Связанные понятия
Си́нтаксис (др.-греч. σύν-ταξις — составление) — раздел лингвистики, изучающий строение и функциональное взаимодействие различных частей речи в предложениях, словосочетаниях и пр. языковых единицах. Является составной частью грамматики. Исследуемые в рамках синтаксиса вопросы тесно соприкасаются с областью изучения морфологии.
Ле́ксика (от др.-греч. τὸ λεξικός «относящийся к слову; слово; оборот речи») — совокупность слов того или иного языка, части языка. Лексика является центральной частью языка, именующей, формирующей и передающей знания о каких-либо объектах, явлениях. Изучением лексики занимается наука лексикология, а также семасиология и ономасиология.
Лексикогра́фия (др.-греч. λεξικόν «словарь» + γράφω «пишу») — раздел языкознания, занимающийся вопросами составления словарей и их изучения; наука, изучающая семантическую структуру слова, особенности слов, их толкование.
Морфоло́гия (от др.-греч. μορφή — «форма» и λόγος — «слово, учение») — раздел грамматики, основными объектами которого являются слова естественных языков, их значимые части и морфологические признаки. В задачи морфологии, таким образом, входит определение слова как особого языкового объекта и описание его внутренней структуры.
Фоне́тика (греч. φωνηεντικός «звуковой» от φωνή «звук») — раздел лингвистики, изучающий звуки речи и звуковое строение языка (слоги, звукосочетания, закономерности соединения звуков в речевую цепочку), а также интонацию.
Упоминания в литературе
Возникновение и развитие основного объекта нашего исследования – фразем разного рода – мы определяем как один из этапов грамматической концептуализации (в смысле R Лангакера), как частный случай грамматикализации. При этом очевидно, что грамматикализация в широком смысле не может проходить одинаково на разных уровнях. Более того, каждый из конкретных процессов может быть «трансграничным», без четких различий между лексемами и аффиксами,
грамматикой и лексикой и т. д. В результате грамматикализации могут возникать единицы разного уровня: процесс может завершиться появлением идиоматизированной синтаксической конструкции, а может привести к развитию нового служебного слова, аффикса и т. д. Иллюстрацией этого процесса может служить судьба местоимения себя и суффикса – ся в русском языке: будучи исходно вариативными формами одной лексемы, они прошли разными путями грамматикализации, постепенно теряя ударение, формы склонения и, наконец, лексическую самостоятельность (суффикс – ся).
О
грамматике порядка частиц в крито-микенском существует уже достаточно большая литература. Связи микенского синтаксиса и славянского (через ряд переходных этапов) посвящена много раз цитируемая работа Вяч. Вс. Иванова [Иванов 1979]. Обращаясь в основном к микенским данным, Иванов считает сам принцип нанизывания энклитических элементов на начальное опорное слово[43] (речь идет в основном о местоименных элементах) общим индоевропейским принципом. Очень важно для нашей работы его положение о том, что «Сам по себе вводящий элемент при этом может не иметь точно фиксированного значения, поэтому он может характеризоваться тем пучком разных функций (от междометной и дейктической до союзной), которые устанавливаются и для начальных элементов славянского предложения» [Иванов 1979: 42]. Так, он, в свете этих идей, сопоставляет славянское *to– (ср. русское то-же и хетское ta). Особое внимание в этой работе уделено катализатору *-e (ср. русское э-то, э-во и т. д.). Этот катализатор Вяч. Вс. Иванов отождествляет этимологически с аналогичной частицей *e/o, вводящей предложение в анатолийских языках. Именно эту частицу К. Уоткинс видит «прилепившейся» к греческому имперфекту и аористу уже в качестве аугмента.
Например, неясным остался статус таких лексических единиц как, скажем, предлоги и союзы, которые при традиционном разделении лексики и
грамматики считались «формальными», «грамматическими» словами. Показательно, что тот же С. Д. Кацнельсон, пытаясь дать содержательную трактовку частеречных характеристик лексики, отказывается от рассмотрения ряда лексических групп: «Под лексическими значениями мы понимаем значения полнозначных слов в отличие от слов неполнозначных, «пустых», несущих грамматическую функцию… они зачастую лишены внешних признаков, которые позволили бы отличить их от полнозначных слов. Задача в этом случае заключается в том, чтобы найти содержательные критерии. Пока это не сделано, мы… будем пользоваться лишь такими примерами, полнозначность которых вполне очевидна» (Кацнельсон 2002: 130–131).
Первый принцип среди перечисленных выше обусловливает тот факт, что некоторые грамматические комментарии основаны не на традиционной академической
грамматике русского языка, а на методическом описании трудностей изучения русского языка иностранными учащимися. Так, в традиционной грамматике выделяют три типа склонения существительных, для наших же целей оказывается необходимым рассматривать гораздо больше вариантов: по качеству основы (твердая – мягкая) в 1-м и 2-м склонении (студент – преподаватель, страна – земля); варианты внутри одного типа (студент – окно, портфель – море); поскольку иностранцу важно и окончание исходной формы; зависимость от характера ударения (страна – страну, вода – воду). Для носителей русского языка не является актуальным противопоставление глаголов движения по признаку однонаправленность/разнонаправленность, иностранцам же это противопоставление может помочь без ошибок употреблять такие глаголы.
