Неточные совпадения
Рук
не покладывали охотники, работáли на славу и, до верхов нагрузив сани богатой добычей, стали
сбираться домой.
— Нет еще, а грешным делом
сбираюсь, — отвечал Доронин. — Стоящие люди заверяют, что хоша там и бесу служат, а бесчиния нет, и девицам, слышь, быть там
не зазорно… Думаю повеселить дочек-то, свожу когда-нибудь… Поедем-ка вместе, Марко Данилыч!
И до сих пор в ней
собираются разные комитеты, но торговых сделок никогда
не бывает.
После обеда именинник пошел на часок отдохнуть, а гость домой стал
собираться, но тетушка его
не пустила.
— Пойдем вместе, — молвила ей Таисея. — И я
собиралась поклониться Марку Данилычу, да
не знаю, где отыскать его.
— А вот уж это я и
не знаю, любезненькая, — отвечала Таифа. — Знаю только, что третий дом от угла. Завтра
собираюсь у ней побывать.
Немного погодя Марко Данилыч стал на караван
сбираться. Он просил Аграфену Петровну остаться с Дуней на весь день. Та
не согласилась.
— Как я рада тебе, моя дорогая! Дня
не миновало, часа
не проходило, чтоб я
не вспоминала про тебя. Писать
собиралась, звать тебя. Помнишь наш уговор в Каменном Вражке? Еще гроза застала нас тогда, — крепко прижимая пылающее лицо к груди Аграфены Петровны, шептала Дуня.
— Дорогонько, чать, дали? — молвил купчина и,
не дождавшись ответа, продолжал: — Нонича, сударыня, эти ямщики, пес их возьми, и с живого, и с мертвого дерут что захотят. Страху
не стало на них. Знают, собаки, что пешком
не пойдешь, ну и ломят, сколько им в дурацкую башку забредет… На ярманку, что ли,
собрались, Марья Ивановна?
— Ее, — ответил Ермило Матвеич. — Да вот ломать
сбирается. В городе накупила местов, загодя хочет до выгонки переехать туда… Сказывают, выгонки нам никоим образом
не избыть. Такое горе!..
— Истомился по тебе я, Фленушка, — со слезами в голосе заговорил Петр Степаныч. — А как услышал, что и ты зачала тосковать, да к тому еще прихварывать, таково мне кручинно стало, что
не мог я стерпеть — наспех
собрался, лишь бы глазком взглянуть на тебя.
Видимо, уклонялась Манефа от неприятного разговора и все расспрашивала про свою казначею Таифу, видел ли он ее у Макарья, исправилась ли она делами,
не говорила ль, когда домой
собирается.
— Ах, Фленушка, Фленушка!.. Да бросишь ли ты, наконец, эти скиты, чтоб им и на свете-то
не стоять!.. — стал говорить Петр Степаныч. —
Собирайся скорее, уедем в Казань, повенчаемся, заживем в любви да в совете. Стал я богат теперь, у дяди из рук
не гляжу.
Сбираясь домой, зашла она к Марку Данилычу еще разок покланяться,
не оставил бы их обитель милостями при грозивших бедах и напастях.
— Нет уж, Марко Данилыч, увольте. Никак мне нельзя, недосужно. Дела теперь у меня по горло — к Иванову дню надо в Муром на ярманку поспеть, а я еще
не укладывался, да и к Макарью уж пора помаленьку
сбираться, — говорил Чубалов…
Как
сбирались бежать, опять уговаривал я Мокея Данилыча, и опять
не согласился он на побег, а только мне и тому уральскому казаку слезно плачучи наказывал: «Ежели, — говорит, — вынесет вас Бог, повестите, — говорит, — братца моего родимого Марка Данилыча, господина Смолокурова, а ежели в живых его
не стало, племянников моих аль племянниц отыщите.
—
Не знаю, — грустно ответила Дуня. — Кажись бы, отчего
не пустить? Сам он тоже
собирается ехать на месяц… Попросите, Марья Ивановна, вас-то он послушает…
Все дивились перемене в образе жизни Луповицких, но никто
не мог разгадать ее причины. Через несколько лет объяснилась она. Был в Петербурге «духовный союз» Татариновой. Принадлежавшие к нему
собирались в ее квартире и совершали странные обряды. С нею через одного из вельможных однополчан познакомился и Александр Федорыч. Вскоре и сам он и жена его, женщина набожная, кроткая и добрая, вошли в союз, а воротясь в Луповицы, завели у себя в доме тайные сборища.
— Хотелось бы в субботу на воскресенье, — сказал Николай Александрыч. —
Не знаю,
соберутся ли.
— Это псáльма, — сказала Дуня. —
Не эту самую, а другие такие же у нас по скитам поют,
не в часовне только, а в келарне, либо в келье у какой-нибудь матери, где девицы на поседки
сбираются.
У нас един пастырь, а мы его овцы,
Си́лен все нам дати, си́лен и отняти,
Мы его
не видим, а глас его слышим:
«Заповедь блюдите, в любви все ходите,
Во Христово имя везде
собирайтесь.
А на селе у колодца вкруг юродивого такой сход
собрался, что руки сквозь людей
не просунуть.
