыто пологом тайны. Тем более от падчерицы. И от их совместных детей тоже. Так они и жили. В нелюбви и муках.

Однажды на морском побережье, куда они выехали семьей, Рами пошла в море плавать. Одна, сама. Пляж был безлюдный. Но даже там, казалось падчерице, которая уже превратилась в девушку, фигура мачехи вызывала зависть и у нее самой, и тем более у не балованного близостью жены ее отца. Рами плавала очень долго, нарочно отплывая от берега далеко, только голова виднелась среди небольших волн. Муж, оставленный с детьми, бегал по берегу и звал жену:

— Вернись, будь острожней, прекрати.

Она специально не слышала. Плавала вдоль береговой черты, чтобы не быть ближе к нему. Вдосталь наплававшись, выйдя из воды, на возмущения Мацида сказала:

— Странно, что моим плаванием кто-то обеспокоен, не слышала и все.

Так она мстила мужу-насильнику. Вопреки всем законам их морали и веры, он не был наказан смертью — так пусть будет наказан женитьбой на своей жертве, которая никогда не простит ему своего поруганного тела. Она взяла на себя роль палача таким способом. Лишь на такое она могла быть способна — иного ей не дозволят. Никогда.

Ее дети тоже стали однажды понимать нелюбовь мамы к отцу. Не спрашивая объяснения, просто приняв сторону мамы. Они относились к папе, не выражая чувства любви.

Что чувствовал муж, останется навсегда неизвестным. Можно лишь догадываться. Да и нужно ли было ей это знание? Нет. Наверное, страдал, видя красоту своей жены, которая никогда не была его, по-настоящему к нему благосклонной. Он замыкался в себе. Может, он вспоминал о том, что было, и понимал, что иного не будет, — это наказание за содеянное. Он отдавался работе. Мацид работал фотографом-репортером в одном известном новостном агентстве. И по воле своего занятия ему приходилось снимать фоторепортажи, иногда рискуя собственной жизнью, из горячих точек Земли и страны. А в стране происходили очень неспокойные дела. Страна воевала. Они жили в воюющей стране, в окружении подобных стран. Причины этих военных столкновений вряд ли кто-то сможет осознать и уж тем более пересчитать их количество. Много причин вражды, но выход этому — в войне.

Его разорвала мина. Была интифада — война. Мина разорвала его на кусочки. Даже не могли что-то собрать, чтобы похоронить. Это была кара для него! За ее сломанную жизнь.

Рами совсем не плакала на похоронах. Вообще. Ни одной слезинки. Траур пришлось носить лишь по традиции. Но она почувствовала только облегчение от случившегося. Груз упал с ее плеч. Может быть, потому, что кошмар не прекращался много лет. Он был с ней, тот кошмар детства. Забыться в работе. Забыться в детях, которых трое. Нужно жить дальше с растерзанным сердцем. Она поставила на своей личной жизни крест вдовы, пусть и не горюющей вдовы, а избавившейся от ненавистного насильника, которого никогда не любила.

Ее дети, ее родные дети, мальчик и девочка, они были совсем маленькие, но она знала, что у нее хватит сил воспитать из них подобие себя, подобие своей мамы, тоже, как ей представлялось, сильной женщины.

Дети росли очень смышлеными. Она окружила их заботой, вниманием, любовью. Вкладывая в них то, что называется «нерастерянной душой». Умницы, и самое заметное, что дети ее, хоть и от этого мужа, были красивые. Именно красотой мамы — ее. Но лицами ее дети, любимые ее дети, напоминали ей нелюбимого мужа. Она смотрела на них, и в ней всплывали тени воспоминания того дня, который она хотела забыть всегда. Лица ее детей. Ничего она не могла поделать с этим ощущением, что глазами ее детей смотрит на нее насильник. Такая вот мука. За что?