Соборность

Собо́рность — понятие в русской религиозной философии, означающее свободное духовное единение людей как в церковной жизни, так и в мирской общности, общение в братстве и любви. Термин не имеет аналогов в других языках. Понятие было введено русским философом Алексеем Хомяковым и развито славянофилами, а затем и русскими религиозными философами.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

2. Принцип соборности, предполагающий гармоничное единство Церкви во множестве ее членов. А. С. Хомяков для характеристики Православной церкви ввел понятие «соборность», вернее, он пытался объяснить, почему первоучители славянские Кирилл и Мефодий в Символе веры перевели греческое слово «кафолическая» как «соборная». «…Собор выражает идею собрания не только в смысле проявленного, видимого соединения многих в каком либо месте, но и в более общем смысле всегдашней возможности такого соединения, иными словами: выражает идею единства во множестве»[75]. Что означает «…Церковь свободного единодушия, единодушия полного, Церковь, в которой исчезли народности, нет ни греков, ни варваров, нет различий по состоянию, нет ни рабовладельцев, ни рабов…»[76]. Хомяков противопоставил православное единство во множестве католическому единству без свободы и протестантской свободе без единства. Последователи Хомякова перенесли это понятие в области общественную и антропологическую: «У К. С. Аксакова выражением соборности служит “хоровое начало”, где личность не подавлена, но только лишена эгоизма»[77].

А. В. Гвоздев, Геополитические аспекты философии культуры славянофилов. Монография, 2019

Диакон А. Кураев прав в своем анализе соборности, что А.С. Хомяков наполнил богословский термин «соборность» иным, чем изначально, содержанием, переведя его на язык этнографии и социологии, отождествив с общинностью. Для славянофилов церковное соборное единство есть «единство свободное и органическое, живое начало которого есть Божественная благодать взаимной любви». И уже широко через В.И. Даля пошло понимание, что действовать, творить соборно – значит творить сообща, общими силами, содействием, согласием. И хотя соборность Церкви – это ее онтологический атрибут («для Востока Церковь соборна по вертикали, ибо “держит собор” с Богом; для Запада – по горизонтали, ибо ее голос слышен повсюду»), в российское политическое сознание она вошла в своей славянофильской интерпретации.

Сергей Бабурин, Новая русская империя, 2013

Первые шаги к преодолению глубинного кризиса православия предпринял Великий собор 1917–1918 гг., которым были утверждены два фундаментальных принципа церковной жизни: патриаршество и соборность. Вся последующая эпоха, вплоть до сегодняшнего дня, наполнена борьбой за усвоение и правильное понимание этих принципов. Лучшие люди Церкви все это время свидетельствовали о том, что Боговластие неразрывно связано с практикой соборности и абсолютно несовместимо с бюрократическим клерикализмом. Подлинная теократическая, божественная по своему источнику власть всегда обращена к свободной, соборной человеческой воле. Реализованная сначала в Церкви, соборно-теократическая идея могла бы в дальнейшем стать и принципом устройства всей народной жизни.

Лев Регельсон, Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг., 2017

Единство Церкви не может быть «каким угодно». Это единство предполагает социальное качество, которое Символ определяет понятием «соборное единство». Соборность утверждает личное начало в церкви, симметричное единству множества. Жизненный опыт говорит нам о разных образах единства: случайном, механическом, органическом, говорит о разных качествах единства. Единство может быть формальным, может быть основано на общности интересов, на насилии и дисциплине. В единство связывают общность преступления, когда подельники повязаны кровью. Единство может быть благодатным или преступным. Поэтому единство требует качественного определения. Символ веры называет социальное качество Церкви «соборностью». Двумя терминами Символ веры определяет существо Церкви. Без социального качества единство приобретает неопределенный смысл. Социальное качество «единой Церкви» обосновано признанием каждого члена Церкви личностью, ищущей пребывания в Боге. Соборность утверждает личное начало в Церкви. Каждый христианин является не унифицированной клеточкой тела, но личностью, сознающей свою сопричастность Телу Христову.

