Неточные совпадения
— Даром деньги на франкировку письма истратили. Гм… по крайней мере простодушны и искренны,
а сие похвально! Гм… генерала же Епанчина знаем-с, собственно потому,
что человек общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который вас в Швейцарии содержал, тоже знавали-с,
если только это был Николай Андреевич Павлищев, потому
что их два двоюродные брата. Другой доселе в Крыму,
а Николай Андреевич, покойник, был человек почтенный и при связях, и четыре тысячи душ в свое время имели-с…
Да
если и пошел, так потому,
что думал: «Всё равно, живой не вернусь!»
А обиднее всего мне то показалось,
что этот бестия Залёжев всё на себя присвоил.
—
А то,
что если ты хоть раз про Настасью Филипповну какое слово молвишь, то, вот тебе бог, тебя высеку, даром
что ты с Лихачевым ездил, — вскрикнул Рогожин, крепко схватив его за руку.
А между тем,
если бы только ведали эти судьи,
что происходило иногда на душе у Ивана Федоровича, так хорошо знавшего свое место!
—
Если позволите, — сказал князь, — я бы подождал лучше здесь с вами,
а там
что ж мне одному?
А мне тогда же пришла в голову одна мысль:
а что,
если это даже и хуже?
— Вот
что, князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, —
если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться; только видите, я человек занятой, и вот тотчас же опять сяду кой-что просмотреть и подписать,
а потом отправлюсь к его сиятельству,
а потом на службу, так и выходит,
что я хоть и рад людям… хорошим, то есть… но… Впрочем, я так убежден,
что вы превосходно воспитаны,
что…
А сколько вам лет, князь?
— Да
что дома? Дома всё состоит в моей воле, только отец, по обыкновению, дурачится, но ведь это совершенный безобразник сделался; я с ним уж и не говорю, но, однако ж, в тисках держу, и, право,
если бы не мать, так указал бы дверь. Мать всё, конечно, плачет; сестра злится,
а я им прямо сказал, наконец,
что я господин своей судьбы и в доме желаю, чтобы меня… слушались. Сестре по крайней мере всё это отчеканил, при матери.
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие дела не совались. И, однако, до сих пор всё тем только у нас в доме и держится,
что последнего слова еще не сказано,
а гроза грянет.
Если сегодня скажется последнее слово, стало быть, и все скажется.
Если б он знал, например,
что его убьют под венцом, или произойдет что-нибудь в этом роде, чрезвычайно неприличное, смешное и непринятое в обществе, то он, конечно бы, испугался, но при этом не столько того,
что его убьют и ранят до крови, или плюнут всепублично в лицо и пр., и пр.,
а того,
что это произойдет с ним в такой неестественной и непринятой форме.
—
А я добрая, — неожиданно вставила генеральша, — и,
если хотите, я всегда добрая, и это мой единственный недостаток, потому
что не надо быть всегда доброю.
А что,
если пять секунд!..
— Я хочу видеть! — вскинулась генеральша. — Где этот портрет?
Если ему подарила, так и должен быть у него,
а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не уходит. Позвать сейчас Гаврилу Ардалионовича! Нет, я не слишком-то умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение, князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите,
что посмотреть. Пожалуйста.
Да, еще: когда я спросил, уже взяв записку, какой же ответ? тогда она сказала,
что без ответа будет самый лучший ответ, — кажется, так; извините,
если я забыл ее точное выражение,
а передаю, как сам понял.
— В том,
что Настасья Филипповна непременно пойдет за вас и
что всё это уже кончено,
а во-вторых,
если бы даже и вышла,
что семьдесят пять тысяч вам так и достанутся прямо в карман. Впрочем, я, конечно, тут многого не знаю.
— Любил вначале. Ну, да довольно… Есть женщины, которые годятся только в любовницы и больше ни во
что. Я не говорю,
что она была моею любовницей.
Если захочет жить смирно, и я буду жить смирно;
если же взбунтуется, тотчас же брошу,
а деньги с собой захвачу. Я смешным быть не хочу; прежде всего не хочу быть смешным.
— Настасья-то Филипповна? Да она никогда и не живала у Большого театра,
а отец никогда и не бывал у Настасьи Филипповны,
если хотите знать; странно,
что вы от него чего-нибудь ожидали. Она живет близ Владимирской, у Пяти Углов, это гораздо ближе отсюда. Вам сейчас? Теперь половина десятого. Извольте, я вас доведу.
— Да вы
чего, ваше превосходительство? — подхватил Фердыщенко, так и рассчитывавший,
что можно будет подхватить и еще побольше размазать. — Не беспокойтесь, ваше превосходительство, я свое место знаю:
если я и сказал,
что мы с вами Лев да Осел из Крылова басни, то роль Осла я, уж конечно, беру на себя,
а ваше превосходительство — Лев, как и в басне Крылова сказано...
—
А если что-нибудь такое,
что и рассказать невозможно… при дамах, — робко заметил молчавший юноша.
