Неточные совпадения
Будучи от природы весьма обыкновенных умственных и всяких других душевных качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что она
была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели она всегда говорила только о серьезных предметах, выражалась плавно и красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и возвышенные мысли, которые ей удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными умными
людьми и, наконец, самым публичным образом творила добрые дела.
Во время присоединения Кавказа владетель Баку Гуссейн-хан объявил Цицианову, что он сдает город без боя; но, когда Цицианов с двумя ординарцами приблизился к городу, он
был предательски убит.], свидетель его коварного убийства,
человек поля, боя и нужды!
Вы знаете, вся жизнь моя
была усыпана тернием, и самым колючим из них для меня
была лживость и лесть окружавших меня
людей (в сущности, Александра Григорьевна только и дышала одной лестью!..); но на склоне дней моих, — продолжала она писать, — я встретила
человека, который не только сам не в состоянии раскрыть уст своих для лжи, но гневом и ужасом исполняется, когда слышит ее и в словах других.
Серьезное лицо Александры Григорьевны приняло еще более серьезное выражение. Она стороной слышала, что у полковника
были деньжонки, но что он, как
человек, добывавший каждую копейку кровавым трудом,
был страшно на них скуп. Она вознамерилась, на этот предмет, дать ему маленький урок и блеснуть перед ним собственным великодушием.
Здесь молодой
человек (может
быть, в первый раз) принес некоторую жертву человеческой природе: он начал страшно, мучительно ревновать жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это тем, что бил ее не на живот, а на смерть.
— Прекрасно-с! И поэтому, по приезде в Петербург, вы возьмите этого молодого
человека с собой и отправляйтесь по адресу этого письма к господину, которого я очень хорошо знаю; отдайте ему письмо, и что он вам скажет: к себе ли возьмет вашего сына для приготовления, велит ли отдать кому — советую слушаться беспрекословно и уже денег в этом случае не жалеть, потому что в Петербурге также
пьют и
едят, а не воздухом питаются!
Говоря это, старик маскировался: не того он боялся, а просто ему жаль
было платить немцу много денег, и вместе с тем он ожидал, что если Еспер Иваныч догадается об том, так, пожалуй, сам вызовется платить за Павла; а Вихров и от него, как от Александры Григорьевны, ничего не хотел принять: странное смешение скупости и гордости представлял собою этот
человек!
Павел потупился: тяжелое и неприятное чувство пошевелилось у него в душе против отца; «никогда не
буду скуп и строг к
людям!» — подумал он.
— Ты сам меня как-то спрашивал, — продолжал Имплев, — отчего это, когда вот помещики и чиновники съедутся, сейчас же в карты сядут играть?.. Прямо от неучения! Им не об чем между собой говорить; и чем необразованней общество, тем склонней оно ко всем этим играм в кости, в карты; все восточные народы, которые еще необразованнее нас, очень любят все это, и у них, например, за величайшее блаженство считается их кейф, то
есть, когда
человек ничего уж и не думает даже.
«Tout le grand monde a ete chez madame la princesse… [«Все светское общество
было у княгини… (франц.).] Государь ей прислал милостивый рескрипт… Все удивляются ее доброте: она самыми искренними слезами оплакивает смерть
человека, отравившего всю жизнь ее и, последнее время, более двух лет, не дававшего ей ни минуты покоя своими капризами и страданиями».
Я нисколько не преувеличу, если скажу, что княгиня и Имплев
были самые лучшие, самые образованные
люди из всей губернии.
— Это вот квартира вам, — продолжал полковник, показывая на комнату: — а это вот
человек при вас останется (полковник показал на Ваньку); малый он у меня смирный; Паша его любит; служить он вам
будет усердно.
Здесь мне, может
быть,
будет удобно сказать несколько слов об этом
человеке.
Плавин (это решительно
был какой-то всемогущий
человек) шепнул Павлу, что можно
будет пробраться на сцену; и потому он шел бы за ним, не зевая.
— Мебели тут
человек на двадцать на пять
будет, а всего с зальною
человек шестьдесят сядет, — публика не малая
будет! — заключил он с гордостью.
Сначала молодые
люди смеялись своему положению, но, когда они проходили гостиную, Павлу показалось, что едва мерцающие фигуры на портретах шевелятся в рамках. В зале ему почудился какой-то шорох и как будто бы промелькнули какие-то белые тени. Павел очень
был рад, когда все они трое спустились по каменной лестнице и вошли в их уютную, освещенную комнату. Плавин сейчас же опять принялся толковать с Симоновым.