Протоиерей Павел Адельгейм, Современные проблемы каноники и экклезиологии в Русской православной церкви, 2016

По мнению М.С. Киселёвой, сказочный канон был контекстом для канона христианского, они сосуществовали в логике полифонирования, они сближались по многим позициям, например, чтение житий было так же популярно, как и чтение сказок [Киселёва, 2000, с. 69–90]. Расхождения касались включения святого, которое сразу же иерархически направляло текст от человеческого к божественному смыслу. М.С. Киселёва отмечает, что расцвет устного народного творчества и христианизация Руси совпали, поэтому языческий и христианский потоки формировались параллельно, шли навстречу друг другу и в то же время не совмещались в едином социокультурном пространстве. Языческая культура проповедовала идеалы добра, красоты, справедливости, единения, и в этом она совпадала с духовными смыслами идеационального творчества. Однако в языческой культуре отсутствовало святое, которое являет полноту и Совершенство. Идеациональное литературное творчество проповедует не идеалы? мучительство. В язычестве не было святых, которые были бы авторитетными учителями, являли бы пример жизненного подвига. Учительство укрепляло единомыслие в вере и соборность. Установка на такое мировоззрение, в котором решались вопросы о месте человека в мире, об отношениях с миром, о смысле жизни, характерна для методологии тео-аксиологического подхода.

Людмила Камедина, Духовные смыслы русской словесной культуры, 2014

Наконец, третье направление – обновленческое, как называет его еп. Андрей: истинно церковное. В характеристике этого течения ярко проявляются два аспекта: внутреннее возрождение Церкви и нравственное ее воздействие на общественную жизнь и государство. Необходимо возрождение молитвенного, жертвенного настроения в Церкви, глубокое, из сердца исходящее служение высшим истинам. В первую очередь – коренная реформа прихода, епархиального и высшего церковного управления на основе верности канонам и соборности. Важным предприятием в этом направлении призвано стать полное и искреннее примирение со старообрядчеством и дарование собственной иерархии единоверцам. Одновременно с устроением внутренних проблем в ограде Церкви необходимо нести церковность и соборность в формирование народной жизни России, привносить христианские начала во все направления развития страны.

М. Л. Зеленогорский, Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского), 2011

Внутри Церкви данное соотношение благодати выражается через идею соборности – «совершенного согласия между единством и различием». Уклонение в сторону единства или в сторону различия приводит к нарушению верной перспективы Священного Предания. Соотношение в Церкви дела Христа и дела Духа Святого может представляться нам в виде антиномии: Дух Святой разделяет (или различает) то, что Христос соединяет. Но совершенное согласие царит в этом различении. В предельном виде соборность и определяется как «таинственное тождество единства и множественности»[16]. Тайна соборного предания раскрывается в том, что будучи «модусом» и как бы живоносной системой Церкви в ее целом, оно в то же время все и целиком присутствует потенциально в каждом члене этого живого целого Церкви[17].

В. В. Аверьянов, Крытый крест. Традиционализм в авангарде, 2015

Флоровский предлагает свое решение преодоления разрыва с временем большой культуры. Россия как воспреемница патристического синтеза восточно-христианской культуры с его необходимым опытом соборности, исторического мышления и памятью культуры может выступить с особой исторической миссией, которая только ей принадлежит, предназначена и ожидаема от нее в мире. Поэтому для Флоровского в реалиях геополитики творческое возрождение русского культурного мира есть необходимое условие для решения «экуменического вопроса» [563, с 515]. И здесь Флоровский дистанцируется как от идеологических соблазнов русского национализма, так и теократических поползновений западного клерикализма, синтезируя Предание и Культуру, и, тем самым, обозначая границы срединного пространства, лежащего за пределами мифологики истории Руси/России.

О. А. Жукова, Избранные работы по философии культуры, 2014

Вследствие чего, общественный идеал консерватизма лежит в плоскости не совершенствования государственных и юридических форм жизни, а в сфере внутренней борьбы человека со своим грехом и последующим единением в церкви и общине. Государству и праву в условиях греховности мира принадлежит роль охраны веры, общины, духовных ценностей от проявлений человеческого зла – войн, преступлений, внедрения богопротивных идей и форм жизни и т. п. В земной жизни приближение к социальному идеалу возможно лишь в таких формах духовного и материального общения как община (мир), семья и церковь. Роль государства и права в христианской концепции соборности по мнению П.И. Новгородцева состоит в том, что «в процессе общественного строительства право и государство представляют собой лишь известные вспомогательные ступени этого развития, которые сами по себе слишком слабы для преобразования жизни. Их задача – возможно ближе подняться к действительному идеалу общественной жизни, воплощенному в Церкви в ее идеальном смысле, как месте внутреннего свободного сожития людей, освященном и поддерживаемом божественной благодатью»[44].

