Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это
за жаркое? Это не жаркое.
Так как я знаю, что
за тобою, как
за всяким, водятся грешки, потому что ты
человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в
руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе
взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
— Отпусти
человека, — сказал рабочему старик в нагольном полушубке. — Вы, господин, идите, что вам тут? — равнодушно предложил он Самгину,
взяв рабочего
за руки. — Оставь, Миша, видишь — испугался
человек…
Из глубины мрака вышел
человек, в шляпе и пальто, и
взял меня
за руку.
— Хорошо, я тебе буду отдавать, — сказал Павел, слышавший еще и прежде, что Макар Григорьев в этом отношении считался высокочестным
человеком и даже благодетелем, батькой мужицким слыл, и только на словах уж очень он бранчив был и на
руку дерзок; иной раз другого мужичка, ни
за что ни про что,
возьмет да и прибьет.
—
Взять их! — вдруг крикнул священник, останавливаясь посреди церкви. Риза исчезла с него, на лице появились седые, строгие усы. Все бросились бежать, и дьякон побежал, швырнув кадило в сторону, схватившись
руками за голову, точно хохол. Мать уронила ребенка на пол, под ноги
людей, они обегали его стороной, боязливо оглядываясь на голое тельце, а она встала на колени и кричала им...
Людмила
взяла мать под
руку и молча прижалась к ее плечу. Доктор, низко наклонив голову, протирал платком пенсне. В тишине
за окном устало вздыхал вечерний шум города, холод веял в лица, шевелил волосы на головах. Людмила вздрагивала, по щеке ее текла слеза. В коридоре больницы метались измятые, напуганные звуки, торопливое шарканье ног, стоны, унылый шепот.
Люди, неподвижно стоя у окна, смотрели во тьму и молчали.
— Василий Нилыч, я удивляюсь вам, — сказал он,
взяв Назанского
за обе
руки и крепко сжимая их. — Вы — такой талантливый, чуткий, широкий
человек, и вот… точно нарочно губите себя. О нет, нет, я не смею читать вам пошлой морали… Я сам… Но что, если бы вы встретили в своей жизни женщину, которая сумела бы вас оценить и была бы вас достойна. Я часто об этом думаю!..
— Не знаю… вряд ли! Между
людьми есть счастливцы и несчастливцы. Посмотрите вы в жизни: один и глуп, и бездарен, и ленив, а между тем ему плывет счастье в
руки, тогда как другой каждый ничтожный шаг к успеху, каждый кусок хлеба должен завоевывать самым усиленным трудом: и я, кажется, принадлежу к последним. — Сказав это, Калинович
взял себя
за голову, облокотился на стол и снова задумался.
— Ах! Вы вздохнули! — передразнила его Марья Николаевна. — Вот что значит: взялся
за гуж — не говори, что не дюж. Но нет, нет… Вы — прелесть, вы хороший — а обещание я свое сдержу. Вот вам моя
рука, без перчатки, правая, деловая.
Возьмите ее — и верьте ее пожатию. Что я
за женщина, я не знаю; но
человек я честный — и дела иметь со мною можно.
Пронзительный свист прервал мысли боярина. Два
человека выпрыгнули из-за деревьев и
взяли лошадь его под уздцы. Двое других схватили его
за руки. Сопротивление стало невозможно.
Корзина с провизией склонилась в
руках ослабевшего
человека, сидевшего в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо
взял корзину из
рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный
человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
— Нет, любезный Дмитрий Яковлевич, честные
люди так не поступают, — говорил Иван Афанасьевич, держа одной
рукой Круциферского
за рукав, а другою стакан пуншу, — нет, дружище, припрятался к сторонке, да и думаешь, что прав. У меня такой закон: бери не бери, твоя воля, а
взял, так пей.
Потом, ранним утром, вышел он осторожно в Морскую, призвал ломового извозчика, вынес с
человеком чемоданчик и книги и поручил ему сказать, что он поехал дня на два
за город, надел длинный сюртук,
взял трость и зонтик, пожал
руку лакею, который служил при нем, и пошел пешком с извозчиком; крупные слезы капали у него на сюртук.
