Рерик

Виталий Гладкий, 2018

Мальчик-сирота, прозванный Соколом и воспитанный волхвом Чтибором, вырастает в бесстрашного и непобедимого, благодаря своим необычайным способностям, воина. Немало испытаний встретилось на пути Сокола-Рерика. Бесконечные столкновения русов с печенегами и другими воинственными племенами унесли жизни его близких и друзей, но не только горести выпадали на его долю. И, возможно, именно он стал основателем династии Рюриковичей, правившей Русью до конца XVI века: такова версия автора.

Глава 6. Полюдье русов

Сокол стряпал свою любимую кулагу. Дедко с утра пораньше ушел в лес искать какие-то особые корешки, которые входили в силу только осенью. Из них он готовил настойки, пользующиеся особым почетом у семейных мужчин. И, как обычно, насчет еды в жилище старого кобника было шаром покати.

Чтибор не считал нужным придавать большое значение такому столь низменному вопросу бытия. Сам он ел, как его любимые птички, — клевал по зернышку. Чтибор и Сокола приучил к воздержанию в еде.

Но молодой растущий организм требовал своего, и Сокол даже был рад, что дедко отсутствовал. Хорошо, что в их скромной обители всегда имелись ржаной солод и ржаная мука, ну а нарвать калины, чтобы сдобрить кулагу, не представляло никаких трудностей — только выйди за ворота; неподалеку от поселения находился целый калиновый гай.

Сокол еще с вечера развел солод кипятком, дал ему хорошо настояться, затем подсыпал в горшок вдвое большее количество ржаной муки, замесил тесто и дал ему немного остыть. После этого он заквасил тесто ржаной хлебной коркой и, когда оно к утру закисло, поставил кулагу в печь, которая еще хранила тепло — вечера уже были прохладными, и на ночь пришлось разжечь в печи огонь. Горшок с кулагой он плотно закрыл крышкой и обмазал ее края тестом.

Обычно кулагу дополнительно не сластили — прихваченная первыми морозцами калина и так была сладкой. Но Сокол не удержался и добавил в тесто немного меда.

Процесс приготовления лакомого блюда был довольно длительным, а мальчик здорово проголодался, поэтому в ожидании, пока кулага будет готова, он достал из своих охотничьих запасов кусочек вяленой оленины, вышел наружу, сел на толстый чурбан и принялся жевать тугое мясо, с интересом наблюдая за событиями в поселении.

Неподалеку от жилища Чтибора старенький подслеповатый Мезеня трудился над большим ковшом для кнеза (это Сокол уже успел выяснить). Материалом для ковша послужил дубовый кап с красивым рисунком. Ковш сильно смахивал на лодью русов — плоское дно и заостренный нос, напоминающий шею лебедя.

Мезеня был великим мастером. Его ковши и братины благодаря прочности капа имели стенки толщиной с ореховую скорлупу. Ковш для кнеза уже был покрыт тонкой красивой резьбой, и теперь Мезеня вставлял его в серебряную оправу, тихо постукивая крохотным молоточком: тюк-тюк, тик-тик…

Чуть поодаль находилась гончарная мастерская хромого Дичко. В свое время ему пришлось немало повоевать в дружине кнеза, но затем увечье приковало его к табурету, на котором он сиживал с раннего утра и до вечера. И как-то так получилось, что у Дичко оказались золотые руки, приспособленные к гончарному делу. Сначала он делал простые вещи: свистульки, солонки, канопки^[34], плошки, но затем вошел во вкус, и спустя какое-то время его посуду стали брать нарасхват — уж больно она была красива.

Особенно хорошо выходили у него огромные корчаги^[35], которые Дичко покрывал замысловатыми узорами. А уж кувшины и латки — маленькие сковородки с крышкой — любая хозяйка поселения считала за честь иметь в своем жилище. Дичко делал их с большой выдумкой, не похожие друг на друга, и каждое его новое изделие обычно становилось предметом длительных обсуждений. А ведь известно, что женщин хлебом не корми, но дай поболтать всласть.

Неожиданно раздался звонкий голос кузнечного молота, который нарушил тишину предобеденной поры; Сокол даже вздрогнул. Казалось, что кузница находилась совсем рядом, но это было не так. Чтобы сильно не беспокоить жителей поселения грохотом железа, Будивой построил свою мастерскую за пределами ограды. Но все равно, когда он входил в трудовой раж, его большой молот и маленькие молоточки могли громыхать сутки, не давая спать младенцам и старикам.