А. А. Васильев, Охранительная концепция права в России, 2013

Восстановление свободы церковной не может и не должно быть совершено иначе, как чрез восстановление действительности ограждающих эту свободу священных канонов во всей их полноте и чистоте. ‹…› Итак, по условиям настоящего времени, для Православной Церкви неотложна необходимость получить исконную каноническую свободу. Но чтобы возвратить эту свободу, она должна восстановить в полноте и неприкосновенности каноническое церковное устроение, воспринятое по преданию апостольскому, от которого она не должна была и не может отступать. ‹…› На первом плане должно стоять, таким образом, упорядочение и развитие епархиального управления в строгой сообразности с духом канонов, узаконяющих широкий простор соборности в Церкви[92].

Е. В. Белякова, Церковный суд и проблемы церковной жизни, 2004

Основные элементы в понятии собора – церковное собрание и церковная рецепция оказались утерянными в историческом процессе развития соборов, но, как ни велики изменения в форме и понимании собора, мы имеем дело с одним и тем же церковным явлением. Церковь всегда остается соборной, и эта ее соборность, которая не может быть изъята из церкви без нарушения самой природы Церкви, соединяет начальную точку соборного развития с ее последним для нас моментом. Может быть, процесс развития соборов находится в наши дни на крайней точке его амплитуды, после которой начнется возвращение к первоначальному пониманию собора. Чтобы быть плодотворным, оно должно быть не механическим повторением прошлого, а творческим приспособлением основ понятия собора к нашим условиям жизни.

Николай Афанасьев, Церковные соборы и их происхождение, 2003

Таким образом, участники конференции пришли в выводу о том, что диалог выступает в качестве принципа воспитания. Диалогичность педагогики В. В. Зеньковский выразил так: «человек к человеку неравнодушен». «Эта элементарная социальная отзывчивость, этот простейший и основной социальный резонанс создает возможность (субъективную) социального общения, открывает в замкнутой системе индивидуальной психики «двери и окна» для проникновения в чужой социальный мир, для раскрытия своего мира»[80]. Следовательно, в основе социального взаимодействия лежит диалог личностей, стремящихся достичь состояния, соответствующего понятию «соборность». Это понятие, обозначающее системообразующее качество личности, является одним из основных в православной педагогике. Однако анализ соответствующей литературы показывает, что его толкование в педагогическом аспекте имеет различные смыслы у разных авторов. Если Н. А. Бердяев обозначает его двойным термином «коммюнотарность» и «соборность», определяя его как общинное «непосредственное отношение человека к человеку через Бога, как внутреннее начало жизни» и «как пребывание в любви церковного народа и Духа Святого»[81], то В. В. Зеньковский выделяет естественную, или «натуральную», соборность, которая обозначает «органический тип социальной связанности» (например, семья), и благодатную соборность как сочетание «человеческой стихии с божественной»[82]. Вместе с тем и Н. А. Бердяев, и В. В. Зеньковский считают «соборность» способом «преображения», единственной возможностью преодолеть постоянное противоречие между социальным и индивидуальным в человеке.

Е. П. Белозерцев, Образование. Историко-культурный феномен, 2004

В ветхозаветный период акцент ставился на внешнем проявлении святости как предельного уровня религиозно-нравственного развития индивида, на абсолютной верности Завету, заповедям, излагавшим нормы человеческой совести. В новозаветное время воспитание становится нацелено не только на то, чтобы сформировать внешнее доброе поведение, но и на то, чтобы выработать в человеке внутренние основы жизни. Идеальное в христианской педагогической парадигме становится выше нормативного. Христианство принесло с собой в мир любовь и кротость, смягчив людские отношения. Основными законами в христианской парадигме воспитания становятся: «Возлюби Бога» и «Возлюби ближнего» (Мф 22.37,39), что говорит о ее другодоминантности, поскольку она ориентирует в воспитании на понимание ценности Другого (Бога и человека). Основной характеристикой взаимодействия людей друг с другом в христианской парадигме является соборность – духовное единение людей (вера в Бога), в котором индивидуальность не подавляется, но развивается на духовной основе; подобная духовная интеграция преодолевает обезличенность коллективизма и негативность индивидуализма для общества. Соборность является в христианской парадигме реалией духовной жизни и может воплощаться в жизни в практической деятельности Церкви, семьи и православной школы.

С. Ю. Дивногорцева, Основы православной педагогической культуры, 2017

д) и, наконец, отстаивают тезис о том, что различные, исторически сменяющие друг друга формы социального бытия людей, так же как и предшествующие им формы развития природы, есть преходящие ступени вечно развивающегося жизненного начала, устремленного к своему высшему всеединству, которое уже изначально, хотя и идеально, потенциировано в мире сущего как его имманентное свойство, и которое реально достигается во времени и пространстве в ходе постепенного развертывания исторического процесса. А посему всеединство мироздания, наиболее полным выражением коего может быть свободное всеобщее духовное и социальное единение рода людского (в русле религиозной философии оно обозначено терминами «соборность», «богочеловечество»), будет не «социальной энтропией», но высшим расцветом человека и человечества2.