Если сравнить лингвистику с другими гуманитарными науками, то бросается в глаза одна ее особенность. В ряде наук в течение веков менялись представления и о самом их предмете, и об их задачах и целях. Но если мы сравним
грамматику Дионисия Фракийца и современный школьный учебник русского языка, то обнаружим много общего. Сходна сама задача – научить правильному языку. Сходно понимание языка – как некоторой системы правил, извлекаемой из множества уже существующих, а не конструируемых автором текстов. Сходно выделение основных изучаемых областей языка: фонетика, морфология, синтаксис (они и изучаются в этом порядке); при этом основное внимание там и там уделяется грамматике. Сходны многие основные понятия и термины (русские термины часто представляют собой кальки с древних языков): звук, гласный звук, согласный звук, слово, предложение, часть речи, глагол, наречие, местоимение, падеж, лицо, наклонение, залог и т. д. Некоторые из них появились даже до Александрии; например, первым выделил части речи Аристотель в IV в. до н. э. Лишьсинтаксическая терминология современного учебника отсутствовала в александрийский период и появилась намного позже. Но и она разработана еще в XIII–XVI вв. Также в античности еще не было представления о значимых частях слова – корне, суффиксе и т. д. Но и оно появилось в XVI–XVII вв.
Связанные понятия (продолжение)
Граммати́ческий строй (граммати́ческая систе́ма, грамма́тика; от греч. γράμμα — запись) — совокупность закономерностей какого-либо языка, регулирующих правильность построения значимых речевых отрезков (слов, высказываний, текстов).
Лингви́стика (от лат. lingua — язык), языкозна́ние, языкове́дение — наука, изучающая языки.
Фоноло́гия (от греч. φωνή «звук» + λόγος «учение») — раздел лингвистики, изучающий структуру звукового строя языка и функционирование звуков в языковой системе. Основной единицей фонологии является фонема, основным объектом исследования — противопоставления (оппозиции) фонем, образующие в совокупности фонологическую систему языка.
Грамма́тика (от греч. γράμμα — «запись»), как описание языка — это научное произведение, описывающее грамматический строй языка. Представляет собой плод работы учёных, занимающихся грамматикой как наукой.
Слова́рь — это книга или любой другой источник, информация в котором упорядочена c помощью разбивки на небольшие статьи, отсортированные по названию или тематике. Различают энциклопедические и лингвистические словари.
Орфогра́фия , правописание (др.-греч. ὀρθογραφία, от ὀρθός — «правильный» и γράφω — «пишу») — единообразие передачи слов и грамматических форм речи на письме. Также свод правил, обеспечивающий это единообразие, и занимающийся им раздел прикладного языкознания.
Язы́к — сложная знаковая система, естественно или искусственно созданная и соотносящая понятийное содержание и типовое звучание (написание).
Лексикология (от др.-греч. λέξις — слово, выражение, λόγος — наука, суждение) — раздел лингвистики, изучающий лексику. Лексикология делится на общую и частную. Частная лексикология изучает лексический состав какого-либо конкретного языка. В лексикологии рассматриваются...
Орфоэ́пия (от др.-греч. ὀρθός «правильный» и ἔπος «речь») — совокупность правил устной речи, закреплённых в литературном языке. Разные авторы трактуют понятие орфоэпии слегка по-разному, «широкий» подход включает нормы произношения и ударения, «узкий» подход исключает ударение из правил орфоэпии.
Сема́нтика (от др.-греч. σημαντικός «обозначающий») — раздел лингвистики, изучающий смысловое значение единиц языка.
Просо́дия (др.-греч. προσῳδία «ударение»), также просо́дика — учение об ударении (в первую очередь музыкальном), занимающееся слогами с точки зрения их ударности и протяженности. Возникла в античной грамматике. В настоящее время понятие просодии неоднозначно и рассматривается в разных научных дисциплинах.
Славя́нские языки ́ — группа родственных языков индоевропейской семьи. Распространены в ряде стран Центральной и Восточной Европы и Северной Азии. Общее число говорящих — более 400 млн человек, преимущественно славяне. Отличаются большой степенью близости друг к другу, которая обнаруживается в структуре слова, употреблении грамматических категорий, структуре предложения, семантике, системе регулярных звуковых соответствий, морфонологических чередованиях. Эта близость объясняется единством происхождения...
Фразеология (от греч. φράσις — выражение и греч. λογος — понятие, учение) — раздел лингвистики, изучающий устойчивые речевые обороты и выражения — фразеологические единицы. Совокупность фразеологических единиц какого-либо языка также называется его фразеологией.
Словообразова́ние (деривация) — образование новых слов (дериватов) от однокоренных слов и возникшее в результате этого формально-семантическое соотношение между дериватом и его производящим словом. Например: профессор → профессорский, работа → работник.
Стили́стика — филологическая дисциплина, раздел языкознания, изучающая неодинаковые для разных условий языкового общения принципы выбора и способы организации языковых единиц в единое смысловое и композиционное целое (текст), а также определяемые различиями в этих принципах и способах разновидности употребления языка (стили) и их систему.
Сравнительно-историческое языкознание (также лингвисти́ческая компаративи́стика) — область лингвистики, посвящённая прежде всего родству языков, которое понимается историко-генетически (как факт происхождения от общего праязыка). Сравнительно-историческое языкознание занимается установлением степени родства между языками (построением генеалогической классификации языков), реконструкцией праязыков, исследованием диахронических процессов в истории языков, их групп и семей, этимологией слов.