После памятного сражения с бойниками слава Сокола достигла небывалых вершин. Обычно немногословный, Будивой разговорился (наверное, после сильных переживаний) и преподнес схватку с изгоями как эпическое сражение, в котором Сокол сыграл едва не главную роль. Волхвы в один голос заявили, что отрок явно пользуется покровительством самого Перуна — покровителя воинов, и прочили ему большое будущее. Сверстники теперь ходили за ним, как привязанные, единогласно признав его своим вожаком.

Все это не очень нравилось Соколу. Неожиданно свалившаяся на него популярность тяготила мальчика, который привык держаться несколько в стороне от детских забав под влиянием Чтибора, тайно обучавшего внука разным колдовским премудростям, предполагавшим отрешенность от всего земного. Поэтому он старался почаще уходить в лес на ловы. Но сегодня Сокол остался дома, чтобы приготовить хоть какую-то еду. Дедко вернется голодным, а он ведь уже старенький, и ему нужны силы. На отварах травок долго не протянешь, это Сокол точно знал. Поэтому кроме кулаги он почистил несколько больших рыбин, чтобы поджарить их на сковородке по возвращению Чтибора.

Рыбу принес Бажен, рыбачивший с отцом на зорьке. Улов, как обычно, был богатым, и Бажен щедро поделился с другом.

Из головы у Сокола не выходило обещание Будивоя отковать ему меч. Он не знал — верить ему обещанию кузнеца, или тот дал его под влиянием победы над бойниками. Зайти в кузницу мальчик не решался — Будивой не любил посторонних, особенно мальчишек, которые совали свои длинные носы куда не следует. А как долго будет продолжаться процесс ковки меча, он не знал.

— Эй, Сокол, тебя зовут! — вдруг раздался едва не над ухом звонкий мальчишеский голос.

Сокол резко обернулся и увидел сына кнеза, которого звали Яролад. Его имя было несколько необычным для полян; Доброгаст назвал первенца в честь своего побратима-руса. Яролад почему-то всегда относился к Соколу с ревностью, а в связи с последними событиями и вовсе начал тайно ненавидеть.

До сражения с бойниками именно Яролад верховодил отроками; его власть признавали и более старшие мальчики. Но все изменилось в одночасье, и сын кнеза вдруг оказался на вторых ролях. От этого он гневился, постоянно задирал Сокола, но тот не велся на провокации, понимая, что стычка с Яроладом до добра не доведет. Доброгаст тщательно оберегал не только свой авторитет среди членов рода, но и старался, чтобы сын унаследовал от него все качества, необходимые вождю.

Яролад получил меч уже в двенадцать лет — когда волхвы совершали над ним обряд посвящения. Чтобы обучить сына владеть белым оружием, Радогаст нанял одного из лучших мечников-русов. И нужно сказать, Яролад преуспел в этом нелегком деле. Мальчики поселения упражнялись на деревянных мечах и палках, зарабатывая синяки и ссадины, а сын кнеза бился настоящим оружием и часто с горделивым видом показывал царапины, которые время от времени наносил его учитель-рус, тем самым подчеркивая, что он уже почти взрослый воин и стоит на голову выше своих сверстников. Конечно, царапины были случайными, но от этого их ценность не становилась меньшей.

— Кто? — осторожно спросил Сокол, не спуская настороженных глаз с Яролада.

Не исключено, что сын кнеза в очередной раз придумал какой-нибудь злой розыгрыш, чтобы унизить Сокола.

— Кузнец, Будивой.

— Не врешь?

— Чего ради? — удивился Яролад. — Ты же сам знаешь, что с Будивоем шутки плохи. Не посмотрит, что я сын кнеза…

Сокол согласно кивнул — все верно. Будивой был суров со всеми. Он мог отстегать вицей^[36] даже Яролада. И ничего ему за это не было бы. Будивоя все побаивались из-за его ремесла, от которого попахивало колдовством.

Рождение звонкого металла из бурых камней было сродни чуду. К тому же вещи, выходившие из-под молота кузнеца, были просто превосходными. Терять такого выдающегося мастера Доброгаст не рискнет, ведь обиженный Будивой может запросто уйти в другой род. Вольного человека не остановишь. Тем более, что он не привязан к поселению кровными узами.

Быстро подхватившись на ноги, Сокол помчался сломя голову в кузнечную мастерскую. Внутри нее приятно пахло горьковатым древесным дымом и металлической окалиной, а жаркое пламя горна завораживало. Будивой что-то ковал, и в полутьме кузницы его угрюмое лицо, освещенное красными языками пламени, казалось ликом демонического божества.

