Неточные совпадения
Аммос Федорович (высовывая понемногу вперед сжатый кулак.
В сторону).Господи боже! не знаю, где сижу. Точно горячие
угли под тобою.
Да распрямиться дедушка
Не мог: ему уж стукнуло,
По сказкам, сто годов,
Дед жил
в особой горнице,
Семейки недолюбливал,
В свой
угол не пускал...
Послала бы
Я
в город братца-сокола:
«Мил братец! шелку, гарусу
Купи — семи цветов,
Да гарнитуру синего!»
Я по
углам бы вышила
Москву, царя с царицею,
Да Киев, да Царьград,
А посередке — солнышко,
И эту занавесочку
В окошке бы повесила,
Авось ты загляделся бы,
Меня бы промигал!..
Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашел, что он заключает
в одном
углу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы.
«Для сего, — говорил он, — уединись
в самый удаленный
угол комнаты, сядь, скрести руки под грудью и устреми взоры на пупок».
Но пастух на все вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и
в таком виде приехали
в другой
угол выгона.
План был начертан обширный. Сначала направиться
в один
угол выгона; потом, перерезав его площадь поперек, нагрянуть
в другой конец; потом очутиться
в середине, потом ехать опять по прямому направлению, а затем уже куда глаза глядят. Везде принимать поздравления и дары.
Шагом направился этот поезд
в правый
угол выгона, но так как расстояние было близкое, то как ни медлили, а через полчаса поспели.
Рад бы посторониться, прижаться к
углу, но ни посторониться, ни прижаться нельзя, потому что из всякого
угла раздается все то же"раззорю!", которое гонит укрывающегося
в другой
угол и там,
в свою очередь, опять настигает его.
Глуповцы позабыли даже взаимные распри и попрятались по
углам в тоскливом ожидании…
Идолы, несколько веков не знавшие ремонта, находились
в страшном запущении, а у Перуна даже были нарисованы
углем усы.
Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине
в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались
углы с короткими рядами. Но Левину хотелось как можно больше скосить
в этот день, и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только хотелось еще и еще поскорее и как можно больше сработать.
Потом, не глядя
в окна, он сел
в свою обычную позу
в коляске, заложив ногу на ногу и, надевая перчатку, скрылся за
углом.
На
углу тротуара
в коротком модном пальто, с короткою модною шляпой на бекрень, сияя улыбкой белых зуб между красными губами, веселый, молодой, сияющий, стоял Степан Аркадьич, решительно и настоятельно кричавший и требовавший остановки.
— Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь, на выборах, а там,
в своем
углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший мужик, так хватает земли нанять сколько может. Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо
в убыток.
Но это говорили его вещи, другой же голос
в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к
углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя
в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
Она вернулась
в свой
угол и села.
На
углу он встретил спешившего ночного извозчика. На маленьких санках,
в бархатном салопе, повязанная платком, сидела Лизавета Петровна. «Слава Богу, слава Богу»! проговорил он, с восторгом узнав ее, теперь имевшее особенно серьезное, даже строгое выражение, маленькое белокурое лицо. Не приказывая останавливаться извозчику, он побежал назад рядом с нею.
Лицо Анны
в ту минуту, как она
в маленькой, прижавшейся к
углу старой коляски фигуре узнала Долли, вдруг просияло радостною улыбкой. Она вскрикнула, дрогнула на седле и тронула лошадь галопом. Подъехав к коляске, она без помощи соскочила и, поддерживая амазонку, подбежала навстречу Долли.
Место тяги было недалеко над речкой
в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на
угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений рук.
«Туда! — говорила она себе, глядя
в тень вагона, на смешанный с
углем песок, которым были засыпаны шпалы, — туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».
И Корсунский завальсировал, умеряя шаг, прямо на толпу
в левом
углу залы, приговаривая: «pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames» и, лавируя между морем кружев, тюля и лент и не зацепив ни за перышко, повернул круто свою даму, так что открылись ее тонкие ножки
в ажурных чулках, а шлейф разнесло опахалом и закрыло им колени Кривину.
Всё, что он видел
в окно кареты, всё
в этом холодном чистом воздухе, на этом бледном свете заката было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов, блестящие
в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания заборов и
углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень дерев и трав, и поля с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие от домов и от дерев, и от кустов, и от самых борозд картофеля.
Он держался одною рукой за окно остановившейся на
углу кареты, из которой высовывались женская голова
в бархатной шляпе и две детские головки, и улыбался и манил рукой зятя.
В левом
углу залы, она видела, сгруппировался цвет общества.