А. А. Вальков, Философское постижение идеи нации, 2014

Во втором случае связь между художником и окружающими в чем-то, что ни художник, ни окружающее – в слове, в символе, в идейном завете. Таковы художники, призывающие к соборности. Идея, тенденция, лозунг является для них присягой чему-то третьему, соединяющему, вне их лежащему.

Андрей Белый, Настоящее и будущее русской литературы, 1905

Само движение русской социалистической мысли питалось не только западноевропейским социализмом, в том числе во второй половине XIX века творчеством К.Маркса и Ф.Энгельса – марксизмом, но было генетически порождено «цивилизационным социализмом» российской цивилизации, как некоей системой ценностей («ценностным геномом»)[105], центрирующейся вокруг ценностенй правды, справедливости, примата духовных потребностей над материальными, общинности, соборности, коллективизма, всечеловечности, всемирной отзывчивости, сострадания к угнетенным.

А. И. Субетто, Владимир Ильич Ленин: гений русского прорыва человечества к социализму, 2010

Широкое развитие получило религиозно-идеалистическое направление (В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк и др.). Рациональному знанию и иррациональной воле западной философии русская духовность противопоставила «несвоевременные мысли» и «архаичные» понятия любви, стыда, совести, соборности, нравственных оснований жизни. Философы писали о «всемирной любви» (Леонтьев), о жажде «безусловной справедливости» (Соловьев), «абсолютной правды» (Бердяев), «абсолютного добра» (Лосский).

В. Н. Калмыков, Философия, 2017

Свои претензии на абсолютную власть над Церковью папы силятся обосновать тем, что «занимают престол первоверховного апостола Петра». Но достаточно внимательно ознакомиться с Новым Заветом – книгами Деяний и Посланий Апостольских, чтобы понять – святой апостол Петр никогда не являлся единоличным главой первохристианской Церкви, изначально Соборной. Важнейший вопрос тогдашней церковной жизни – о присоединении язычников – решался на Иерусалимском Апостольском Соборе, на котором первенствовал вовсе не апостол Петр, а святой апостол Иаков. Святость апостола Петра вовсе не означала его безгрешности, даже во время своего апостольского служения он по человеческой немощи «падал», и святому апостолу Павлу приходилось уличать его в лицемерии. Несовершенства Петра-человека вовсе не умаляют величие его апостольского и мученического подвига. Но, увы, многие из Римских пап, «преемников» апостола Петра на епископской кафедре, отнюдь не унаследовали его святости. 34-е Апостольское правило гласит: «Епископам всякого народа подобает знать первого из них. Но и первый ничего не творит без согласия всех. Так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух». Это правило святых апостолов, утверждающее Соборность Церкви, было попрано римскими первосвященниками.

А. В. Фомин, Можно ли быть хорошим и не спастись?, 2013

Метафизика до Достоевского питалась романтическими представлениями об Абсолюте: П.Я. Чаадаев, масоны, славянофилы, любомудры. Лучшее, что можно было ждать от контуров такой философии, это: 1) эстетизованные формы запечатления опыта в духе той традиции, что суммировали немецкая мистика и Шеллинг; 2) явленная в импрессионизме лирического образа (С. Бобров, В. Жуковский) поэтика переживания «тайн бытия»; 3) трагическая персонология и натурфилософия в литературе классического романтизма в его сложном сплетении с барокко (Ф. Тютчев); 4) катастрофизм с примесью полумасонского мистицизма, которые русская мысль пыталась интегрировать то в «картину мира человека» (по названию трактата А.И. Галича, читанного Макаром Девушкиным), то в «апокалиптический синтез» (последняя фраза последнего из «Философических писем» П.Я. Чаадаева), то в программы энциклопедического гнозиса, в котором «инстинктуальное» (душевное) начало органично слито с универсальным знанием и «способностью критического суждения» (В.Ф. Одоевский); последняя позиция в философско-религиозном плане полемично дополнилась организмической идеологией соборности (А.С. Хомяков; почвенники).

К. Г. Исупов, Метафизика Достоевского, 2016

«Проблема свободы». «Свобода и необходимость». «Соборность» (в отличие от авторитарности и индивидуализма). «Онтологизм». «Онтологический реализм» (противополагаемый также и отвлеченному идеализму). «Религиозный космологизм» (ожидание просветления и преображения мира).

Р. М. Рупова, Свет России грядущей. Человек и общество в «русской идее» Ивана Ильина, 2015