Заи́мствование , в лингвистике — это процесс усвоения одним языком слова, выражения или значения другого языка, а также результат этого процесса — само заимствованное слово.
Диалектология — наука, раздел лингвистики, предметом изучения которого является диалект как некоторое целое.
Сло́во — одна из основных структурных единиц языка, которая служит для именования предметов, их качеств и характеристик, их взаимодействий, а также именования мнимых и отвлечённых понятий, создаваемых человеческим воображением.
Рито́рика (др.-греч. ῥητωρική — «ораторское искусство» от ῥήτωρ — «оратор») — филологическая дисциплина, изучающая искусство речи, правила построения художественной речи, ораторское искусство, мировоззрение, красноречие.
Языкова́я но́рма — исторически обусловленная совокупность общеупотребительных языковых средств, а также правила их отбора и использования, признаваемые обществом наиболее пригодными в конкретный исторический период. Норма является одним из существенных свойств языка, обеспечивающих его функционирование и историческую преемственность за счёт свойственной ей устойчивости, хотя и не исключающей вариантности языковых средств и заметной исторической изменчивости, поскольку норма призвана, с одной стороны...
Романские языки — группа языков и диалектов, входящих в италийскую ветвь индоевропейской языковой семьи и генетически восходящих к общему предку — латыни. Название романский происходит от латинского слова Romanus (римский). Наука, изучающая романские языки, их происхождение, развитие, классификацию и т. д., называется романистика и является одним из подразделов языкознания (лингвистика). Народы, говорящие на них, также называются романскими.
«Всео́бщая и рациона́льная грамма́тика Пор-Роя́ля», «Грамма́тика Пор-Роя́ля» (фр. Grammaire générale et raisonnée de Port-Royal) — книга, изданная аббатами монастыря Пор-Рояль Антуаном Арно и Клодом Лансло в 1660 году. Разрабатывалась для серии учебников Пор-Рояля наравне с пособием по логике. Стала первым фундаментальным грамматическим сочинением, относимым к универсальным грамматикам, в которых грамматические категории объясняются через категории мышления и восприятия человеком действительности...
Подробнее: Грамматика Пор-Рояля
Пунктуа́ция (ср.-век. лат. punctuatio, от лат. punctum — точка) — система знаков препинания в письменности какого-либо языка, сами правила их постановки в письменной речи, а также раздел грамматики, изучающий эти правила.
Морфоноло́гия (гаплология от «морфофонология», от «морфология» + «фонология»; также фономорфоло́гия) — раздел языкознания, изучающий закономерности фонемного строения и состава, варьирования морфем того или иного языка, акцентированно на тех из них, которые не выводимы полностью из особенностей фонологии языка в общем (совокупность явлений морфонологической природы, присущих данному языку). Во многих работах, написанных на английском языке (а иногда — и по-русски), морфонология называется морфофонемикой...
Литературный язык (также стандартный язык) — обработанная часть общенародного языка, обладающая в большей или меньшей степени письменно закреплёнными нормами; язык всех проявлений культуры, выражающихся в словесной форме.
Поэ́тика (от греч. ποιητική; подразум. τέχνη «поэтическое искусство») — теория поэзии; наука, изучающая поэтическую деятельность, её происхождение, формы и значение, — и шире, законы литературы вообще.
Типология — раздел лингвистики, занимающийся выяснением наиболее общих закономерностей различных языков, не связанных между собой общим происхождением или взаимным влиянием. Типология стремится выявить наиболее вероятные явления в различных языках. В случае если некоторое явление выявляется в представительной группе языков, оно может считаться типологической закономерностью, применимой к языку как таковому.
Диахрония и синхрония — два противопоставленных аспекта исторической лингвистики. Наиболее подробно их рассмотрел Фердинанд де Соссюр.
Социолингви́стика (социологическая лингвистика) — раздел языкознания, изучающий связь между языком и социальными условиями его бытования. Социолингвистика тесно связана с такими лингвистическими дисциплинами, как психолингвистика и этнолингвистика. На стыке социолингвистики и экономической теории развивается такое направление исследований, как экономика языка.
Древнегре́ческий язы́к (самоназв. др.-греч. ἡ Ἑλληνικὴ γλῶσσα (γλῶττα)) — язык индоевропейской семьи, предок греческого языка, распространённый на территории греческой ойкумены в эпоху с начала II тысячелетия до н. э. до IV века нашей эры. В наши дни используется в церквях и монастырях страны.
Акцентоло́гия (лат. accentus — ударение, греч. λόγος — слово, учение) — раздел языкознания, изучающий природу, особенности и функции ударения. Иногда к области акцентологии относят также тон и некоторые другие просодические явления. Акцентологией также называют систему явлений языка, связанных с ударением.
Диале́кт (др.-греч. διάλεκτος — наречие, от διαλέγομαι — говорить, изъясняться) — разновидность языка, которая употребляется как средство общения между людьми, связанными между собой одной территорией.
Словообразова́ние (дериватоло́гия) — раздел языкознания, изучающий словообразовательные отношения в языке.