— Владимир Иваныч, — сказала она и
взяла меня
за обе
руки. — Вы много пережили и испытали, знаете больше, чем я; подумайте серьезно и скажите: что мне делать? Научите меня. Если вы сами уже не в силах идти и вести
за собой других, то по крайней мере укажите, куда мне идти. Согласитесь, ведь я живой, чувствующий и рассуждающий
человек. Попасть в ложное положение… играть какую-то нелепую роль… мне это тяжело. Я не упрекаю, не обвиняю вас, а только прошу.
— Месяц и двадцать три дня я
за ними ухаживал — н-на! Наконец — доношу: имею, мол, в
руках след подозрительных
людей. Поехали. Кто таков? Русый, который котлету ел, говорит — не ваше дело. Жид назвался верно.
Взяли с ними ещё женщину, — уже третий раз она попадается. Едем в разные другие места, собираем народ, как грибы, однако всё шваль, известная нам. Я было огорчился, но вдруг русый вчера назвал своё имя, — оказывается господин серьёзный, бежал из Сибири, — н-на! Получу на Новый год награду!
Долинский
взял саквояж в одну
руку и подал Даше другую. Они вышли вместе, а Анна Михайловна пошла
за ними. У барьера ее не пустили, и она остановилась против вагона, в который вошли Долинский с Дорой. Усевшись, они выглянули в окно. Анна Михайловна стояла прямо перед окном в двух шагах. Их разделял барьер и узенький проход. В глазах Анны Михайловны еще дрожали слезы, но она была покойнее, как часто успокаиваются
люди в самую последнюю минуту разлуки.
— Да не отговаривайтесь ж, Эмануил, они ж нас ждут! — вопиял Жуквич и потом,
взяв почти насильно молодого
человека за руку, повел его.
Глафира. Нет, для меня она ничего не сделает. У ней во всем расчет! Она ловкая женщина, она сумеет выдать и
за богатого
человека, но только с тем, чтобы
взять потом в свои
руки и пользоваться всем, чем можно, и еще твердить постоянно, что она вот как облагодетельствовала.
Он
взял за руку француза и, отойдя к окну, сказал ему вполголоса несколько слов. На лице офицера не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым
человеком о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет о назначении места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не служат.
Он осыпал меня всевозможными похвалами, вызвал из-за стола, приказал забрать все классные тетрадки и книжки,
взял за руку, подвел к первому столу и, сказав: «вот ваше место», посадил меня третьим, а учеников было с лишком сорок
человек.
— Ты не в духе сегодня, — воскликнул Юрий,
взяв ее
за руку и принудив сесть. — Ты сердишься на меня или на матушку… если тебя кто-нибудь обидел, скажи мне; клянусь честию, этому
человеку худо будет…
— Нет, братику, вор! — настаивал Карнаухов, напрасно стараясь попасть
рукой в карман расстегнутого жилета, из которого болталась оборванная часовая цепочка. — Ну, да черт с ним, с твоим Синицыным… А мы лучше соборне отправимся куда-нибудь: я, Тишка, доктор, дьякон Органов… Вот пьет
человек! Как в яму, так и льет рюмку
за рюмкой! Ведь это, черт его
возьми, игра природы… Что ж это я вам вру! Позвольте отрекомендоваться прежде! Лука Карнаухов, хозяин Паньшинского прииска…
По этому слову произошло нечто умилительное. Рассыльные, в числе шести
человек, взялись
за руки и стройно запели «ура!»; урядники подхватили. Мы (я, батюшка и трое кабатчиков), стоявшие тут в качестве посторонних зрителей, тоже увлеклись и,
взявши друг друга
за руки, с пением «ура!» три раза прошлись взад и вперед по селу.
— Как вы меня, я думаю, презирали! — продолжала вдова после минутного молчания и
взяв себя
рукой за лоб. — Получивши вашу записку, я решительно была в недоумении и догадалась только, что вы меня в чем-то подозреваете, и, видит бог, как я страдала. Этот
человек, думала, меня презирает, и
за что же?
