Неточные совпадения
В тот же день к вечеру на
имя ссыльного был доставлен пакет, возвещавший ему прощение и возвращение, дарованные волей воцарившейся
императрицы Елисаветы: но все это уже опоздало. Князь Яков был разрешен небесною властью ото всех уз, которыми вязала его власть земная.
Правда, по духу того времени
императрица не могла не терпеть разных, слишком восторженных, гиперболических дифирамбов; поэт прекрасно сказал от ее
имени...
Ведь это в некотором роде неблагонамеренный либерал, беспокойный человек, осмеливающийся порицать, во
имя невежества и своеволия, благодетельные меры
императрицы…
Михаил Огинский также прекратил тайную вражду с королем, пользовался благоволением
императрицы Екатерины, строил знаменитый, названный
именем его канал, соединяющий Неман с Припятью, и нередко бывал в Петербурге.
В другом письме (от 26 июля) генерал-прокурор сообщил князю Голицыну, что английский посланник уверял
императрицу, что «всклепавшая на себя
имя» есть дочь пражского трактирщика, и потому советовал послать к ней протестантского пастора, которому, может быть, удастся выведать истину.
Декабря 7 князь Голицын донес
императрице о смерти «всклепавшей на себя
имя».
Императрица не могла удовольствоваться одним романом захваченной пленницы, ей нужно было знать
имена недоброжелателей, хотевших в лице мнимой принцессы создать одно из политических затруднений ее царствования.
Без Екатерины Понятовскому никогда бы не владеть короной Сигизмундов и Батория, без ее помощи эта корона давно бы слетела с головы его, и, конечно, если бы до
императрицы дошли теперь сведения, что он принимает участие в химерических замыслах «всклепавшей на себя
имя», он бы ранее положенного судьбой срока лишился государства.
Цель вопросов состояла в том, чтоб узнать от пленницы: кто внушил ей мысль принять на себя
имя дочери
императрицы Елизаветы Петровны и с кем по этому поводу находилась она в сношениях.
Об этом свидании с пленницей и о сделанных распоряжениях князь Голицын подробно донес
императрице 18 июня. Но
императрица отвечала ему 29 числа: «Распутная лгунья осмелилась просить у меня аудиенции. Объявите этой развратнице, что я никогда не приму ее, ибо мне вполне известны и крайняя ее безнравственность, и преступные замыслы, и попытки присвоивать чужие
имена и титулы. Если она будет продолжать упорствовать в своей лжи, она будет предана самому строгому суду».
Он, по собственным словам его [«Донесение
императрице Екатерине графа Алексея Орлова» от 27 сентября 1774 г.], до тех пор будто бы не знал, что существуют на свете дети, рожденные
императрицей Елизаветой от законного брака, и не имел ни малейшего понятия о «всклепавшей на себя
имя» принцессы Елизаветы.
Но расчеты пленницы не увенчались успехом. Голицын не обратил особого внимания на новое ее показание. Ему оставалось одно: исполняя повеление
императрицы, обещать Елизавете брак с Доманским и даже возвращение в Оберштейн к князю Лимбургскому. Приехав нарочно для того в Петропавловскую крепость, он прежде всего отправился в комнату, занимаемую Доманским, и сказал ему, что брак его с той женщиной, которую знал он под
именем графини Пиннеберг, возможен и будет заключен хоть в тот же день, но с условием.
Так как по смыслу завещания
императрицы Елизаветы Петровны регентом назначен был принц Петр Голштинский с титулом императора, то и Пугачев официально принял на себя
имя Петра и титул императора.
Вследствие этих посещений, в декабре 1773 года разнесся в Оберштейне слух, что в этом замке под
именем принцессы Владимирской живет прямая наследница русского престола, законная дочь покойной
императрицы Елизаветы Петровны, великая княжна Елизавета.
Впрочем, граф Алексей Григорьевич тотчас же донес об этом письме
императрице: «У нее есть и моей руки письмо на немецком языке, — писал он, — только без подписания
имени моего, что я постараюсь выйти из-под караула, а после могу спасти ее».
Но
императрица видела тут другое: она думала, что, подписываясь «Елизаветой», «всклепавшая на себя
имя» желает указать на действительность царственного своего происхождения, ибо только особы, принадлежащие к владетельным домам, имеют обычай подписываться одним
именем.
Близкие сношения ее с поляками, уехавшими за границу, особенно же с знаменитым князем Карлом Радзивилом, коронным генеральной конфедерации маршалом, палатином виленским, с этим магнатом, обладавшим несметными богатствами, идолом шляхты, известным под
именем «пане коханку», не оставляют сомнения, что эта женщина была орудием польской интриги против
императрицы Екатерины II.
М. Н. Лонгинов («Русский вестник», 1859, № 24, стр. 723) думает, что под
именем сестры Радзивила должно разуметь княжну Тараканову, но теперь мы знаем, что в марте 1774 года в Венеции действительно жила родная сестра Радзивила, графиня Моравская, а самозваной дочери
императрицы Елизаветы Петровны до конца мая еще не было в Венеции.].
Получив известие, что «всклепавшая на себя
имя» находится в руках Грейга,
императрица 22 марта написала два рескрипта: один графу Алексею Орлову, другой князю Голицыну.
Он имел в виду единственно разъяснение двух вопросов: кто подал ей мысль «всклепать на себя
имя» дочери
императрицы Елизаветы Петровны и с кем она по сему предмету находилась в сношениях?
Фельдмаршал снова стал увещевать пленницу, чтоб она открыла, кто внушил ей мысль принять на себя
имя дочери
императрицы Елизаветы Петровны и кто были пособниками ее замыслам. Он напомнил ей о крайних мерах. Надо полагать, что ей было известно, что значат на языке тайной экспедиции слова: «крайние меры».
К новому 1776 году
императрица возвратилась из Москвы в Петербург. Возвратились двор и высшие правительственные лица, в числе их и генерал-прокурор князь Вяземский. Ему, вместе с фельдмаршалом князем Голицыным, поручено было кончить в тайной экспедиции дело о «всклепавшей на себя
имя» или, точнее сказать, дело о сопровождавших ее арестантах.
Что он был побочный сын графа Алексея Григорьевича, это не подлежит никакому сомнению, но действительно ли мать его была не кто другая, как «всклепавшая на себя
имя» принцесса Владимирская, — утвердительно сказать нельзя, пока не будет извлечено из архивов все относящееся как до истинной дочери
императрицы Елизаветы Петровны, так и до самозванки, судьбу которой мы описываем.
В Пизе и вообще во владениях тосканских ходили уже слухи, что под
именем графини Селинской скрывается дочь покойной русской
императрицы, «опасная (?) соперница» Екатерины.
Императрица играла в бильярд с Мариорицей, которую сама учила этому искусству, чтобы иметь во всякое время свою домашнюю партию. Княжне Лелемико приходилось играть; но при
имени Волынского она вспыхнула, побледнела и задрожала. Шары двоились в глазах ее, бильярд ходил кругом. Можно догадаться, каков был удар.
Во время кратковременного пребывания Ивана Осиповича в Петербурге его сын, под
именем графа Свянторжецкого, раза два встречался с ним во дворце, но удачно избегал представления, хотя до сих пор не может забыть взгляд, полный презрительного сожаления, которым однажды обвел его этот заслуженный, почитаемый всеми, начиная с
императрицы и кончая последним солдатом, генерал.
26 декабря он получил от
императрицы благодарственный рескрипт, оканчивающийся такими словами: «дабы
имя ваше, усердною к нам службою прославленное, в воинстве нашем пребывало навсегда в памяти, соизволяем, чтобы кирасирский екатеринославский полк, коего вы шеф, отныне впредь именовался «кирасирским князя Потемкина полком».