Этимологи́ческий слова́рь — это лингвистический словарь, содержащий информацию об истории отдельных слов, а иногда и морфем, то есть информацию о фонетических и семантических изменениях, которые они претерпели. Крупные толковые словари также могут содержать заметки об этимологии слов.
Культура речи , языковая культура — распространённое в советской и российской лингвистике понятие, объединяющее владение языковой нормой устного и письменного языка, а также «умение использовать выразительные языковые средства в разных условиях общения». Этим же словосочетанием обозначается лингвистическая дисциплина, занимающаяся определением границ культурного (в вышеприведённом смысле) речевого поведения, разработкой нормативных пособий, пропагандой языковой нормы и выразительных языковых средств...
Лати́нский язык (самоназвание — lingua latina), или латы́нь, — язык латино-фалискской ветви италийских языков индоевропейской языковой семьи. На сегодняшний день это единственный активный, хотя и ограниченно употребляемый (не разговорный) италийский язык.
Грецизм — слово, заимствованное из греческого языка (чаще — древнегреческого) или неологизм, составленный из греческих морфем.
Грамматикализа́ция — языковое изменение, при котором в ходе эволюции языка слова превращаются в грамматические показатели (например, полнозначный глагол со значением стать может стать маркером будущего времени или указательное местоимение может превратиться в определённый артикль).
История лингвистики (история языкознания, история лингвистических учений) — наука о становлении и развитии лингвистики как науки, концепций, теорий и практической лингвистической деятельности, о лингвистических традициях.
Языково́й зако́н , лингвисти́ческий закон — общее правило, закономерность, характерные для данного языка, различных языков или языка вообще. Поиск лингвистических законов — важнейшая задача языкознания.
Часть ре́чи (калька с лат. pars orationis, др.-греч. μέρος τοῦ λόγου) — категория слов языка, определяемая морфологическими и синтаксическими признаками. В языках мира прежде всего противопоставляются имя (которое может делиться далее на существительное, прилагательное и т. п., но это не универсально) и глагол.
Синтаксис русского языка — часть грамматики русского языка (совместно с морфологией), указывающая на правила соединения слов в словосочетании и предложении. Одно из главных правил этого соединения — это согласование. Зависимое слово должно стоять в том же числе, грамматическом роде и падеже, что и главное.
Лексе́ма (от др.-греч. λέξις — слово, выражение, оборот речи) в лингвистике — слово как абстрактная единица морфологического анализа. В одну лексему объединяются разные парадигматические формы (словоформы) одного слова. Например, словарь, словарём, словарю — это формы одной и той же лексемы, по соглашению пишущейся как СЛОВАРЬ.
Интернационали́зм — слово, возникшее первоначально в одном языке и затем из него заимствованное в большинство других языков мира для обозначения этого понятия. Таковы прежде всего специальные термины большинства наук, названия технических устройств (микроскоп, телефон, спутник, Интернет), общественных институтов (полиция, республика, академия), спортивная лексика (прежде всего само слово спорт), разного рода «экзотизмы» (самурай, томагавк и т. п.). Интернационализмы (кроме последнего случая) редко...
Упоминания в литературе (продолжение)
Уорф начинает, как мы уже отмечали, с анализа отдельных случаев, на которые, по-видимому, оказало влияние значение ситуации и некоторых физических явлений. Он отмечает, однако, что круг таких лексических значений ограничен, и что «невозможно исследовать бихевиористскую вынужденность такого рода построений без предположения об их гораздо большей зависимости от общей системы таких грамматических категорий, как множественность, род и подобные классификации (одушевленный, неодушевленный и т. д.), времена, залоги и другие глагольные формы, классификации типов «частей речи», а также от ответа на вопрос, как нужно обозначать данный опыт: единой морфемой, инфлективным словом или синтаксической комбинацией» (1941c, p. 77). Эти грамматические модели действуют в том же направлении, что и более мелкие и более ограниченные лексические модели. Короче говоря, влияние языка на привычное мышление и поведение «зависит не столько от какой-либо одной системы (например, времен или имен существительных) внутри
грамматики , сколько от способов рассмотрения и представления опыта, которые утвердились в языке как законченные «модели речи» и которые прорезаются сквозь типичные грамматические классификации с тем, чтобы такая «модель» могла включать лексические, морфологические, синтаксические или иначе систематизированные другие средства, скоординированные в определенной последовательности (1941c, p. 92).
Продолжать учить детей согласовывать прилагательные с существительными в роде, числе, падеже; употреблять существительные с предлогами (в, на, под, за, около). Помогать употреблять в речи имена существительные в форме единственного и множественного числа, обозначающие животных и их детенышей (утка – утенок – утята); форму множественного числа существительных в родительном падеже (ленточек, матрешек, книг, груш, слив). Относиться к словотворчеству детей как к этапу активного овладения
грамматикой , подсказывать им правильную форму слова.
