Неточные совпадения
И, заметив полосу света, пробившуюся
с боку одной из суконных стор, он весело скинул ноги
с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не
вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат.
И долго, несколько часов, ему все еще мерещилось порывами, что «вот бы сейчас, не откладывая, пойти куда-нибудь и все выбросить, чтоб уж
с глаз долой, поскорей, поскорей!» Он порывался
с дивана несколько раз, хотел было
встать, но уже не мог.
Он приподнялся
с усилием. Голова его болела; он
встал было на ноги, повернулся в своей каморке и упал опять на
диван.
— Да уж не
вставай, — продолжала Настасья, разжалобясь и видя, что он спускает
с дивана ноги. — Болен, так и не ходи: не сгорит. Что у те в руках-то?
Кутузов, сняв пиджак, расстегнув жилет, сидел за столом у самовара,
с газетой в руках, газеты валялись на
диване, на полу, он
встал и, расшвыривая их ногами, легко подвинул к столу тяжелое кресло.
Он
встал, оглянулся, взял
с дивана шапку и, глядя внутрь ее, сообщил, приподняв плечи...
Он, как
встанет утром
с постели, после чая ляжет тотчас на
диван, подопрет голову рукой и обдумывает, не щадя сил, до тех пор, пока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано сегодня для общего блага.
Она посадила его подле себя на
диван и шепотом,
с остановками, рассказала историю своих сношений
с Марком. Кончив, она закуталась в шаль и, дрожа от озноба, легла опять на
диван. А он
встал бледный.
Он не забирался при ней на
диван прилечь,
вставал, когда она подходила к нему, шел за ней послушно в деревню и поле, когда она шла гулять, терпеливо слушал ее объяснения по хозяйству. Во все, даже мелкие отношения его к бабушке, проникло то удивление, какое вызывает невольно женщина
с сильной нравственной властью.
В глазах был испуг и тревога. Она несколько раз трогала лоб рукой и села было к столу, но в ту же минуту
встала опять, быстро сдернула
с плеч платок и бросила в угол за занавес, на постель, еще быстрее отворила шкаф, затворила опять, ища чего-то глазами по стульям, на
диване — и, не найдя, что ей нужно, села на стул, по-видимому, в изнеможении.
— Я приведу Петра Ипполитовича, —
встала Анна Андреевна. Удовольствие засияло в лице ее: судя по тому, что я так ласков к старику, она обрадовалась. Но лишь только она вышла, вдруг все лицо старика изменилось мгновенно. Он торопливо взглянул на дверь, огляделся кругом и, нагнувшись ко мне
с дивана, зашептал мне испуганным голосом...
И, вымолвив это «жалкое» слово, Грушенька вдруг не выдержала, не докончила, закрыла лицо руками, бросилась на
диван в подушки и зарыдала как малое дитя. Алеша
встал с места и подошел к Ракитину.
С давнего времени это был первый случай, когда Лопухов не знал, что ему делать. Нудить жалко, испортишь все веселое свиданье неловким концом. Он осторожно
встал, пошел по комнате, не попадется ли книга. Книга попалась — «Chronique de L'Oeil de Boeuf» — вещь, перед которою «Фоблаз» вял; он уселся на
диван в другом конце комнаты, стал читать и через четверть часа сам заснул от скуки.
Вязмитинов
встал, взял его под руку и тихо вышел
с ним в библиотеку Петра Лукича, где Розанов скоро и заснул на одном из
диванов.
Она
встала с кровати, подошла к
дивану, села в ногах у Лихонина и осторожно погладила его ногу поверх одеяла.
Тот
встал. Александра Григорьевна любезно расцеловалась
с хозяйкой; дала поцеловать свою руку Ардальону Васильичу и старшему его сыну и — пошла. Захаревские,
с почтительно наклоненными головами, проводили ее до экипажа, и когда возвратились в комнаты, то весь их наружный вид совершенно изменился: у Маремьяны Архиповны пропала вся ее суетливость и она тяжело опустилась на тот
диван, на котором сидела Александра Григорьевна, а Ардальон Васильевич просто сделался гневен до ярости.
— А именно — например, Лоренцо, монах, францисканец, человек совершенно уже бесстрастный и обожающий одну только природу!.. Я, пожалуй, дам вам маленькое понятие, переведу несколько намеками его монолог… — прибавил Неведомов и,
с заметным одушевлением
встав с своего
дивана, взял одну из книг Шекспира и развернул ее. Видимо, что Шекспир был самый любимый поэт его.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на
диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она
с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась в лице и
встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Софья Матвеевна в ужасном смущении
встала наконец
с дивана; он даже сделал попытку опуститься пред нею на колени, так что она заплакала.
— «Призадумывался!» — вздохнул Пустынник, грузно поднимаясь
с дивана и идя навстречу Феденьке, — до зде [Доселе, доныне (церк. — слав.). — Примеч. ред.] задумывались, а днесь возвеселимся! Мы было пирог рушить собирались, да я думаю: кого, мол, это недостает — ан ты и вот он! Накрывать на стол — живо! Да веселую — что
встали! «Ах вы, сени мои, сени!»
Хандра Бельтова, впрочем, не имела ни малейшей связи
с известным разговором за шестой чашкой чаю; он в этот день
встал поздно,
с тяжелой головой;
с вечера он долго читал, но читал невнимательно, в полудремоте, — в последние дни в нем более и более развивалось какое-то болезненное не по себе, не приходившее в ясность, но располагавшее к тяжелым думам, — ему все чего-то недоставало, он не мог ни на чем сосредоточиться; около часу он докурил сигару, допил кофей, и, долго думая,
с чего начать день, со чтения или
с прогулки, он решился на последнее, сбросил туфли, но вспомнил, что дал себе слово по утрам читать новейшие произведения по части политической экономии, и потому надел туфли, взял новую сигару и совсем расположился заняться политической экономией, но, по несчастию, возле ящика
с сигарами лежал Байрон; он лег на
диван и до пяти часов читал — «Дон-Жуана».
При первом взгляде на своих Егорушка почувствовал непреодолимую потребность жаловаться. Он не слушал о. Христофора и придумывал,
с чего бы начать и на что, собственно, пожаловаться. Но голос о. Христофора, казавшийся неприятным и резким, мешал ему сосредоточиться и путал его мысли. Не посидев и пяти минут, он
встал из-за стола, пошел к
дивану и лег.
Доктор Сергей Борисыч был дома; полный, красный, в длинном ниже колен сюртуке и, как казалось, коротконогий, он ходил у себя в кабинете из угла в угол, засунув руки в карманы, и напевал вполголоса: «Ру-ру-ру-ру». Седые бакены у него были растрепаны, голова не причесана, как будто он только что
встал с постели. И кабинет его
с подушками на
диванах,
с кипами старых бумаг по углам и
с больным грязным пуделем под столом производил такое же растрепанное, шершавое впечатление, как он сам.
Вершинин(
встает). Да. Сколько, однако, у вас цветов! (Оглядываясь.) И квартира чудесная. Завидую! А я всю жизнь мою болтался по квартиркам
с двумя стульями,
с одним
диваном и
с печами, которые всегда дымят. У меня в жизни не хватало именно вот таких цветов… (Потирает руки.) Эх! Ну, да что!
Гравюра не думает быть лучше картины, она гораздо хуже ее в художественном отношении; так и произведение искусства никогда не достигает красоты или величия действительности; но картина одна, ею могут любоваться только люди, пришедшие в галлерею, которую она украшает; гравюра расходится в сотнях экземпляров по всему свету, каждый может любоваться ею, когда ему угодно, не выходя из своей комнаты, не
вставая с своего
дивана, не скидая своего халата; так и предмет прекрасный в действительности доступен не всякому и не всегда; воспроизведенный (слабо, грубо, бледно — это правда, но все-таки воспроизведенный) искусством, он доступен всякому и всегда.
Поплакав минут
с десять, Фустов
встал, лег на
диван, повернулся лицом к стене и остался неподвижен. Я подождал немного, но, видя, что он не шевелится и не отвечает на мои вопросы, решился удалиться. Я, быть может, взвожу на него напраслину, но едва ли он не заснул. Впрочем, это еще бы не доказывало, чтоб он не чувствовал огорчения… а только природа его была так устроена, что не могла долго выносить печальные ощущения… Уж больно нормальная была природа!
— Что же ты, дура, давно мне не скажешь, — проговорила Перепетуя Петровна,
вставая проворно
с постели, насколько может проворно
встать женщина лет около пятидесяти и пудов шести веса, а потом, надев перед зеркалом траурный тюлевый чепец,
с печальным лицом, медленным шагом вышла в гостиную. Гостья и хозяйка молча поцеловались и уселись на
диване.
Она в это время точно сидела
с братом у окна; но, увидев, что ее супруг перенес свое внимание от лошади к горничной,
встала и пересела на
диван, приглашая то же сделать и Павла, но он видел все… и тотчас же отошел от окна и взглянул на сестру: лицо ее горело, ей было стыдно за мужа; но оба они не сказали ни слова.
Пириневский
встал, прошелся по комнате и потом, неизвестно почему, очутился рядом
с Мари на
диване, протянул как-то странно руку, в которой очень скоро очутилась рука Мари.
Оставшись один, Хозаров целый почти час ходил, задумавшись, по комнате; потом прилег на
диван, снова
встал, выкурил трубку и выпил водки. Видно, ему было очень скучно: он взял было журнал, но недолго начитал. «Как глупо нынче пишут, каких-то уродов выводят на сцену!» — произнес он как бы сам
с собою, оттолкнул книгу и потом решился заговорить
с половым; но сей последний, видно, был человек неразговорчивый; вместо ответа он что-то пробормотал себе под нос и ушел. Хозаров решительно не знал, как убить время.
При входе Печорина в гостиную, если можно так назвать четыреугольную комнату, украшенную единственным столом, покрытым клеенкою, перед которым стоял старый
диван и три стула, низенькая и опрятная старушка
встала с своего места и повторила вопрос кухарки.
Она быстро
встала с своего
дивана, на котором полулежала в грациозной позе, и, сказав: «Я вам даю охотно эти деньги», вышла в другую комнату и через минуту принесла мне тысячу пятьсот рублей.
Когда мы пришли к Арине Семеновне, она, конечно, захлопотала о приготовлении угощения нам. У нее, впрочем, были уж в гостях две попадьи и дьяконица, которые нам церемонно поклонились. Барышни, чтоб не уронить своего достоинства, сели на
диван, а я, признаться, чтоб избегнуть разговора
с ними, нарочно поместился у окна: но вдруг, к ужасу моему, старшая, Нимфодора,
встала и села около меня.
Возвратясь домой, он тоже, кажется, решительно не знал, что
с собою делать: то ложился на
диван, то в каком-то волнении
вставал и начинал глядеть на свой маленький дворик.
— Послушай, ты, жалкий, несчастный провинциал, — пробовал я его усовестить, — у нас в Петербурге никто не
встает раньше одиннадцати. Приляг на
диван, или спроси чаю, или пошли за газетами и читай, но дай мне подремать хоть
с полчаса.
И только что было Иван Ильич хотел снова обратиться к новобрачной, пытаясь в этот раз донять ее каким-то каламбуром, как вдруг к ней подскочил высокий офицер и
с размаху стал на одно колено. Она тотчас же вскочила
с дивана и упорхнула
с ним, чтоб
встать в ряды кадрили. Офицер даже не извинился, а она даже не взглянула, уходя, на генерала, даже как будто рада была, что избавилась.
Гаврила Романыч сидел на огромном
диване, в котором находилось множество ящиков; перед ним на столе лежали бумаги, в руках у него была аспидная доска и грифель, привязанный ниткой к рамке доски; он быстро отбросил ее на
диван,
встал с живостью, протянул мне руку и сказал: «Добро пожаловать, я давно вас жду.
— Я это знаю, — уронил Висленев, — и сам
встал с своего места, налил себе сам стакан воды, так же жадно выпил ее глотками, погонявшими глоток, и, вздохнув, быстро сбросил
с себя пиджак, расстегнул жилет и лег на
диван.
— По-божески… Так тебе и поверят, бродяге, против меня, княжны Полторацкой, —
встала девушка
с дивана и выпрямилась во весь рост.
— Какая такая я вам душечка?! По какому такому праву вы, корнет, на мой холостой
диван с неба упали и почему я
с вами рядом спать должен? Потрудитесь
встать по службе и короткий ответ дать!
Оставшись один, он не
встал, а вскочил
с дивана и почти бросился в читальную комнату. Его ужаснула возможность возвращения собеседницы. В читальной он, однако ж, не остался. Его потянуло в большую залу.