Сокол остановился на пороге мастерской, не решаясь заговорить первым — процесс ковки нельзя прерывать. Это он точно знал. Наконец Будивой закончил работу и сунул длинную полоску разогретого докрасна металла в бочку с водой. В бочке зашипело, словно там находился клубок рассерженных змей, над ней поднялось облако пара, и кузнец, довольно крякнув, сказал:

— Что стоишь, словно засватанная красная девица? Ты у меня желанный гость. Проходи. Туда…

Он указал на дальний конец кузницы, где возле крохотного оконца находились стол и два колченогих табурета. Сокол молча повиновался. Будивой подошел к столу, взял сверток, развернул грубую холстину, и перед взором мальчика появился редкой красоты меч.

— Держи обещанное, — буднично сказал кузнец и, держа меч в обеих руках, передал его Соколу.

Мальчик принял дар кузнеца с огромным волнением. Он — обладатель меча! Это возвышало его не только над сверстниками, но и вообще над многими юношами из поселения.

Сокол с благоговением принялся рассматривать богатый дар Будивоя. И сильно удивился — меч был сработан, конечно же, на совесть, но из какого-то странного голубоватого железа. Мало того, по всему клинку шли диковинные узоры. Кузнец понял его состояние и буднично сказал:

— Этот меч я сделал из небесного металла. Нашел в Ведьмином болоте. Дай-ка его мне…

Будивой взял в руки меч, коротко размахнулся и, к ужасу Сокола, рубанул им по железному бруску, который распался на две половинки.

— Гляди, — довольно осклабившись, сказал кузнец, показывая Соколу лезвие меча. — Ни единой зазубрины! Супротив этого клинка не устоят даже мечи варягов. — Тут он снова принял свой обычный мрачный вид и продолжил: — Ну, а ножны ты уж сам сделаешь. Мне недосуг…

Мальчик не шел домой, а летел — как та птица, от которой он получил свое имя. Меч был завернут в кусок холстины — дабы чей-нибудь недобрый взгляд не сглазил столь ценный подарок кузнеца. Ему предстояла сложная, но приятная задача — изготовить ножны. Для этого у Чтибора был запас материалов, и Сокол знал, где он хранится. Старый кобник будто предвидел, что у его внука будет меч, и припас все необходимое для богатых ножен.

Первым делом Сокол начал делать основу для ножен. Он взял две высушенные до звонкости тонкие дощечки, сделанные из древесины старого ясеня, и подогнал их под размер меча, вырезал стамеской углубление для клинка. После этого он отшлифовал углубление мелким песком и старательно стер оставшиеся песчинки, чтобы они впоследствии не царапали клинок меча.

Затем Сокол покрыл углубление прочным рыбьим клеем — чтобы сталь не истирала внутреннюю поверхность ножен и чтобы ничто не задерживало меч, когда нужно будет обнажить его как можно быстрее. Подождав, пока клей немного подсохнет, он склеил обе половинки заготовки, обвязал их тонкой бечевой и подвесил над печкой сушиться.

Сокол едва дождался, пока клей сделает свое дело. Он был уникальным, сделанным по тайному рецепту Чтибора. Клей очень быстро сох, не загнивал, не покрывался плесенью и обладал чрезвычайной прочностью.

Но мальчик не сидел сложа руки. Сокол начал подгонять бронзовый наконечник для будущих ножен. Видимо, он оказался среди трофеев дружины кнеза, и при распределении воинской добычи за ненадобностью его отдали старому кобнику.

Наконечник был очень красив, а главное — на нем неведомый мастер искусно отчеканил падающего с небес сокола, который атаковал свою жертву. Похоже, дедко взял себе наконечник именно из-за этого изображения. Да и отдали его Чтибору только потому, что на нем была изображена эта птица.

Ножны, для которых предназначался наконечник, были несколько ýже, и Сокол, изготовив дубовый клин, начал осторожно вбивать его в устье предварительно нагретого на сковородке наконечника. Добившись нужного размера, он начал шлифовать поверхность деревянной заготовки, чтобы мельчайшие неровности не выступили на коже, которой будут обтянуты ножны.

Перед тем как покрыть кожей деревянный каркас ножен, Сокол установил шнурки — под перевязь, чтобы она не слетала. Он обмотал их вокруг заготовки и закрепил клеем. А затем намочил в солевом растворе кусок хорошо вычиненной дубленой кожи, предварительно проколов отверстия под сшивку, и начал стягивать его края вощеной льняной нитью двумя иглами. Закончив обтяжку, он обметал нитью и кожаное устье ножен. Обычно его делали металлическим, но Соколу не хотелось, чтобы при извлечении меча раздавался лязг.