В заключение настоящего параграфа сошлемся еще на два места из скальдических поэтик. В самом начале «Перечня размеров» Снорри связывает аллитерацию с «делением речи» (stafasetning greinir mál allt), а хендинги – со «звуковым делением» (ok ?at er setning hljóðsgreina, er vér k?llum hendingar). Видимо, следует понимать это замечание в том смысле, что аллитерация воспринималась как «синтезирующий» признак, относящийся к целому слову (по этой причине, в частности, второй компонент сложных слов никогда не участвовал в скальдической аллитерации), в то время как рифма служила инструментом фономорфологического анализа слова (о фонологической основе рифмы см. [Матюшина 1989]). Направленность скальдических приемов на анализ звукового состава отдельного слова хорошо видна из следующего высказывания автора «Второго грамматического трактата». Сведения, извлеченные из
грамматики Присциана, подтверждаются в нем ссылкой на практику скальдов. «В латинском языке перед гласной буквой стоят самое большее две согласных, а после нее – три. А в северном языке перед гласной буквой могут стоять три согласных и до пяти после нее, как это видно из имен, приведенных раньше (были при ведены слова spannzkr и strennzkr. – О. С.). Слоги придают бóльшую красоту поэзии, если в двух слогах имеется одна и та же гласная буква и одинаковые последующие буквы, как в словах: snarpr, garpr. Мы называем это адальхендинг. Если же в каждом слоге своя собственная гласная буква, но последующие одинаковы, как в словах vaskr, r?skr, мы называем это скотхендинг» [SnE (R) 1818, 304].
Несколько работ М. И. Матусевич посвящены фонетике русского языка, которой она занималась на протяжении всей своей жизни. После смерти Л. В. Щербы М. И. Матусевич завершила начатый им раздел «Фонетика» в I томе академической «
Грамматики русского языка» (1952), где кратко описаны фонемы русского языка, даны схемы положения языка для всех гласных и почти всех согласных, указаны основные их реализации в разных фонетических позициях, перечислены основные фонетические чередования. Раздел завершается подробной таблицей правил чтения отдельных букв и буквенных сочетаний и образцами транскрипции текста, фонетической и фонематической, где обозначены главнейшие аллофоны. Годом позже, в 1958 г., вышла её брошюра, посвящённая русской орфоэпии «Русское литературное произношение». В ней Маргарита Ивановна останавливается главным образом на произношении согласных: рассматриваются необходимость или только возможность реализации мягких согласных в двусогласных сочетаниях (ст, тн, дл, нс и др.) перед [е] и перед [j], а для некоторых слов употребление первого мягкого согласного оценивается как устаревшее; анализируется произношение ряда глагольных форм; обращено внимание на звучание окончаний прилагательных -кий, -гий, -хий; много места уделено произношению твердых и мягких согласных в заимствованных словах. Все эти наблюдения и рекомендации и сегодня представляют интерес, так как дают материал для суждения об изменениях произносительной нормы на протяжении десятилетий.
Нормализация языка – это сознательная его кодификация, под которой понимается определение языковых норм и закрепление их в
грамматиках или ортологических (орфографических, орфоэпических, грамматических, лексических трудностей) словарях. Культура речи начинается там, где есть выбор для кодификации на словесном, грамматическом или фонетическом уровне языка. Например, часто можно услышать был богатый (уст.), а норма – был богатым и т.п.
Под грамматикализацией в данном случае понимаем приобретение каждой из единиц формирующегося лексикона индивида определенных грамматических характеристик, а под лексикализацией
грамматики – уточнение сферы распространения действия грамматических правил на определенные группы лексических единиц, выделяемые на основании семантической, фонологической или какой-то иной общности. Это в равной степени относится как к правилам выбора единиц, так и к правилам их конструирования. Именно в данной области наблюдаются наиболее существенные различия между освоением языка ребенком и инофоном: ребенок гораздо успешнее инофона в сфере грамматикализации лексикона, что выражается в почти полном отсутствии у него «телеграфной» (аграмматичной) речи (см. подробнее раздел 5).
Другие ученые, следуя сложившейся традиции, рассматривают словообразование как часть
грамматики (морфологии) в связи с тем, что основное внимание исследователей до сих пор было обращено на способы словопроизводства, которые связаны с употреблением специальных морфологических элементов – морфем. Относя словообразование к морфологии, эти специалисты не отрицают тесной связи его с лексикой. Наиболее показательно в этом плане схема Н.А. Янко-Триницкой, которая, помещая словообразование в морфологию, делит последнюю на морфологию лексическую (словообразование) и синтаксическую (словоизменение) [Янко-Триницкая 1963:83].
Речь и язык составляют в речевой деятельности человека сложное диалектическое единство. Язык становится средством общения, речевой коммуникации и одновременно средством, инструментом мышления только в процессе речи (осуществления речевой деятельности). В свою очередь речь (как психофизиологический процесс порождения и восприятия речевых высказываний) осуществляется по правилам языка и на основе использования соответствующих знаков языка. Любое речевое высказывание подчиняется законам данного языка не только в отношении его фонетики и лексики, но и
грамматики (включая синтаксис). Человек пользуется словами, принадлежащими к определенным грамматическим категориям (существительные, глаголы, прилагательные и т. д.), и соединяет их в предложении по правилам грамматики и стилистики.
Грамматическая работа с детьми-дошкольниками не может и не должна рассматриваться как решение задачи предупреждения и исправления грамматических ошибок, «затверживания» отдельных трудных грамматических форм. Речь должна идти о создании условий для полноценного освоения грамматического строя языка, прежде всего его системы, богатства синтаксических, морфологических и словообразовательных средств на основе развития и поощрения самопроизвольной поисковой активности ребенка в сфере
грамматики , спонтанных языковых игр, экспериментирования со словом и его формами, на основе речевого (словесного) творчества, использования языковых средств в разных формах общения со взрослыми и детьми.