Надобно
было видеть, что делал этот
человек.
Он приехал на собственных лошадях, с своим
человеком, несшим за ним картон с костюмами, в числе которых для Альнаскарова
был сделан настоящий двубортный морской мундир, с якорным шитьем и с одной эполетой даже.
Когда молодой
человек этот стал переодеваться, то на нем оказалось превосходнейшее белье (он очень
был любим одной своею пожилой теткой); потом, когда он оделся в костюм, набелился и нарумянился, подвел себе жженою пробкою усики, то из него вышел совершеннейший красавчик.
— Кто сей умный
человек, изготовивший все сие? — говорил Николай Силыч, подводя своего друга прямо к подносу. — Умный
человек сей
есть Плавин, а играл, брат, все-таки и Грицка — скверно! — прибавил он, обращаясь к нему.
— Существует он, — продолжал Николай Силыч, — я полагаю, затем, чтобы красить полы и парты в гимназии. Везде у добрых
людей красят краскою на масле, а он на квасу выкрасил, — выдумай-ка кто-нибудь другой!.. Химик он, должно
быть, и технолог. Долго ли у вас краска на полу держалась?
Перед экзаменом инспектор-учитель задал им сочинение на тему: «Великий
человек». По словесности Вихров тоже
был первый, потому что прекрасно знал риторику и логику и, кроме того, сочинял прекрасно. Счастливая мысль мелькнула в его голове: давно уже желая высказать то, что наболело у него на сердце, он подошел к учителю и спросил его, что можно ли, вместо заданной им темы, написать на тему: «Случайный
человек»?
Все великие
люди Греции
были велики и по душевным своим свойствам.
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель показал его директору; тот — жене; жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в сущности
человек, поручил это исполнить зятю. Тот, собрав совет учителей и бледный, с дрожащими руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение; учителя, которые
были помоложе, потупили головы, а отец Никита произнес, хохоча себе под нос...
— Почему же в Демидовское, а не в университет? Демидовцев я совсем не знаю, но между университетскими студентами очень много
есть прекрасных и умных молодых
людей, — проговорила девушка каким-то солидным тоном.
Павел
был почти не в состоянии видеть этого некогда мощного
человека, пришедшего в такое положение.
— Все лучше; отпустит — хорошо, а не отпустит — ты все-таки обеспечен и поедешь… Маша мне сказывала, что ты хочешь
быть ученым, — и
будь!.. Это лучшая и честнейшая дорога для всякого
человека.
Семен Яковлевич
был совершенною противоположностью Николаю Силычу: весьма кроткий и хоть уже довольно пожилой, но еще благообразный из себя, он принадлежал к числу тех
людей, которые бывают в жизни сперва хорошенькими собой мальчиками, потом хорошего поведения молодыми
людьми и наконец кроткими и благодушными мужами и старцами.
Какие у этих двух добрых
человек могли
быть особенные грехи, — сказать трудно!..
В гостиной Вихровы застали довольно большое общество: самую хозяйку, хоть и очень постаревшую, но по-прежнему с претензиями одетую и в тех же буклях 30-х годов, сына ее в расстегнутом вицмундире и в эполетах и монаха в клобуке, с пресыщенным несколько лицом, в шелковой гроденаплевой [Гроденапль — плотная ткань, род тафты, от франц. gros de Naples.] рясе, с красивыми четками в руках и в чищенных сапогах, — это
был настоятель ближайшего монастыря, отец Иоаким,
человек ученый, магистр богословия.
Рядом с молодым Абреевым, явно претендуя на товарищество с ним, сидел молодой
человек, в мундире с зеленым воротником и с зелеными лацканами, который, по покрою своему, очень походил на гимназический мундир, но так
был хорошо сшит и так ловко сидел, что почти не уступал военному мундиру.
— Здравствуйте, молодой
человек! — сказала Александра Григорьевна, поздоровавшись сначала с полковником и обращаясь потом довольно ласково к Павлу, в котором сейчас же узнала, кто он
был такой.
Это
было несколько обидно для его самолюбия; но, к счастью, кадет оказался презабавным малым: он очень ловко (так что никто и не заметил) стащил с вазы апельсин, вырезал на нем глаза, вытянул из кожи нос, разрезал рот и стал апельсин слегка подавливать; тот при этом точь-в-точь представил лицо
человека, которого тошнит.