— Вот, молодой
человек, — горько усмехнувшись, сказал добрый и униженный Дыркин, — вот и награда
за усердие. Ночей недосыпаешь, недоедаешь, недопиваешь, а результат всегда один — по морде. Может быть, и вы с тем же пришли? Что ж… Бейте Дыркина, бейте. Морда у него, видно, казенная. Может быть, вам
рукой больно? Так вы канделябрик
возьмите.
Погасла милая душа его, и сразу стало для меня темно и холодно. Когда его хоронили, хворый я лежал и не мог проводить на погост дорогого
человека, а встал на ноги — первым делом пошёл на могилу к нему, сел там — и даже плакать не мог в тоске. Звенит в памяти голос его, оживают речи, а
человека, который бы ласковую
руку на голову мне положил, больше нет на земле. Всё стало чужое, далёкое… Закрыл глаза, сижу. Вдруг — поднимает меня кто-то:
взял за руку и поднимает. Гляжу — Титов.
Он сознал ясно, что миновал страшную опасность. «Эти
люди, — думалось ему, — вот эти-то самые
люди, которые еще
за минуту не знают, зарежут они или нет, — уж как
возьмут раз нож в свои дрожащие
руки и как почувствуют первый брызг горячей крови на своих пальцах, то мало того что зарежут, — голову совсем отрежут „напрочь“, как выражаются каторжные. Это так».
Артист из драматического театра, большой, давно признанный талант, изящный, умный и скромный
человек и отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну читать; певец из оперы, добродушный толстяк, со вздохом уверявший Ольгу Ивановну, что она губит себя: если бы она не ленилась и
взяла себя в
руки, то из нее вышла бы замечательная певица; затем несколько художников и во главе их жанрист, анималист и пейзажист Рябовский, очень красивый белокурый молодой
человек, лет двадцати пяти, имевший успех на выставках и продавший свою последнюю картину
за пятьсот рублей; он поправлял Ольге Ивановне ее этюды и говорил, что из нее, быть может, выйдет толк; затем виолончелист, у которого инструмент плакал и который откровенно сознавался, что из всех знакомых ему женщин умеет аккомпанировать одна только Ольга Ивановна; затем литератор, молодой, но уже известный, писавший повести, пьесы и рассказы.
Молодой
человек молчал, уныло опустив голову. Смагин
взял его своей железной
рукой за плечо, встряхнул и с искаженным бешенством лицом прошептал...
С фамильярностью
человека, который сам смеется над своею толщиною, он
взял меня обеими
руками за талию и положил мне на грудь свою мягкую большую голову с волосами, зачесанными на лоб по-хохлацки, и залился тонким, старческим смехом.
Он зажигал им свечи и принимал своими
руками деньги от
людей, потому что жиды — это уж всему свету известно — строго наблюдают свою веру: ни
за что в праздник ни свечей не зажгут, ни денег в
руки не
возьмут: грех!
Будь я без
руки или без ноги — всё бы это лучше; будь я без ушей — скверно, однако ж всё сноснее; но без носа
человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто
возьми да и вышвырни
за окошко!
«Покажи, говорит, как пройти, чтоб не мимо
людей!» Я
взяла его
за руку и повела
за собой.
Леонид Федорович. А такая, что придет умерший
человек: отец ваш, дед,
возьмет вас
за руку, даст вам что-нибудь; или кто-нибудь вдруг подымется на воздух, как прошлый раз у нас с Алексеем Владимировичем.
Чертокуцкий очень помнил, что выиграл много, но
руками не
взял ничего и, вставши из-за стола, долго стоял в положении
человека, у которого нет в кармане носового платка.
Ермак
взял с собой 50
человек и пошел очистить дорогу бухарцам. Пришел он к Иртышу-реке и не нашел бухарцев. Остановился ночевать. Ночь была темная и дождь. Только полегли спать казаки, откуда ни взялись татары, бросились на сонных, начали их бить. Вскочил Ермак, стал биться. Ранили его ножом в
руку. Бросился он бежать к реке. Татары
за ним. Он в реку. Только его и видели. И тела его не нашли, и никто не узнал, как он умер.
