Неточные совпадения
— Нечего и думать. Я задохнуть в канцелярии, заглушу и последние мои способности,
если они только есть у меня, из меня выйдет ограниченный человек и неспособный чиновник, вот и все.
Если начинать работать на избранном поприще, то надо относиться к нему с любовью, вступать на него со свежими силами,
а не покрытым канцелярскою пылью, заеденным бумажною формалистикою… И не говорите, ни за
что, ни за
что!
— Все же, — ораторствовала Ольга Петровна в салонах губернских дам, — она наша, из бюрократии (Ольга Петровна никогда не говорила чиновник,
а заменяла это слово словом бюрократ), дочь надворного советника, ведет себя уже с полгода прекрасно, скромно,
а если что и было там,
а l'étranger… ca ne nousregarde pas…
—
А если я не могу удержаться!
Если я боюсь за тебя, боюсь,
что ты увлечешься. Княжна, видимо, обратила на тебя свое внимание. Не далее как сегодня, после чаю, она здесь мне призналась,
что ты ей очень нравишься,
что ты, видимо, умный, недюжинный человек.
— Именно какое дело? — продолжал он.
Если ты думаешь,
что в наших отношениях не играет роль с моей стороны никакое чувство,
если ты полагаешь,
что мизерною подачкою в Москву ты купила меня, то поздравляю тебя с такою победою,
а себя с таким твоим лестным мнением о моей особе.
— Я не желаю компрометировать ни тебя, ни себя, — заметил он ей, — не все поймут то горячее чувство, которое я питаю к тебе,
а догадавшись о нашей связи, могут истолковать ее в дурную сторону для тебя и особенно для меня. Люди злы,
а нам с ними жить. Мне даже делать между ними карьеру.
Если ты любишь меня, то наша связь останется по-прежнему тайной. Поверь мне,
что это даже пикантнее. При настоящей полной моей и твоей свободе тайна ни чуть ни стеснительна. Мы над нею господа. Так ли, моя дорогая?
—
А то,
что если бы княжна Маргарита Дмитриевна захотела, —
а она, кажется, этого совсем не прочь, — то господин Шатов охотно бы уступил вас своему другу, не из чувства дружбы к нему,
а из чувства любви к вашей сестре.
Если же бы, к довершению всего, вы на это согласились, то счастливее человека,
чем господин Карнеев, трудно было бы и сыскать.
— Я могу дать только княжеское честное слово, которое едва ли удовлетворит князя и княгиню Гариных,
если они будут судить по себе,
а потому я ограничиваюсь тем,
что просто изъявляю согласие.
Несчастный, он думал,
что с окончанием суда над княжной прекратятся его мучения,
что вердикт присяжных над его сообщницей спасет его от возмездия, оградит его от прошлого непроницаемой стеной:
что если он сам и не забудет его, то никто не осмелится ему о нем напомнить,
что все концы его преступлений похоронены в могиле княгини и так же немом как могила сердце каторжницы-княгини,
а между тем…
— Я докладывал, но они сказали,
что они знают; да у них до вас особенное дело, личное,
а потом добавили: я буду в шесть часов, попроси барина подождать меня; иначе он завтра же раскается,
если не примет меня. Он меня знает хорошо.
—
А если и женится там на какой-нибудь голой княжне или графине, пусть. Нам за приданым не гнаться стать. Сами капитал десятками миллионов считаем, — говорил Николай Никандрович лицам, выражавшим опасение,
что Сергей Николаевич срубит себе дерево не по плечу.
Княжна Софья Васильевна была худенькая, болезненная, невзрачная блондинка, послушная, безответная, недалекая по уму, но с добрым сердцем. Ей шел уже двадцать пятый год — она,
что называется засиделась. Надо, впрочем, сказать,
что и ранее на ее руку являлось мало претендентов,
а если и были таковые, то они метили на приданое,
что далеко не входило в расчеты ее родителей — этих только кажущихся богачей.
После похорон мужа она около месяца почти совершенно не бывала у Гиршфельда,
а если и заезжала, то всегда на минуту, с каким-то растерянным видом, спеша к детям, к сиротам, как она с особым ударением называла их. Затем, хотя посещения ее участились, но она все-таки была совсем другая, нежели прежде, и Николай Леопольдович уловил несколько брошенных ею не него взглядов, сильно его обеспокоивших. Из них он заключил,
что она на что-то решилась, но это «что-то» скрывает от него.
Вы мне недавно говорили,
что она сказала вам, между прочим,
что не ручается за то,
что может увлечься, следовательно вам прямой расчет держать ее в руках вашими средствами,
а вы потеряете над нею эту силу,
если вполне ее обеспечите.
— Словом, вы чураетесь меня, как прокаженной, — медленно продолжала Александра Яковлевна, — и
если явились ко мне выразить ваше согласие на брак с вашим сыном и даже просите моей руки, то это только потому,
что я сумела сделать для вашего сына вопрос обладания мною вопросом жизни и смерти. Ко мне приехала не княгиня Гарина,
а мать, не желающая потерять своего единственного сына и выбравшая между его смертью и женитьбой на актрисе из этих зол меньшее.
Нечего и говорить,
что они все были в пользу Гиршфельда. Они вместе с князем Шестовым даже,
что называется, переусердствовали. Князь прямо заявил,
что он считает Николая Леопольдовича честнейшим человеком и своим благодетелем и,
если давал против него показания на предварительном следствии, то делал это по наущению барона Розена,
а жалобы писал прямо под его диктовку. Почти тоже самое подтвердила и Зыкова.
— Позвольте, гг. присяжные заседатели, — говорил он, — утверждают,
что я будто хотел надуть даже самого Гиршфельда, т. е. как это хотел — я положительно не понимаю —
если бы я хотел, то и надул бы. Это не так трудно! Говорят далее,
что будто бы я знал,
что дело Луганского ведется незаконно, преступно, но помилуйте, гг. присяжные,
если бы я это знал, я взял бы с Гиршфельда не пять,
а пятьдесят тысяч…
Слушая то Софью Васильевну, то Колосова, Нехлюдов видел, во-первых, что ни Софье Васильевне ни Колосову нет никакого дела ни до драмы ни друг до друга,
а что если они говорят, то только для удовлетворения физиологической потребности после еды пошевелить мускулами языка и горла; во-вторых, то, что Колосов, выпив водки, вина, ликера, был немного пьян, не так пьян, как бывают пьяны редко пьющие мужики, но так, как бывают пьяны люди, сделавшие себе из вина привычку.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только,
что близко;
а вы вообразите себе,
что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня,
если б мог прижать вас в свои объятия.
Аммос Федорович.
А черт его знает,
что оно значит! Еще хорошо,
если только мошенник,
а может быть, и того еще хуже.
Городничий (с неудовольствием).
А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что?
а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да
если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую.
А если что не так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
Купцы. Ей-ей!
А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой.
А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом,
а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»