Риторика традиционно противопоставляется поэтике,
грамматике и стилистике. Считается, что поэтика и риторика отталкиваются от разного эмпирического материала текстов, а поэтому они сильно различаются. Сводить риторику к какому-либо частному виду речи: о раторике, гомилетике, научной прозе нельзя, так как это тоже разновидности художественной или разговорной речи. Отсюда можно определить поэтику как частную риторику художественной речи, специфической особенностью которой является минесис. Отношение риторики к грамматике имеет совершенно иной характер. Принципом грамматики является выделение и описание тех элементов речи, которые достаточно регулярно и по определенным правилам воспроизводятся в разных по авторству и аудитории речевых условиях без учета того, кем, когда, для кого, на какую тему и каким образом было создано высказывание. Грамматика служит для создания возможности построить любое высказывание, чтобы оно было адекватно принято носителем данного языка, т. е. совершить речевое действие независимо от его замысла и назначения. Это свойство грамматики как отдельной категории лингвистики обычно обосновывается тем, что каждый из говорящих является одновременно и слушающим, т. е. тем, что речь обратима и едина в создании и восприятии. Это допущение лингвистики является источником построения ее категорий, таких как синхрония – диахрония, язык человека – язык общества, норма – отклонения от нормы. Для пояснения своих категорий лингвистики прибегают к образу шифровки и дешифровки, кода и сообщений.
С точки зрения функционального синтаксиса термин «конструкция» является значительно более широким. Тем не менее основные образующие ее факторы остаются прежними: синтаксическая структура и средства ее оформления, однако задействованные на более высоких синтаксических ярусах, таких, как организация высказывания. В этом аспекте основные союзные средства иногда приобретают новую функцию, которую можно назвать юнкционной. Это, в первую очередь, касается тех союзных и аналогичных им образований, которые, не оформляя грамматические связи внутри формально организованного синтаксического образования предложенческого уровня, тем не менее формируют
грамматику более сложной конструкции, которую принято называть текстовой. Часто синтаксические образования такого рода считаются служебными, и противопоставляются полнозначным словам, так как они «являются членами предложения и/или могут быть употреблены самостоятельно в качестве слова-предложения, формируют самостоятельные части речи. Слова, лишенные таких возможностей, принадлежат к служебным частям речи» [Белошапкова 1999: 596].
Еще один показатель разности в
грамматике заключается в том, что русский глагол «ждать» является переходным, а украинский «чекати» – нет, и, как следствие, без предлога он не употребляется: «чекаю на тебе» («жду тебя»). Для сравнения в английском – «waiting for you».
Однако было бы неправильно думать, что стили языка существуют лишь благодаря упомянутым только что стилистическим группам лексики. Во-первых, различия между стилями языка отнюдь не сводятся к преимущественному употреблению слов «своей» стилистической группы. А во-вторых, самое существование стилей (разновидностей) одного и того же языка было бы невозможно, если бы стили не опирались на использование одних и тех же слов и выражений, одних и тех же правил
грамматики и фонетики. Такие слова и правила принято называть стилистически нейтральными. Они объединяют стили в один литературный язык. Поэтому и применяется языкознанием термин «система стилей». Этот термин обозначает очень определенный факт жизни языка – именно то, что стили необходимо связаны друг с другом, совместно развиваются и взаимно влияют друг на друга. Будучи неразрывно связанными, стили, как это уже было сказано, отличаются друг от друга. Во- первых, применением типичной для каждого стиля, «своей» лексики. Кроме того, доля этой (своей) лексики в общем запасе «нейтральных» слов не одинакова в разных стилях. Не одинаковы по объему в разных стилях и те словарные примеси, которые состоят из «чужих» слов, т.е. слов, привлеченных в один языковой стиль из другого. Так, типичные для делового стиля слова – канцеляризмы – употребляются и в других стилях, но доля их оказывается здесь очень небольшой. Подобным же образом, например, применяются и научные термины в художественной или публицистической речи, но доля их здесь неизмеримо меньше, чем в стиле научном.
Первый этап –
грамматика просьбы с ее «простым синтаксисом», по Томаселло. Ее коммуникативные средства – указательный жест (для обозначения объектов) и конвенциализированные интенциональные движения (движения намерения) – становящаяся все более условной пантомима (для обозначения событий). Сочетания жестов могли членить ситуацию, обычно это были события и их участники, но при этом без всякого маркирования их роли в высказывании в целом.