Полисмен Уйрида начал довольно обстоятельный рассказ на не совсем правильном английском языке об обстоятельствах дела: о том, как русский матрос был пьян и пел «более чем громко» песни, — «а это было, господин судья, в воскресенье, когда христианину надлежит проводить время более прилично», — как он, по званию полисмена, просил русского матроса петь не так громко, но русский матрос не хотел понимать ни слов, ни жестов, и когда он
взял его
за руку, надеясь, что русский матрос после этого подчинится распоряжению полиции, «этот
человек, — указал полисмен пальцем на «
человека», хлопавшего напротив глазами и дивившегося всей этой странной обстановке, — этот
человек без всякого с моей стороны вызова, что подтвердят и свидетели, хватил меня два раза по лицу…
Взять в
руки просто значит приручить
человека, значит дать ему у себя дома силу, какой он не может найти нигде
за домом: это иго, которое благо, и бремя, которое легко.
— Ну-ка, Екатерина Адамовна, мазурочку! Катя, скрывая улыбку, села
за рояль, молодой
человек взял за руку Любу и с серьезным, деловым лицом помчался с нею по сверкающему паркету.
И теперь меня женят. В то время как я пишу эти строки, над моей душой стоят шафера и торопят меня. Эти
люди положительно не знают моего характера! Ведь я вспыльчив и не могу
за себя ручаться! Чёрт
возьми, вы увидите, что будет дальше! Везти под венец вспыльчивого, взбешенного
человека — это, по-моему, так же неумно, как просовывать
руку в клетку к разъяренному тигру. Увидим, увидим, что будет!
А я тотчас же сообразил, что мне легче будет управиться с одним
человеком, который притом показался мне слабым, чем с несколькими
за ним следующими, и потому я поскорее примкнул заставицу и задвинул крепкий засов, а потом
взял в
руки секиру и стал прислушиваться.
Скворцов, довольный тем, что поставил
человека на путь истины, ласково потрепал Лушкова по плечу и даже подал ему на прощанье
руку. Лушков
взял письмо, ушел и уж больше не приходил на двор
за работой.
Когда вошли молодые
люди, она, краснея, опустила глаза на работу и боязливо подняла их только тогда, когда Неелов
взял ее
за руку.
— Миша, — сказал мужчина, —
взяв мальчика
за руку, — скинь картуз, поклонись могилке и поцелуй ее. Здесь похоронен честный
человек, друг твоего папаши и мамаши. Желал бы видеть тебя таким же честным, когда ты будешь большой.
— Это вы? — спросил он спокойно и бесстрастно. Она подошла к нему,
взяла за обе
руки, припала головой к его плечу и неудержимо заплакала. Все ее существо отдавалось, против ее воли, этому
человеку. Быть брошенной им сейчас было страшнее всего…
Тогда самые простые
люди, имеющие понятие об устройстве европейских государств и о быте народа, сочли все это
за совершенно пустую и глупую выдумку и знали, что ничего такого быть не может, но Катков все свое твердил, что вольные казаки могут уйти у нас из
рук; что они уже и деньги от англичанкиного посла
взяли, но что все-таки их еще можно остановить и направить к тому, чтобы они пошли и подбили кого-то не под англичанку, а под нас.
— Vous m'avez sauvé la vie. Vous êtes français. Vous me demandez sa grâce? Je vous l'accorde. Qu'on emmène cet homme, [ — Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого
человека,] — быстро и энергично проговорил французский офицер,
взяв под
руку произведенного им
за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в комнату.
Проезжий. А есть
люди и теперь, и молодые ребята, поодиночке, а стоят
за божий закон, в солдаты не идут: не могу, мол, по Христову закону быть убийцей. Делайте, что хотите, а ружья в
руки не
возьму.
— Ежели бы это был
человек, в существовании которого бы ты сомневался, я бы привел к тебе этого
человека,
взял бы его
за руку и показал тебе.