Но Екатерине Алексеевне удалось растрогать
императрицу ловкими ответами, слезами и просьбой отпустить ее к родителям. Елизавета Петровна сказала своему духовнику, отцу Федору Дубянскому, что великий князь не умен, а жена его очень умна. С тех пор
имя Екатерины на время исчезло из политической летописи.
Деятельное участии в оказании хирургической помощи во время боёв при Дашичао принимал летучий лазаретный отряд
имени Её Императорского Величества Государыни
Императрицы Марии Фёдоровны.
Воцарение Петра III, приходившего, как мы знаем, родным внуком Петру Великому, то есть, как и его покойная тетка,
императрица Елизавета Петровна, окруженного ореолом обаятельного для России
имени Великого Преобразователя, не только не вызывало народной радости, но даже огорчило всех.
С этого времени начинается исключительное влияние Потемкина на дела государственные и ряд великих заслуг, оказанных им России. Тонкий политик, искусный администратор, человек с возвышенной душой и светлым умом, он вполне оправдал доверие и дружбу
императрицы и пользовался своею почти неограниченною властью лишь для блага и величия родины.
Имя его тесно связано со всеми славными событиями Екатерининского царствования и справедливо занимает в истории одно из самых видных и почетных мест.
Что же делать? Что же делать? Сохранить ее для себя, заставить всех признавать ее княжной Людмилой, его невестой, рассказать ей все, обвенчаться ранее, нежели придет эта роковая бумага из Тамбова. Просить милости
императрицы, дело затушат, чтобы не класть пятна на славный род и честное
имя князей Луговых.
В 1747 году 4 декабря Елизавета Петровна указом повелела выстроить церковь в новостроящемся дворце, что у Аничкова моста, во
имя Воскресения Христова, в больших палатах, во флигеле, что на Невской перспективе. Работы по устройству церкви продолжались до конца 1750 года, под надзором графа Растрелли. Место для
императрицы было поручено сделать столярному мастеру Шмидту, по рисунку Баджелли, резные же работы были отданы мастеру Дункорту.
Весть эта, впрочем, не могла иметь интереса для Петербурга вообще и великосветской части его в особенности, так как никто в Петербурге, кроме
императрицы и супругов Зиновьевых, не знал офицера, носящего такое
имя.
Наследник ее Петр Федорович был только тезкой великого государя, но далеко не приближался к нему ни одной чертой своего ума и характера. Он был «внук Петра Великого» только по
имени.
Императрица Елизавета не могла, конечно, подозревать, что достойной преемницей ее великого отца на русском престоле будет великая княгиня Екатерина Алексеевна.
Императрица невольно улыбнулась, когда молодой солдат скороговоркой произносил
имена знаменитых полководцев и историков, творения которых он не переставал изучать.
В честь этой иконы и основала она каменную церковь. Последняя была освящена в 1747 году, когда Елизавета Петровна была уже
императрицею. Освящение было тоже очень торжественное, икона была перенесена из петербургского дворца с крестным ходом, в котором участвовала сама
императрица. Кроме главного алтаря во
имя Знамения, были приделы: правый во
имя святой Екатерины и левый — Захария и Елизаветы.
Зная силу Бирона, любимца ее и вместе главы немецкой партии, опиравшейся на престол, посох новгородского архипастыря и ужас целого народа, хитрый министр тайно действовал в пользу этой стороны, но явно не грубил русской партии, которой предводителем был Волынской, имевший за собою личные заслуги, отважный и благородный дух, дружбу нескольких патриотов, готовых умереть с ним в правом деле, русское
имя и внимание
императрицы, до тех пор, однако ж, надежное, пока не нужно было решать между двумя соперниками.
Ранее этого
императрица подарила Разумовскому дворец, в котором сама жила до восшествия своего на престол. Дворец этот, как мы знаем, был известен под
именем Цесаревнина и находился на Царицыном лугу, недалеко от Миллионной, на месте нынешних Павловских казарм.