Это проявляется на разных языковых уровнях, но более всего в
грамматике , поскольку именно грамматическая форма выражает отношения между понятиями. Грамматика нередко становится предметом изображения, собственно образом, объясняющим намерения автора, например:
Для разрешения этих и подобных им концептуальных затруднений Рассел разработал специальный метод логического анализа, для которого в 1914 г. ввел название «философская логика». Он был убежден, что применение логических методов в решении философских проблем придаст философии научную строгость и определенность, свойственную математике. Ключевое место в разработанной им концепции анализа занимает различение логической и грамматической форм. Согласно Расселу, предложение имеет грамматическую форму, тогда как выражаемое им суждение имеет логическую форму. Иногда эти формы совпадают, а иногда нет, однако в определении истинностного значения предложения участвует именно логическая форма, поэтому, если не позаботиться о тех случаях, где логика и
грамматика расходятся, то возникает опасность уподобления грамматических категорий логическим и соответственно онтологическим, что грозит серьезными метафизическими искажениями. В связи с этим стратегия Рассела состояла в том, чтобы для каждого проблематичного предложения S сформулировать логически эквивалентное ему предложение S1 такое, что его грамматическая форма точно отображает логическую структуру суждения, выраженного в S и S1. Для ясного и однозначного представления логической формы Рассел стал использовать разработанный им формальный язык, приписав ему тем самым статус «логически совершенного» языка. Необходимость же подобного перевода на формальный язык он объяснял тем, что обыденный язык – это источник путаницы и неясности, которые на протяжении веков были причинами философских заблуждений.
Есть все основания видеть в описанном разграничении одно из тех правил скрытой
грамматики русского языка, которые генетически связаны с древним противопоставлением парности и множества как принципиально различных категорий мира и числового мышления.
Осталось добавить, что наше определение литературного языка отражает его содержание. Литературный язык – не «парадигма», а «синтагма», т. е. не парадигматическая система языка, он представлен в «текстах». В этом смысле словарь и академические
грамматики , хотя они и называются словарями и грамматиками современного русского литературного языка, на самом деле излагают материал современного языка нации во всех их стилистических маркировках; иначе и невозможно представить литературную норму, которая может обозначиться лишь на фоне ненормативных ресурсов системы.
Соответственно, лексикология изучает индивидуальные свойства отдельных слов, а
грамматика – общие правила составления отдельных языковых единиц, их употребления и понимания.
Норма – это исторически сложившееся общепринятое употребление слова, словосочетания, предложения, т. е. того или иного языкового знака, зафиксированное в
грамматиках и нормативных словарях. Нормы литературного языка являются общеобязательными для всех носителей языка, приобретают статус закона. Нормы языка стабильны, устойчивы, долго сохраняются в неизменном виде. Но в то же время нормы изменяются в процессе развития языка, т. е. они исторически обусловлены, но их изменение происходит достаточно медленно.
Мысль говорящего и пишущего может быть по-разному сформирована и сформулирована при помощи одних и тех же языковых средств, т. е. словаря и
грамматики данного языка. В связи с этим в общей структуре речевой деятельности наряду со средствами выделяются способы ее осуществления – различные способы формирования и формулирования мысли. Им отвечают различные формы организации речевого общения и соответственно, различные формы речи. Таких форм три – внешняя устная, внешняя письменная и внутренняя речь [43, 44, 47, 65, 90 и др.].
По Р. Якобсону, «поэтическая функция предполагает интро-вертивное отношение к вербальным знакам как единству означающего и означаемого и является доминантой в поэтическом языке, который нуждается в особенно тщательном лингвистическом анализе <…>» [Якобсон 1987]. Исходя из этого тезиса, формальная школа выдвинула на первый план проблему «
грамматики поэзии» (см. [Шапир 1987]), т. е. особым образом организованной структуры поэтического языка. Хотя какой-либо цельной теории поэтического языка «формальной школой» разработано не было, в целом, как отмечает О. Г. Ревзина, «выделение поэтической функции имело для лингвистической поэтики столь же фундаментальное значение, что и постулаты знаковости и системности» [Ревзина 1998: 12]. Новым словом в науке стала трактовка поэтической речи не просто как стилевой разновидности языка, а как качественно иного состояния языка («<…> поэтичность – это не просто дополнение речи риторическими украшениями, а общая переоценка речи и всех ее компонентов» [Якобсон 1975: 228]). Тем не менее нельзя не согласиться с утверждением, что «прямой переход от поэтической функции, как она определена Р. Якобсоном, к поэтическому языку как „системе возможностей“ оказался неосуществимым» [Ревзина 1998: 12]. Для этого необходимо было осознание качественного различия между поэтическим и естественным языком, а также углубление в специфику художественной речи как особой знаковой системы.
Это еще лингвистика. Кстати, первоначально Н.Хомский и не имел в виду переносить свою модель в психолингвистику: еще в 1961 году он считал «ошибочным» убеждение, «что порождающая
грамматика , как таковая, есть модель для говорящего или соотнесена с ней каким-то строго определенным образом» (Chomsky, 1961, p.14). Первую попытку внедриться в психолингвистику он сделал в известной книге «Аспекты теории синтаксиса» (1965), где вводится понятие глубинной структуры, определяющей семантическую интерпретацию синтаксической конструкции предложения и соответствующей «ядерной конструкции» первого варианта его теории. По Хомскому, последовательность порождения предложения такова. «База (базовые грамматические отношения – Авт.) порождает глубинные структуры. Глубинная структура подается в семантический компонент и получает семантическую интерпретацию; при помощи трансформационных правил она преобразуется в поверхностную структуру, которой далее дается фонетическая интерпретация при помощи правил фонологического компонента» (Chomsky, 1965, p.141). (Подробнее см. Главу 5, а также (Леонтьев, 1969а, с.78 и сл.)). Дальнейшая эволюция взглядов Н.Хомского на структуру его лингвистической (и психолингвистической: сейчас мы увидим, что это практически одно и то же) модели не была сколько-нибудь принципиальной, тем более что он почти двадцать лет не публиковал серьезных лингвистических или психолингвистических работ и вновь вернулся к этой области только в конце 1980-х гг., выдвинув идею «переключателей» (switches), связанную с его теорией врожденных структур, на которой мы остановимся ниже (Chomsky, 1986).