— Вот вы
были так снисходительны, что рассуждали с этим молодым
человеком, — и она указала на Павла, — но мне
было так грустно и неприятно все это слышать, что и сказать не могу.
— On dit! [Говорят! (франц.).] — отвечал Абреев. — Но тому совершенно
был не расчет… Богатый
человек! «Если бы, — говорит он, — я мог поступить по дипломатической части, а то пошлют в какой-нибудь уездный городишко стряпчим».
— Все мы, и я и господа чиновники, — продолжал между тем Постен, — стали ему говорить, что нельзя же это, наконец, и что он хоть и муж, но
будет отвечать по закону… Он, вероятно, чтобы замять это как-нибудь, предложил Клеопатре Петровне вексель, но вскоре же затем, с новыми угрозами, стал требовать его назад… Что же оставалось с подобным
человеком делать, кроме того, что я предложил ей мой экипаж и лошадей, чтобы она ехала сюда.
— Да ведь всему же, братец,
есть мера; я сам
человек печный, а ведь уж у них — у него вот и у покойницы, — если заберется что в голову, так словно на пруте их бьет.
Павел, по преимуществу, не желал, чтобы отец ехал с ним, потому что все хоть сколько-нибудь близкие
люди опротивели ему, и он хотел, чтобы никто, кроме глупого Ваньки, не
был свидетелем его страданий.
— Как кто? Этакого слабого
человека целую неделю поймя
поили, а потом стали дразнить. Господин Постен в глазах при нем почесть что в губы поцеловал Клеопатру Петровну… его и взорвало; он и кинулся с ножом, а тут набрали какой-то сволочи чиновничишков, связали его и стали пужать, что в острог его посадят; за неволю дал вексель, чтобы откупиться только… Так разве благородные господа делают?
— Действительно, — продолжал Павел докторальным тоном, — он бросился на нее с ножом, а потом, как все дрянные
люди в подобных случаях делают, испугался очень этого и дал ей вексель; и она, по-моему, весьма благоразумно сделала, что взяла его; потому что жить долее с таким пьяницей и негодяем недоставало никакого терпения, а оставить его и самой умирать с голоду тоже
было бы весьма безрассудно.
Как все впечатлительные
люди, он стал воображать, что мучениям его и конца не
будет и что вся жизнь его пройдет в подобном положении.
— Ваше, и у меня еще
человек со мной
будет… — проговорил тот.
— С господином Вихровым
человек еще
будет жить, — перевел Каролине Карловне Неведомов.
— А именно — например, Лоренцо, монах, францисканец,
человек совершенно уже бесстрастный и обожающий одну только природу!.. Я, пожалуй, дам вам маленькое понятие, переведу несколько намеками его монолог… — прибавил Неведомов и, с заметным одушевлением встав с своего дивана, взял одну из книг Шекспира и развернул ее. Видимо, что Шекспир
был самый любимый поэт его.
Огромная комната, паркетные полы, светлые ясеневые парты, толпа студентов, из коих большая часть
были очень красивые молодые
люди, и все в новых с иголочки вицмундирах, наконец, профессор, который пришел, прочел и ушел, как будто ему ни до кого и дела не
было, — все это очень понравилось Павлу.
Собрались все четыре факультета, между которыми много
было даже немолодых
людей и всевозможных, должно
быть, наций.
Неведомов встал, вышел в коридор и послал
человека к Салову. Через несколько времени, в комнату вошел — небольшого роста, но чрезвычайно, должно
быть, юрковатый студент в очках и с несколько птичьей и как бы проникающей вас физиономией, — это
был Салов. Неведомов сейчас же познакомил с ним Вихрова.
— Потому что, — продолжал Неведомов тем же спокойным тоном, — может
быть, я, в этом случае, и не прав, — но мне всякий позитивный, реальный, материальный, как хотите назовите, философ уже не по душе, и мне кажется, что все они чрезвычайно односторонни: они думают, что у
человека одна только познавательная способность и
есть — это разум.
— Садитесь, пожалуйста! — сказал Салов, любезно усаживая Вихрова на диван и даже подкладывая ему за спину вышитую подушку. Сам он тоже развалился на другом конце дивана; из его позы видно
было, что он любил и умел понежиться и посибаритничать. [Посибаритничать — жить в праздности и роскоши. От названия древнегреческого города Сибарис, о жителях которого ходила молва как о
людях изнеженных.]
— Разве такой умный и образованный
человек может
быть бродягой! — воскликнул Вихров.