— Да как тут доказать,
что я не солгу? — спросил Ганя. —
А если солгу, то вся мысль игры пропадает. И кто же не солжет? Всякий непременно лгать станет.
Одно только можно бы было заключить постороннему наблюдателю,
если бы таковой тут случился:
что, судя по всем вышесказанным, хотя и немногим данным, князь все-таки успел оставить в доме Епанчиных особенное впечатление, хоть и являлся в нем всего один раз, да и то мельком. Может быть, это было впечатление простого любопытства, объясняемого некоторыми эксцентрическими приключениями князя. Как бы то ни было,
а впечатление осталось.
— Пятьдесят рублей,
если выиграю, и только пять,
если проиграю, — объяснил вдруг Лебедев совсем другим голосом,
чем говорил доселе,
а так, как будто он никогда не кричал.
А о том,
что у вас опять здесь сладилось, я только вчера в вагоне в первый раз узнал от одного из твоих прежних приятелей, от Залёжева,
если хочешь знать.
А мне на мысль пришло,
что если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы стал, да и в весьма скором времени.
Раздумывая об этом мгновении впоследствии, уже в здоровом состоянии, он часто говорил сам себе:
что ведь все эти молнии и проблески высшего самоощущения и самосознания,
а стало быть и «высшего бытия», не
что иное, как болезнь, как нарушение нормального состояния,
а если так, то это вовсе не высшее бытие,
а, напротив, должно быть причислено к самому низшему.
А по-настоящему, выздоровлению родного сына,
если б он был, была бы, может быть, меньше рада,
чем твоему; и
если ты мне в этом не поверишь, то срам тебе,
а не мне.
— Да разве я один? — не умолкал Коля. — Все тогда говорили, да и теперь говорят; вот сейчас князь Щ. и Аделаида Ивановна и все объявили,
что стоят за «рыцаря бедного», стало быть, «рыцарь-то бедный» существует и непременно есть,
а по-моему,
если бы только не Аделаида Ивановна, так все бы мы давно уж знали, кто такой «рыцарь бедный».
Довольно того,
что он ее выбрал и поверил ее «чистой красоте»,
а затем уже преклонился пред нею навеки; в том-то и заслуга,
что если б она потом хоть воровкой была, то он все-таки должен был ей верить и за ее чистую красоту копья ломать.
— Тотчас же послать купить в город, Федора иль Алексея, с первым поездом, — лучше Алексея. Аглая, поди сюда! Поцелуй меня, ты прекрасно прочла, но —
если ты искренно прочла, — прибавила она почти шепотом, — то я о тебе жалею;
если ты в насмешку ему прочла, то я твои чувства не одобряю, так
что во всяком случае лучше бы было и совсем не читать. Понимаешь? Ступай, сударыня, я еще с тобой поговорю,
а мы тут засиделись.
Это, собственно, некоторое последствие нигилизма, но не прямым путем,
а понаслышке и косвенно, и не в статейке какой-нибудь журнальной заявляют себя,
а уж прямо на деле-с; не о бессмысленности, например, какого-нибудь там Пушкина дело идет, и не насчет, например, необходимости распадения на части России; нет-с,
а теперь уже считается прямо за право,
что если очень чего-нибудь захочется, то уж ни пред какими преградами не останавливаться, хотя бы пришлось укокошить при этом восемь персон-с.
— Господа, я никого из вас не ожидал, — начал князь, — сам я до сего дня был болен,
а дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о
чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения, только согласитесь, такой час… я предлагаю пойти со мной в другую комнату,
если ненадолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте…
Это была только слепая ошибка фортуны; они следовали сыну П. На него должны были быть употреблены,
а не на меня — порождение фантастической прихоти легкомысленного и забывчивого П.
Если б я был вполне благороден, деликатен, справедлив, то я должен бы был отдать его сыну половину всего моего наследства; но так как я прежде всего человек расчетливый и слишком хорошо понимаю,
что это дело не юридическое, то я половину моих миллионов не дам.
Ибо
что бы со мной было,
если бы П. не взял меня на воспитание,
а вместо меня заботился бы о своем сыне?“
По-моему, на меня далеко еще меньше десяти тысяч всего истрачено, но я положил десять тысяч, и, согласитесь сами,
что, отдавая долг, я никак не мог предлагать господину Бурдовскому более, даже
если б я его ужасно любил, и не мог уже по одному чувству деликатности, именно потому,
что отдавал ему долг,
а не посылал ему подаяние.
—
Если вы позволите, то я попросил бы у князя чашку чаю… Я очень устал. Знаете
что, Лизавета Прокофьевна, вы хотели, кажется, князя к себе вести чай пить; останьтесь-ка здесь, проведемте время вместе,
а князь наверно нам всем чаю даст. Простите,
что я так распоряжаюсь… Но ведь я знаю вас, вы добрая, князь тоже… мы все до комизма предобрые люди…
Я смотрел в окно на Мейерову стену и думал только четверть часа говорить и всех, всех убедить,
а раз-то в жизни сошелся… с вами,
если не с людьми! и
что же вот вышло?