Она была на
угле и, тупо поставив узкие ножки
в высоких ботинках, видимо робея, катилась к нему.
Входя
в сени, Алексей Александрович как бы достал из дальнего
угла своего мозга решение и справился с ним.
Туровцын сидел с кружкой питья на высоком диване
в бильярдной, и Степан Аркадьич с Вронским о чем-то разговаривали у двери
в дальнем
углу комнаты.
— Вот неразлучные, — прибавил Яшвин, насмешливо глядя на двух офицеров, которые выходили
в это время из комнаты. И он сел подле Вронского, согнув острыми
углами свои слишком длинные по высоте стульев стегна и голени
в узких рейтузах. — Что ж ты вчера не заехал
в красненский театр? — Нумерова совсем недурна была. Где ты был?
Сергей Иванович, не отвечая, осторожно вынимал ножом — тупиком из чашки,
в которой лежал
углом белый сот меду, влипшую
в подтекший мед живую еще пчелу.
Мы сидели на
углу бастиона, так что
в обе стороны могли видеть все.
Я подошел ближе и спрятался за
угол галереи.
В эту минуту Грушницкий уронил свой стакан на песок и усиливался нагнуться, чтоб его поднять: больная нога ему мешала. Бежняжка! как он ухитрялся, опираясь на костыль, и все напрасно. Выразительное лицо его
в самом деле изображало страдание.
Я стал на
углу площадки, крепко упершись левой ногою
в камень и наклонясь немного наперед, чтобы
в случае легкой раны не опрокинуться назад.
Думал он также и о том, что надобно торопиться закупать, у кого какие еще находятся беглецы и мертвецы, ибо помещики друг перед другом спешат закладывать имения и скоро во всей России может не остаться и
угла, не заложенного
в казну.
Потом
в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши на рынке съестного, садился
в классе возле тех, которые были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай
угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Негодованье росло, и дамы стали говорить о нем
в разных
углах самым неблагоприятным образом; а бедная институтка была уничтожена совершенно, и приговор ее уже был подписан.
Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы
в губернских городах, где за два рубля
в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех
углов, и дверью
в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего.
Там,
в этой комнатке, так знакомой читателю, с дверью, заставленной комодом, и выглядывавшими иногда из
углов тараканами, положение мыслей и духа его было так же неспокойно, как неспокойны те кресла,
в которых он сидел.
Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по
углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устроивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга,
в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех
углов, как пауки, увидевшие, что запуталась
в паутину муха, и подымут вдруг крики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом?
У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места
в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить
угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было.
Сперва ученый подъезжает
в них необыкновенным подлецом, начинает робко, умеренно, начинает самым смиренным запросом: не оттуда ли? не из того ли
угла получила имя такая-то страна? или: не принадлежит ли этот документ к другому, позднейшему времени? или: не нужно ли под этим народом разуметь вот какой народ?
Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч
в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и темные
углы ее.
— Садись-ка ты, дядя Митяй, на пристяжную, а на коренную пусть сядет дядя Миняй!» Дядя Миняй, широкоплечий мужик с черною, как
уголь, бородою и брюхом, похожим на тот исполинский самовар,
в котором варится сбитень для всего прозябнувшего рынка, с охотою сел на коренного, который чуть не пригнулся под ним до земли.
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на своих ли местах сторожа, которые стояли на всех
углах, колотя деревянными лопатками
в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул
в кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился
в свою комнату.
Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча: хватила топором раз — вышел нос, хватила
в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!» Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и
в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на
угол печки, или на дверь.
Под видом избрания места для жительства и под другими предлогами предпринял он заглянуть
в те и другие
углы нашего государства, и преимущественно
в те, которые более других пострадали от несчастных случаев, неурожаев, смертностей и прочего и прочего, — словом, где бы можно удобнее и дешевле накупить потребного народа.
Какое ни придумай имя, уж непременно найдется
в каком-нибудь
углу нашего государства, благо велико, кто-нибудь, носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть, станет говорить, что автор нарочно приезжал секретно, с тем чтобы выведать все, что он такое сам, и
в каком тулупчике ходит, и к какой Аграфене Ивановне наведывается, и что любит покушать.
— Ну, хозяин захлопотался, — сказал Чичиков, садясь
в кресла и осматривая
углы и стены.
И живо потом навсегда и навеки останется проведенный таким образом вечер, и все, что тогда случилось и было, удержит верная память: и кто соприсутствовал, и кто на каком месте стоял, и что было
в руках его, — стены,
углы и всякую безделушку.
— Да кулебяку сделай на четыре
угла.
В один
угол положи ты мне щеки осетра да вязигу,
в другой запусти гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого…