Неточные совпадения
— И хорошо еще, если он глубоко, искренно верил тому, что гибель тех, кого губил он, нужна, а если же к тому он искренно не верил в то, что
делал… Нет, нет! не дай мне видеть тебя за ним, — вскричал он, вскочив и
делая шаг назад. — Нет, я отрекусь от тебя, и если Бог покинет меня силою терпенья, то… я ведь еще про всякий случай врач и своею собственною
рукой выпишу pro me acidum borussicum. [для себя прусскую кислоту (лат.).]
— Ах ты, кум! — Горданов пожал плечами и комически проговорил, — вот что общество так губит: предрассудкам нет конца! Нет, лучше поближе, а не подальше! Иди сейчас к генералу, сию же минуту иди, и до моего приезда умей снискать его любовь и расположение. Льсти, лги, кури ему, — словом,
делай что знаешь, это все нужно — добавил он, пихнув тихонько Висленева
рукой к двери.
Мы лезем на места, не пренебрегаем властью, хлопочем о деньгах и полагаем, что когда заберем в
руки и деньги, и власть, тогда
сделаем и „общее дело“… но ведь это все вздор, все это лукавство, никак не более, на самом же деле теперь о себе хлопочет каждый…
Висленев никогда никому не говорил настоящей причины, почему он женился на Алине Фигуриной, и был твердо уверен, что секретную историю о его рукописном аманате знает только он да его жена, которой он никому не хотел выдать с ее гнусною историей, а нес все на себе, уверяя всех и каждого, что он женился из принципа, чтоб освободить Алину от родительской власти, но теперь, в эту минуту озлобления, Горданову показалось, что Иосаф Платонович готов
сделать его поверенным своей тайны, и потому Павел Николаевич, желавший держать себя от всего этого в стороне, быстро зажал себе обеими
руками уши и сказал...
Горданов, вскочивший в то мгновение, когда Висленев
сделал к нему последний шаг, и стоявший с насупленными бровями и со стулом в
руке во все время произнесения Висленевым последних ожесточенных слов, при виде последующего припадка, бросил стул и, налив из графина стакан воды, выплеснул его издали на голову несчастного мученика.
— Господа! — сказал он им, — то, что со мною сделалось, превыше всякого описания, но я не дурак, и знаю, что с воза упало, то пропало. Ни один миллионер не махал так равнодушно
рукой на свою потерю, как махнул я на свое разорение, но прошу вас, помогите мне,
сделайте милость, стать опять на ноги. Я
сделал инвентарь моему имуществу — все вздор!
Кишенский пометил это сообщение «к сведению»,
сделал из него выметочку себе в записную книжку и, перейдя в другую редакцию, помещавшуюся уже не в казенном доме, начертал: «Деятель на все
руки».
Форова подошла и стала молча за плечом хозяйки. Подозеров сидел на земляной насыпи погреба и, держа в левой
руке своей худую и бледную ручку глухонемой Веры, правою быстро говорил с ней глухонемою азбукой. Он спрашивал Веру, как она живет и что
делала в то время, как они не видались.
Подозеров нагнулся и с чувством поцеловал обе
руки Александры Ивановны. Она
сделала было движение, чтобы поцеловать его в голову, но тотчас отпрянула и выпрямилась. Пред нею стояла бледная Вера и положила обе свои
руки на голову Подозерова, крепко прижала его лицо к коленам мачехи и вдруг тихо перекрестила, закрыла ладонью глаза и засмеялась.
Проводив Подозерова, Глафира вернулась на балкон, где застала Водопьянова. «Сумасшедший Бедуин» теперь совсем не походил на самого себя: он был в старомодном плюшевом картузе, в камлотовой шинели с капюшоном, с камфорной сигареткой во рту и держал в
руке большую золотую табакерку. Он махал ею и,
делая беспрестанно прыжки на одном месте, весь трясся и бормотал.
— Способствовать всем плутням, но не допускать ничего крупного, а, главное, передать моего старика совсем в
руки Казимиры. Ты едешь? Ты должен ехать. Я дам тебе денег. Иначе… ты свободен
делать что хочешь.
Ларисе еще представлялась полная возможность тихо разбудить тетку, но она этого не
сделала. Мысль эта отошла на второй план, а на первом явилась другая. Лара спешною
рукой накинула на себя пеньюар и, зайдя стороной к косяку окна, за которым метался Горданов, тихо ослабила шнурок, удерживавший занавеску.
— Пустите меня! нас непременно увидят… — чуть слышно прошептала Лара, в страхе оборачивая лицо к двери теткиной комнаты. Но лишь только она
сделала это движение, как, обхваченная
рукой Горданова, уже очутилась на подоконнике и голова ее лежала на плече Павла Николаевича. Горданов обнимал ее и жарко целовал ее трепещущие губы, ее шею, плечи и глаза, на которых дрожали и замирали слезы.
Александра Ивановна вздрогнула,
сделала два шага к Вере и, торопливо озираясь, сказала
рукой...
—
Сделайте одолжение, приказывайте, — отвечал сухо Горданов, подправляя
рукой загиб своего мехового воротника.
Горданов каждое мгновение ждал, что она упадет, но она одолела себя и,
сделав над собою последнее отчаянное усилие, одним прыжком перелетела на средину комнаты, но здесь упала на пол с замершими в ее
руках лацканами его щегольской бобровой курточки.
Послышался шорох, и две женские фигуры в обеих смежных комнатах встали и двинулись: Лариса скользнула к кровати Подозерова и положила свою трепещущую
руку на изголовье больного, а Александра Ивановна
сделала шаг на средину комнаты и, сжав на груди
руки, произнесла...
— Я так хочу!.. Оставьте! — простонала Лариса и, обвив
руками шею Подозерова, робко нашла устами его уста. Подозеров
сделал невольное, хотя и слабое, усилие отвернуться: он понял, что за человек Лариса, и в душе его мелькнуло… презрение к невесте.
В походке, которою майорша приближалась к пришедшим, легко можно было заметить наплыв новых, овладевших ею волнений. Она тронулась тихо и шагом неспешным, но потом пошла шибче и наконец побежала и, схватив за
руку попадью, остановилась, не зная, что
делать далее.
Теперь здесь, в спиритском кружке Парижа, он делался monsieur Borné, что ему тоже, конечно, не было особенно приятно, но на что он вначале не мог возразить по обязанности притворяться не понимающим французского языка, а потом… потом ему некогда было с этим возиться: его заставили молиться «неведомому богу»; он удивлялся тому, что чертили медиумы, слушал, вдохновлялся, уразумевал, что все это и сам он может
делать не хуже добрых людей и наконец, получив поручение, для пробы своих способностей, вопросить духов: кто его гений-хранитель? начертал бестрепетною
рукой: «Благочестивый Устин».
И Висленев, сложив кисть левой
руки чайничком,
сделал вид, как будто что-то наливает; но в это время колесо вагона подпрыгнуло и запищало на переводной стрелке и собеседники, попятясь назад, подались в глубь своих мягких кресел.
Иногда только ему входило в голову, что она, может быть, и в мысли не имела доносить на то, что он
сделал чайником
руку, а просто упустила поезд.
Поэтому, когда Висленев, коснувшись в разговоре с нею опасности, какую имеет для нее пребывание в живых племянника ее мужа, ничего не значащего кавалериста Кюлевейна, выговорил: «а если его… того?» и при этом
сделал выразительный знак кистью
руки, согнутой в виде чайничка, Глафире сделалось невыносимо противно, что ее проник и понял этот глубоко презираемый ею monsieur Borné, сохраняемый и приготовляемый ею хотя и на самую решительную, но в то же время на самую низкую послугу.
— Фу, боже мой, что
делает этот дурак, является в город таким полосатым шутом? — воскликнула с негодованием Глафира и, опустив переднее стекло экипажа, дернула Жозефа за
руку и спросила его по-французски: на что это он
делает?
Подойдя к двери, она на минуту остановилась и, прежде чем взяться за ручку, насупила брови и еще раз продумала: хорошо ли она это
делает? Но, вероятно, по ее расчетам выходило хорошо, потому что она сказала в успокоение себе: «Вздор! все они здесь на ножах, и в ложке воды готовы потопить друг друга. Кураж, Глафира, кураж, и хотя вы, Павел Николаевич, загарантировались, но на всякого мудреца бывает довольно простоты!» — и с этим она смелою
рукой пожала белую пуговку звонка.
Грегуар на это было возразил, что и он, «как отец», тоже имеет свои права и может пробовать, но, получив ответ, что он «не отец, а только родитель», отступил и, махнув
рукой, оставил жене
делать с сыном, что ей угодно.
Горданов было
сделал вслед за нею нетерпеливое движение, но Глафира удержала его за
руку и сказала...
Форов мог
сделать Висленеву что-нибудь худшее, но Подозеров отвлек его за
руку и, шепнув: «не марайте
руки, Филетер Иваныч», добавил, что он едет сию же минуту назад в деревню и просит с собой Форова.
Синтянина посмотрела на него долгим, пристальным взглядом и сказала, подчеркивая свои слова, что она всегда
делает только то, на что имеет право, и находит себя и теперь в праве заметить ему, что он поступает очень неосторожно, вынув из-за перевязи свою раненую
руку и действуя ею, как здоровою.
— Ты поняла? — спросила она,
сделав над ухом Синтяниной трубку из своих холодных ладоней. Та сжала ей в ответ
руки.
Висленев решительно не мог отвязаться от этого дурака, который его тормошил, совал ему в
руки свайку и наконец затеял открытую борьбу, которая невесть чем бы кончилась, если бы на помощь Жозефу не подоспели мужики, шедшие
делать последние приготовления для добывания живого огня. Они отвели дурака и за то узнали от Жозефа, что вряд ли им удастся их дело и там, где они теперь расположились, потому что Михаил Андреевич послал ночью в город просить начальство, чтоб их прогнали из Аленнина Верха.
— Ах, Саша, что ты
делаешь! — отозвалась Лариса и поспешно сама поцеловала ее
руки.
Полуобнаженные женщины в длинных рубахах, с расстегнутыми воротниками и лицами, размазанными мелом, кирпичом и сажей; густой желто-сизый дым пылающих головней и красных угольев, светящих из чугунков и корчажек, с которыми огромная толпа мужиков ворвалась в дом, и среди этого дыма коровий череп на шесте, неизвестно для чего сюда попавший, и тощая вдова в саване и с глазами без век; а на земле труп с распростертыми окоченевшими
руками, и тут же суетящиеся и не знающие, что
делать, гости.
Первая пришла в себя Глафира: она
сделала над собой усилие и со строгим лицом не плаксивой, но глубокой скорби прошла чрез толпу, остановилась над самым трупом мужа и, закрыв на минуту глаза
рукой, бросилась на грудь мертвеца и… в ту же минуту в замешательстве отскочила и попятилась, не сводя взора с раскачавшихся
рук мертвеца.
Увидев мачеху, девочка
сделала усилие улыбнуться и, соскользнув с
рук несших ее людей, кинулась к ней и стала быстро говорить своею глухонемою азбукой.
Вокруг гроба пустое, свободное место: Глафира оглядывалась и увидала по ту сторону гроба Горданова. Он как будто хотел ей что-то сказать глазами, как будто звал ее скорее подходить или, напротив, предостерегал не подходить вовсе — не разберешь. Меж тем мертвец ждал ее лежа с закрытым лицом и с отпущением в связанных платком
руках. Надо было идти, и Глафира
сделала уже шаг, как вдруг ее обогнал пьяный Сид; он подскочил к покойнику со своими «расписками» и начал торопливо совать ему в
руки, приговаривая...
Это тоже была истинная правда: Горданов, действительно, был сильно болен и в первый же день ареста требовал ампутации пораженной
руки. Ввиду его крайне болезненного состояния допросом его не обременяли, но ампутацию
сделали. Он был тверд и, пробудясь от хлороформа после операции, спокойно взглянул на свою коротенькую
руку. Ввечеру осторожный смотритель сказал Горданову, что его непременно хочет видеть Ропшин. Горданов подумал и сказал...
«До последнего конца своего (читал генерал) она не возроптала и не укорила Провидение даже за то, что не могла осенить себя крестным знамением правой
руки, но должна была
делать это левою, чем и доказала, что у иных людей, против всякого поверья, и с левой стороны черта нет, а у иных он и десницею орудует, как у любезного духовного сына моего Павла Николаевича, который пред смертью и с Богом пококетничал.
«Андрей Иваныч! Я знал и знаю, что моя жена любит вас с тою покойною глубиной, к которой она способна и с которою
делала все в своей жизни. Примите ее из
рук мертвеца, желающего вам с нею всякого счастия. Если я прав и понимаю ваши желания, то вы должны прочесть ей вслух это мое письмо, когда она вам его передаст».