— Во-первых, милый князь, на меня не сердись, и
если было
что с моей стороны — позабудь. Я бы сам еще вчера к тебе зашел, но не знал, как на этот счет Лизавета Прокофьевна… Дома у меня… просто ад, загадочный сфинкс поселился,
а я хожу, ничего не понимаю.
А что до тебя, то, по-моему, ты меньше всех нас виноват, хотя, конечно, чрез тебя много вышло. Видишь, князь, быть филантропом приятно, но не очень. Сам, может, уже вкусил плоды. Я, конечно, люблю доброту и уважаю Лизавету Прокофьевну, но…
Но оказывается,
что и быть не может,
а если быть не может, то для
чего она хочет тут расстроить?
— Во-вторых: ни слова о злобных мальчишках! Я просижу и проговорю с тобой десять минут; я пришла к тебе справку сделать (
а ты думал и бог знает
что?), и
если ты хоть одним словом заикнешься про дерзких мальчишек, я встаю и ухожу, и уже совсем с тобой разрываю.
— Не беспокойтесь, князь, — продолжал воспламененный Коля, — не ходите и не тревожьте его, он с дороги заснул; он очень рад; и знаете, князь, по-моему, гораздо лучше,
если вы не нынче встретитесь, даже до завтра отложите,
а то он опять сконфузится. Он давеча утром говорил,
что уже целые полгода не чувствовал себя так хорошо и в силах; даже кашляет втрое меньше.
—
А мне кажется, Николай Ардалионович,
что вы его напрасно сюда перевезли,
если это тот самый чахоточный мальчик, который тогда заплакал и к себе звал на похороны, — заметил Евгений Павлович, — он так красноречиво тогда говорил про стену соседнего дома,
что ему непременно взгрустнется по этой стене, будьте уверены.
«Лихорадка, может быть, потому
что нервный человек, и всё это подействовало, но уж, конечно, не струсит. Вот эти-то и не трусят, ей-богу! — думал про себя Келлер. — Гм! шампанское! Интересное, однако ж, известие. Двенадцать бутылок-с; дюжинка; ничего, порядочный гарнизон.
А бьюсь об заклад,
что Лебедев под заклад от кого-нибудь это шампанское принял. Гм… он, однако ж, довольно мил, этот князь; право, я люблю этаких; терять, однако же, времени нечего и…
если шампанское, то самое время и есть…»
— Ни-ни, я имею свои причины, чтобы нас не заподозрили в экстренном разговоре с целью; тут есть люди, которые очень интересуются нашими отношениями, — вы не знаете этого, князь? И гораздо лучше будет,
если увидят,
что и без того в самых дружелюбнейших,
а не в экстренных только отношениях, — понимаете? Они часа через два разойдутся; я у вас возьму минут двадцать, ну — полчаса…
— Это не так-с! У нас, князь, полчаса тому составился уговор, чтобы не прерывать; чтобы не хохотать, покамест один говорит; чтоб ему свободно дали всё выразить,
а потом уж пусть и атеисты,
если хотят, возражают; мы генерала председателем посадили, вот-с!
А то
что же-с? Этак всякого можно сбить, на высокой идее-с, на глубокой идее-с…
Что в виде пробы, то это опять несомненно; ибо
если бы только для гастрономической вариации, то цифра шесть была бы слишком ничтожною: почему только шесть нумеров,
а не тридцать?
Но странно, когда смотришь на этот труп измученного человека, то рождается один особенный и любопытный вопрос:
если такой точно труп (
а он непременно должен был быть точно такой) видели все ученики его, его главные будущие апостолы, видели женщины, ходившие за ним и стоявшие у креста, все веровавшие в него и обожавшие его, то каким образом могли они поверить, смотря на такой труп,
что этот мученик воскреснет?
Между тем он продолжал всё сидеть и всё смотрел на меня с тою же усмешкой. Я злобно повернулся на постели, тоже облокотился на подушку и нарочно решился тоже молчать, хотя бы мы всё время так просидели. Я непременно почему-то хотел, чтоб он начал первый. Я думаю, так прошло минут с двадцать. Вдруг мне представилась мысль:
что,
если это не Рогожин,
а только видение?
Но
если я и не признаю суда над собой, то все-таки знаю,
что меня будут судить, когда я уже буду ответчиком глухим и безгласным. Не хочу уходить, не оставив слова в ответ, — слова свободного,
а не вынужденного, — не для оправдания, — о нет! просить прощения мне не у кого и не в
чем, —
а так, потому
что сам желаю того.
А если так, то как же будут судить меня за то,
что я не мог понять настоящей воли и законов провидения?
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля!
Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день;
а на другой день Александра и папаша сказали мне,
что я сама не понимаю,
что вру и какие слова говорю.
А я им тут прямо отрезала,
что я уже всё понимаю, все слова,
что я уже не маленькая,
что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.