Ему оставалось сделать ремни перевязи, когда в жилище спустился по лесенке дедко. В руках у него была корзина, доверху наполненная корешками. Увидев на столе меч, старый кобник невольно ахнул. Как раз в этот момент солнечный луч проник через небольшое оконце и осветил клинок, который неожиданно заискрился, заиграл разными цветами.

— Откуда это чудо?! — удивленно спросил старик.

— Подарок кузнеца, — важно ответил Сокол.

Он уже говорил Чтибору о намерении Будивоя подарить ему меч, но, похоже, старик пропустил его слова мимо ушей. А может, не поверил.

Чтибор взял в руки меч, махнул им, и в жилище раздался тихий свист.

— Знатный подарок… — Чтибор с уважительной осторожностью положил меч на стол. — Но лучше бы кузнец этого не делал.

— Почему?!

— А потому, что сбывается пророчество… — Старик нахмурился и тяжело вздохнул.

— О чем ты, дедко?! Какое пророчество?

— Теперь уже можно сказать… При твоем рождении по Днепру пронесся страшный огненный вихрь. Такого чуда даже никому из самых древних стариков видеть не приходилось. И тогда ведунья Жива стала как безумная и начала вещать, что день, когда ты получишь меч, станет для тебя роковым. Подхваченный вихрем судьбы, ты унесешься в дальние края, где ждут тебя трудные испытания и слава великая.

— Дедко, я не собираюсь тебя бросать! Что мне делать в чужих краях? Здесь я родился и здесь буду жить всегда.

— Ах, Сокол… — Чтибор сокрушенно покачал седой головой. — Человек не может противиться воле богов. Он песчинка в их ладонях. А старая Жива никогда не ошибается. Боги наделили ее великим даром доносить до людей их волю.

— Жива…

Сокол невольно вздрогнул, вспомнив уродливую старуху. Она была горбатая и ходила, опираясь на клюку. Ее длинные седые патлы всегда были растрепаны, а взгляд имел какое-то дикое выражение.

Жива ходила, никого не замечая, и народ при виде ведуньи торопился уступить ей дорогу, а то и сбежать куда подальше. Все боялись ее пророчеств, которые нередко были страшными. Но самое худое заключалось в том, что они сбывались! Если предсказания других ведуний были туманными и почти всегда благостными, то Жива была предельно конкретна и рубила с плеча ужасные вещи, о которых лучше бы и не знать. Да и ведание ее было страшным. Она вдруг ни с того ни с сего падала на землю и, подкатив под лоб безумные глаза, начинала биться в корчах, что-то бессвязно выкрикивая. При этом изо рта у нее шла пена. Это состояние длилось недолго. Спустя небольшой промежуток времени старуха затихала, а затем, кряхтя и скрипя суставами, поднималась, созывала народ и говорила свои пугающие откровения.

У многих женщин поселения был ДАР, но Духовиц, которые могли осуществлять связь между землей и небесами, можно было сосчитать по пальцам. Духовицы ведали большие тайны, неподвластные обычному человеческому разуму. Они были мудры, предсказывали будущее и нередко лечили людей посредством своих магических сил. Но ведовские способности Живы были просто потрясающими.

Дедко занялся своими корешками, а Сокол продолжил заниматься мечом — начал делать перевязь. Ремни у него были — прочные, добротные, из хорошо вычиненной кожи тура. Осталось лишь вырезать их в размер. Конечно, у дружинников кнеза перевязи были богато украшены серебряными заклепками и чеканными фигурками зверей и птиц, но по бедности Сокол мог позволить себе лишь выжигание на коже, что требовало определенной сноровки. Но мальчик уже освоил этот процесс, поэтому дело у него спорилось.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

34

Канопка — посуда наподобие современной кружки.

35

Корчага — огромный сосуд, сделанный из глины. Функций у корчаги было много. В ней разогревали воду, варили пиво и квас, брагу, и даже кипятили одежду. По форме корчага напоминала горшок или кувшин, с обязательной ручкой. У корчаги для варки пива, хранения кваса или воды имелось отверстие, закрываемое пробкой. Объем корчаги мог быть различным — от 6 до 24 л.

36

Вица — крученая, иногда свитая в два и три прута хворостина, для связки, скрутки, скрепы.