К полудню опять
собрались на Гребновской. Шумно вели разговоры и, когда Марко Данилыч поплыл к доронинскому каравану, молча с напряженным вниманием следили за ним, пока
не спустился он в каюту.
А меж тем гроза
собралась, дождик пошел, мы к вам в Миршéнь и поехали — здесь хоть
не узнаем ли, воротилась в Фатьянку Марья Ивановна или нет еще.
Василий Фадеев, узнав, что Патап Максимыч был у городничего и виделся с городским головой и со стряпчим, почуял недоброе, и хоть больно ему
не хотелось переписывать рабочих, но, делать нечего, присел за работу и, боясь чиновных людей, писал верно, без подделок и подлогов. Утром работники
собрались на широкой луговине, где летом пеньковую пряжу сучáт. Вышел к ним Патап Максимыч с листом бумаги; за ним смиренным, неровным шагом выступал Василий Фадеев, сзади шли трое сторонних мещан.
Все встрепенулись, повскакали со стульев и диванов. Еще
не зная, в чем дело, иные женщины уже стали впадать в исступленный восторг… Послышались вздохи, радостные рыданья, громкие клики и визг — ровно десятки кликуш в одно место
собрались.
Наутро нищий стал в путь
собираться, а старик со старухой его
не пускают.
Собралось гостей больше пятидесяти человек, все почти мужчины, из соседок приехало
не больше пяти человек.
—
Не знаю, — грустно ответила Дуня. — Я ведь
не на своей воле. Марья Ивановна привезла меня сюда погостить и обещалась тятеньке привезти меня обратно. Да вот идут день за день, неделя за неделей… а что-то
не видать, чтоб она
собиралась в дорогу… А путь
не близкий — больше четырехсот верст… Одной как ехать? И дороги
не знаю и страшно… мало ли что может случиться? И жду поневоле… А тут какой-то ихний родственник приедет погостить, Марья Ивановна для него остаться хочет — давно, слышь,
не видались.
— Всего
не могу сегодня рассказать, — молвил Егор Сергеич. — Дай успокоиться, дай в себя прийти, с мыслями
собраться. Духом бодр, но плоть немощна. Отдохну, успокоюсь, завтра все расскажу, что видел и слышал за Кавказом, чему был очевидцем и что слыхал от людей, стоящих доверия.
Между тем отец Прохор рассказывал, что Авдотья Марковна с одной пожилой купчихой из ихнего города
собралась съездить в Киев на богомолье и далеко еще туда
не доехала, как с ней случилось несчастье.
Только что услыхала Дуня о болезни отца, минуты две или три
не могла слова сказать. Потом, закрывши лицо руками и громко зарыдав, без чувств упала на
не прибранную еще постель Аграфены Петровны.
Не скоро пришла в себя,
не скоро
собралась с силами.
Собравшись с последними силами, Марко Данилыч испустил было крик, но так тихо, так беззвучно, что никто и
не слыхал его. Беспомощным лежал грозный некогда Смолокуров перед Корнеем. Что думал он в то время, один Бог его знает, но злобно глядел он померкающими очами на нахала приказчика.
Часов в восемь, а иной раз и в девять, один по одному, начинают парни
сбираться; каждый приносит свечку, пряников, стручков, маковников, подсолнечных зерен и других деревенских лакомств, а иной и пивца притащит либо молодой осенней бражки, а пожалуй, и штоф зелена вина, а тем, кто
не пьет, сантуринского.
— До весны у меня оставайся, по зиме, может, приведется кой-куда послать тебя по моим делам,
не по смолокуровским… Там к весне-то свой хозяин будет, Авдотья Марковна замуж, слышь, выходить
собирается.
Воры,
не зная, что на них
собралась целая облава, ударили работников, что прежде других прибежали к палатке, но потом, видя, что народа набежало пропасть, перестали защищаться и молча сдались.
Вьюга
не переставала, и Никифор с Васильем Борисычем остались ночевать у Лохматого. К утру стихла погода, и они
собрались в путь, но Лохматый, как они ни отговаривались,
не пустил их,
не угостивши на прощанье блинами да яичницей.
И лошади были присланы. Нимало
не медля, Василий Борисыч
собрался в путь и поехал в Осиповку. Дорогой работник рассказал ему все, что знал про болезнь Прасковьи Патаповны.
— Увидите и
не узнаете прежнюю Фленушку, — говорила Таисея. — Ровно восемь месяцев, как она уж в инокинях. Все под руку подобрала, никто в обители без позволения ее шагу сделать
не может. Строга была Манефа, а эта еще строже; как сам знаешь, первая была проказница и заводчица всех проказ, а теперь совсем другая стала; теперь вздумай-ка белица мирскую песню запеть, то́тчас ее под начал, да еще, пожалуй, в чулан. Все у нее ходят, как линь по дну. Ты когда идти к ней
сбираешься?
Дуня
не хотела расстаться со своим молодым, она также
собиралась весной ехать с мужем в понизовые места.
Не будет больше у нее ни пиров, ни соборов,
не будут больше
собираться к ней белицы работать и петь псальмы, а частенько и мирские песни.