Неточные совпадения
—
Князь дома? — спросила она, впрочем, довольно спокойным
голосом отворившего ей дверь швейцара.
— Совершеннейшее! — воскликнул
князь, смотря на потолок. — А что, — продолжал он с некоторой расстановкой и точно не решаясь вдруг спросить о том, о чем ему хотелось спросить: — Анна Юрьевна ничего тебе не говорила про свою подчиненную Елену?.. —
Голос у него при этом был какой-то странный.
— Конечно, ничего, стоило посылать! — произнес
князь досадливым
голосом, между тем лицо у него было какое-то искаженное и измученное. Руку свою он почти насильно после того вырвал из руки Елпидифора Мартыныча.
— Я пришла,
князь, проведать, приехали ли вы из Петербурга, — обратилась она каким-то неестественным
голосом к
князю.
— Ах, благодарю, тысячу раз благодарю! — говорила та как бы в самом деле радостным
голосом и подсобляя
князю уложить книги на одном из столиков. Освободившись окончательно от своей ноши,
князь наконец уселся и принялся сквозь очки глядеть на Елену, которая села напротив него.
— Есть,
князь, есть! — сказала Елена, и
голос у ней при этом отозвался даже какой-то строгостью.
Выведенная всем этим из терпения, Елена даже раз сказала
князю: «Пойдемте в мою комнату, там будет нам уединеннее!» — «И я с вами пойду!» — проговорила при этом сейчас же госпожа Жиглинская самым кротким
голосом.
— Это с чего вам пришло в голову? — спросил, сколько возможно насмешливым и даже суровым
голосом,
князь. Но если бы в комнате было несколько посветлее, то Анна Юрьевна очень хорошо могла бы заметить, как он при этом покраснел.
— Будто? — спросил
князь как бы совершенно равнодушным
голосом.
— Если ее дома нет, то отыщи ее там, куда она уехала, хоть бы на дне морском то было, — понимаешь?.. — продолжал
князь тем же отрывистым и почти угрожающим
голосом.
— Это не пустые слова, Елена, — возражал, в свою очередь,
князь каким-то прерывистым
голосом. — Я без тебя жить не могу! Мне дышать будет нечем без твоей любви! Для меня воздуху без этого не будет существовать, — понимаешь ты?
— Очень благодари!.. Очень!.. — говорила Елизавета Петровна радушнейшим
голосом. — У
князя, кажется, тоже есть имение в Саратовской губернии?
— Теперь еще я хотела тебя спросить, — продолжала она каким-то даже умильным
голосом, — отчего у нас
князь не бывает совсем?
— Ты в самом деле меня за какую-то дрянь совершенную почитаешь… — проговорил
князь уже не совсем довольным
голосом.
Когда стакана по два, по три было выпито и барон уже покраснел в лице, а
князь еще и больше его, то сей последний, развалясь на диване, начал как бы совершенно равнодушным
голосом...
— А разве княгине не лучше? — спросил
князь как бы несколько встревоженным
голосом.
— Что же тут милого? — спросил его
князь удивленным
голосом.
— Ваши страдания, поверьте вы мне, слишком для меня тяжелы! — начал
князь, и от душевного волнения у него даже пересохло во рту и
голос прервался, так что он принужден был подойти к стоявшему на столе графину с водой, налил из него целый стакан и залпом выпил его.
— Отчего же? — спросил
князь каким-то трудным
голосом.
— Madame Петицкая представит monsieur Архангелова — недурно! — произнес
князь насмешливым
голосом.
— Пожалуйста, приходи! — повторил еще раз
князь, и
голос его был до того упрашивающий, что Елене почти сделалось жаль его.
— В таком случае, пойдемте! — проговорила Елена довольным
голосом; она нисколько даже не подозревала о волновавших
князя чувствованиях, так как он последнее время очень спокойно и с некоторым как бы удовольствием рассказывал ей, что барон ухаживает за княгиней и что между ними сильная дружба затевается!
— Все это так-с!.. Но суть-то тут не в том! — воскликнул
князь каким-то грустно-размышляющим
голосом. — А в том, что мы двойственны: нам и старой дороги жаль и по новой смертельно идти хочется, и это явление чисто продукт нашего времени и нашего воспитания.
— Слушаю-с! — сказал и на это с покорностью Елпидифор Мартыныч. — А вы ничего не изволите сказать
князю при свидании об этих тридцати тысячах на младенца, о которых я вам докладывал?.. — прибавил он самым простодушным
голосом.
— Пойдемте, мне очень нужно! — повторила окончательно настойчивым
голосом Елена и, не выпуская руки
князя, увела его в соседнюю комнату.
— Нисколько!.. Нисколько!.. Вы должны извиняться передо мною совершенно в другом!.. — воскликнула княгиня, и
голос ее в этом случае до того был искренен и правдив, что
князь невольно подумал: «Неужели же она невинна?» — и вместе с тем он представить себе без ужаса не мог, что теперь делается с Еленой.
— Верно, с
князем что-нибудь вышло?.. Непременно уж так, непременно! — произнесла Елизавета Петровна каким-то успокоивающим
голосом.
— Но ты только выслушай меня… выслушай несколько моих слов!.. — произнесла Елизавета Петровна вкрадчивым
голосом. — Я, как мать, буду говорить с тобою совершенно откровенно: ты любишь
князя, — прекрасно!.. Он что-то такое дурно поступил против тебя, рассердил тебя, — прекрасно! Но дай пройти этому хоть один день, обсуди все это хорошенько, и ты увидишь, что тебе многое в ином свете представится! Я сама любила и знаю по опыту, что все потом иначе представляется.