Важно для нас и понятие значения, или «сигнификации», у Оккама. Это понятие связано с постоянным качеством знака, имени, это – суппозиция, «отложившаяся» в самом знаке. Сигнификация всегда предполагает в конечном счете познание вещи: термин «обозначает истинную вещь», поэтому интенция души и не может быть сигнификатом, но только суппозитом. В сущности понятие сигнификации тем самым не является логическим, но «грамматическим», как говорилось тогда, то есть языковым; именно такой вывод и сделал один из предшественников Оккама – Пьер д’Орсонь. Оккам, однако, предпринял дальнейший, более решительный шаг, и самое логику отнес к «словесным наукам» вместе с
грамматикой и риторикой. Кроме «словесных», есть еще и «реальные науки», оперирующие терминами первичной интенции. Но ни одна наука, хотя она и исходит из познания единичных вещей, не имеет их в качестве предмета: таковыми являются только понятия, то есть знаки, или имена. Следовательно, любая наука есть наука о знаках (первичных или вторичных)[4].
Отношение к тексту в советском обществе на первый взгляд может показаться близким к сакрализации сказанного и написанного: неадекватно жестокие наказания за корректорские опечатки в эпоху сталинизма и вера в то, что «рукописи не горят», являются следствием одного и того же ритуального миропереживания110. Стремление Сталина заявить о себе как классике общего языкознания также, вероятно, связано с убеждением в том, что власть над языком есть также и власть над тем, что он собою обозначает111. Возражения Сталина против «яфетической теории» Николая Марра реабилитировали не только
грамматику и традиционную компаративистику, но и приоритет «надежных» системно-статистических языковых описаний. Характерные для Марра рассуждения о стадиальной динамике семантических изменений уступили место статистическим наблюдениям над повторяющейся вариативностью морфологических единиц112. Показательно и то, что один из главных «теоретических» тезисов, провозглашенных Сталиным в ходе так называемой полемики «по вопросам языкознания», развел понятия языка и идеологической надстройки. В противовес Марру, полагавшему, что язык зависим от базиса – производительных сил и производственных отношений, Сталин наделил язык «диалектической» самостоятельностью. Важно подчеркнуть вместе с тем, что, хотя Сталин и отверг языковое учение Марра, их взгляды на язык в определенном смысле могут считаться схожими.
Норма – это исторически сложившееся общепринятое употребление слова, словосочетания, предложения, т. е. того или иного языкового знака, зафиксированное в
грамматиках и нормативных словарях.
Высшая форма национального языка—литературный язык, который подчиняется нормам, правилам, установленным в обществе (в отличие от просторечия), и эти нормы «закреплены» в словарях и
грамматике ; его преподают в школах. Норма изменяется, но крайне медленно, что позволяет создать и сохранить культурную преемственность между поколениями. Литературный язык обслуживает самые разнообразные сферы человеческой деятельности (в отличие от жаргона, в употреблении которого всегда есть возрастные, социальные или профессиональные ограничения). Литературный язык внутренне дифференцирован, имеет разновидности употребления, используемые в различных ситуациях общения (функциональные стили). Его использование не ограничено каким-либо кругом тем. В отличие от диалектов, литературный язык обслуживает не какую-то одну область страны; он наддиалектен. Литературному языку свойственна высокая социальная престижность, которая осознается всеми членами общества независимо от их собственного уровня владения литературным языком.
Название этой книги напомнит искушенному читателю о «Морфологии сказки» В. Я. Проппа (1928). Это обязующее соседство, и оно сразу же требует пояснения. Волшебная сказка – именно волшебной, а не всякой, сказкой занимался Пропп – отличается не только содержанием, но и внутренней организацией, повторяющейся с некоторыми просчитываемыми вариациями из повествования в повествование. Пропп установил, что жанр волшебной сказки определяется устойчивой последовательностью из тридцати одной повествовательной функции, то есть положений и действий группы сказочных героев, которых в нормативной сказке всего семь. Морфология сказки – это структура последовательности сказочного повествования. Понятие морфологии, таким образом, относится у Проппа к синтаксису повествования, и книга его могла бы называться «Синтаксис сказки»; но Пропп понимал морфологию в известном более широком смысле, чем это принято в
грамматике ; это значение вполне может быть распространено и на синтаксис, который можно определить как морфологию предложения. Читатель же «Морфологии загадки» должен с самого начала быть предупрежден, что речь пойдет не о приложении или продолжении идей Проппа, а о морфологии в том смысле, какого требует наш особенный предмет; с последовательностью повествовательных функций этот смысл ничего общего не имеет, потому что морфология загадки разворачивается в иных измерениях.
3.325. Чтобы избегать подобных ошибок, мы должны использовать знаковый язык, исключающий ошибки благодаря тому, что в нем каждому знаку соответствует свой символ, а также не употреблять знаки, по-разному обозначающие; то есть использовать знаковый язык, который опирается на логическую
грамматику и логический синтаксис.