— Я пойду поищу
князя; я знаю, где он может гулять, — отвечала Елена тем же как бы помешанным
голосом.
— Ничего, не обо мне дело, — проговорила Елена порывистым
голосом, — но
князь Григоров наш застрелил себя…
Князь, в свою очередь, услыхав шум и
голос Миклакова, вздрогнул, проворно что-то такое спрятал в столовый ящик и обернулся.
— На улице… у ворот дожидается? — говорил
князь все еще каким-то опешенным, оторопелым
голосом и потом пошел за Миклаковым.
— Ни взглядом, ни словом не обнаружу сего грубого чувства пред вами, — отвечал с оттенком веселости
князь. — Но она все-таки не очень огорчилась? — прибавил он озабоченным
голосом.
После 15 августа Григоровы, Анна Юрьевна и Жиглинские предположили переехать с дач в город, и накануне переезда
князь, сверх обыкновения, обедал дома. Барон за этим обедом был какой-то сконфуженный. В половине обеда, наконец, он обратился к княгине и к
князю и проговорил несколько умиленным и торжественным
голосом...
— Но зачем же погибать, друг мой милый? Вдумайтесь вы хорошенько и поспокойней в ваше положение, — начал
князь сколь возможно убедительным
голосом. — На что вам служба?.. Зачем она вам?.. Неужели я по своим чувствам и по своим средствам, наконец, — у меня ведь, Елена, больше семидесяти тысяч годового дохода, — неужели я не могу обеспечить вас и вашу матушку?
— Теперь, конечно, давайте! Не с голоду же умирать! — отвечала Елена, пожимая плечами. — Не думала я так повести жизнь, — продолжала она почти отчаянным
голосом, — и вы, по крайней мере, — отнеслась она к
князю, — поменьше мне давайте!.. Наймите мне самую скромную квартиру — хоть этим отличиться немного от содержанки!
Князь был готов с ума сойти, тем более, что Елена почти с
голосу на
голос кричала.
— Не может быть! — возразил
князь искренно встревоженным
голосом. — Но что же это, от любви, что ли, опять какой-нибудь? — присовокупил он, смотря, по преимуществу, с удивлением на воспаленные глаза Миклакова и на его перепачканные в пуху волосы.
— Нет, уж это — благодарю покорно! — возразила Елизавета Петровна грустно-насмешливым
голосом. — Мне дочка вон напрямик сказала: „Если вы, говорит, маменька, еще раз заикнетесь, говорит, с
князем о деньгах, так я видеться с вами не буду“. Ну, так мне тут погибай лучше все, а видеть ее я желаю.
«Э, черт возьми! Могу же я быть спокойным или не спокойным, как мне пожелается того!» — подумал он; но, поехав к Елене, все-таки решился, чтобы не очень встревожить ее, совладеть с собой и передать ей всю эту историю, как давно им ожидаемую. Но Елена очень хорошо знала
князя, так что, едва только он вошел, как она воскликнула встревоженным даже
голосом...
— А, вот что!.. — произнесла Елена, и
князь по одному тону
голоса ее догадался, какая буря у ней начинается в душе.
— Хорошо, что заранее, по крайней мере, сказала! — проговорил
князь почти задыхающимся от гнева
голосом и затем встал и собрал все книги, которые приносил Елене читать, взял их себе под руку, отыскал после того свою шляпу, зашел потом в детскую, где несколько времени глядел на ребенка; наконец, поцеловав его горячо раза три — четыре, ушел совсем, не зайдя уже больше и проститься с Еленой.
— Отчего же? — спросил
князь тем же ласковым
голосом.
— Оттого же, что, вероятно, найдутся некоторые люди, которые будут отсоветовать вам взять меня с собою! — отвечала грустным и печальным
голосом г-жа Петицкая. Под именем некоторых людей она, конечно, разумела Миклакова, а частию и
князя.
— Я полагал, что ваши средства недостаточны настолько, чтобы жить на них за границею, — проговорил
князь довольно ровным
голосом.
— Ну вот, душка, merci за это, отлично ты это сделал! — проговорила Елена и опять начала целовать
князя. — Знаешь что, — продолжала она потом каким-то даже заискивающим
голосом, — мне бы ужасно хотелось проститься с княгиней.
Николя, делать нечего, стал прималчивать и только сильно порывался заехать к
князю и рассказать ему, что о нем трезвонят; но этого, однако, он не посмел сделать; зато Елпидифор Мартыныч, тоже бывавший по своей практике в разных сферах и слышавший этот говор, из преданности своей к
князю Григорову решился ему передать и раз, приехав поутру, доложил ему
голосом, полным сожаления...
— Позволяю ж себе, ваше сиятельство, напомнить вам наше старое знакомство и вручить вам письмо от княгини! — проговорил он несколько певучим
голосом и подавая
князю письмо.
— В тайне ж от всех, даже от
князя! — говорил Жуквич тем же встревоженным
голосом.
— Приеду! — отвечал тот, держа по-прежнему голову потупленною и каким-то мрачным
голосом: слова
князя о том, что у него будет обедать красивый поляк, очень неприятно отозвались в ухе барона.